Ричард Пайпс - Русская революция. Агония старого режима. 1905-1917
Завершив образование, Столыпин поступил на службу в министерство внутренних дел. В 1889 году он был направлен в Ковно (бывшая польско-литовская территория), где находилось имение его жены, О.Б.Нейдгарт, принадлежавшей к высшему обществу. Здесь он провел тринадцать лет (1889— 1902), исполняя должность предводителя дворянства (должность, назначаемая в этой области) и посвящая свободное время усовершенствованиям в поместье жены и изучению земледелия.
Годы, проведенные в Ковно, решающе повлияли на образ мыслей Столыпина. В западных губерниях России, где не знали общинного землевладения, полноправным хозяином земли был крестьянин. Сравнивая значительно лучшее положение сельского населения здесь с положением в центральной России, Столыпин готов был согласиться с теми, кто видел в общинном землевладении главное препятствие развитию села; а поскольку благосостояние села — главное условие устойчивости государства, то для сохранения в России закона и порядка, считал он, потребуется упразднить общинный уклад в деревне. Общинное землевладение во многих отношениях препятствовало улучшению экономических условий жизни крестьянства. Постоянные земельные переделы лишали крестьян заинтересованности в повышении плодородия полноправно не принадлежащей им земли, в то же время общинный уклад обеспечивал мужику прожиточный минимум. Благоприятствовал он и ростовщической деятельности предприимчивых и усердных крестьян. Столыпин был убежден, что России нужен класс независимых крестьян-землевладельцев, которые могли бы занять место отмирающего дворянства и явить собою пример для всего крестьянского населения страны34.
Его плодотворную деятельность в должности предводителя дворянства заметили в министерстве внутренних дел, и в мае 1902 года Столыпин был назначен губернатором Гродно. В свои сорок лет он стал самым молодым из занимавших этот пост в Российской империи. Менее чем через год его перевели в Саратов — наиболее беспокойную губернию в России, известную крестьянскими волнениями в сильным эсеровским влиянием. Говорили, что этим назначением он был обязан Плеве, который желал примирить общественное мнение, подбирая деятелей, известных своими либеральными взглядами35. За годы службы в Саратове он еще более утвердился в убеждении о пагубности общинного уклада, но, с другой стороны, понял, как сильно влияние общины на мужика, привлеченного ее уравнительным характером. При этом, как подметил Столыпин, община допускала лишь «равнение» на самый низкий уровень благосостояния. Чтобы дать возможность трудолюбивым крестьянам равняться по самому высокому уровню, необходимо, понял он, раздать удельные и государственные земли независимым земледельцам для образования и развития значительного частновладельческого крестьянского сектора наряду с общинным36.
В 1905 году в Саратове было очень неспокойно. И в усмирении крестьянских волнений Столыпину пришлось проявить весь свой ум и отвагу. В отличие от многих других губернаторов, запиравшихся в тревожные минуты в кабинетах и предоставлявших усмирение населения жандармам и солдатам, он отправлялся в самые беспокойные, горячие места, беседовал с бунтовщиками и спорил с радикальными агитаторами. И своего поведения Столыпин не изменил, несмотря на многочисленные посягательства на его жизнь, при одном из которых он был ранен. Стремясь как можно реже прибегать к насилию, он снискал в правых кругах репутацию человека «мягкого» и «либерального», что никак не могло пойти на пользу его дальнейшей карьере.
Однако испытанные административные таланты, отвага и преданность царскому дому не остались незамеченными в Петербурге и сделали Столыпина идеальным кандидатом на министерский пост. 26 апреля 1906 года вслед за отставкой Витте ему был предложен портфель министра внутренних дел в правительстве Горемыкина. После недолгих колебаний он принял этот пост и переехал в столицу. Шестидесятисемилетний любимец двора, раболепный сановник Горемыкин оказался совершенно неспособным ни справиться с Думой, ни усмирить народные волнения. Типичный бюрократ, ревностный служака, снискавший титул «Его Высокое Безразличие», он был выведен в отставку в день роспуска Первой думы (8 июля 1906 года). Столыпин занял кресло председателя Совета министров, не оставив поста министра внутренних дел.
Приступая к исполнению новых обязанностей, Столыпин исходил из предпосылки, что Октябрьский манифест пролег водоразделом Русской истории. Он говорил Струве: «О восстановлении абсолютизма не может быть и речи»37. Такие его убеждения не находили, конечно, сочувствия при дворе и среди консерваторов. С самого начала Столыпин обнаружил, что проводит политику, не встречающую сочувствия не только при дворе, но и в министерстве внутренних дел, где многие предпочитали привычные насильственные методы. Столыпин скрепя сердце пошел на суровое подавление волнений, но в репрессиях, не сопровождавшихся реформами, пользы не видел. Он считал, что важнее всего поднять культурный уровень населения, чему должна была бы служить административная децентрализация, составлявшая суть смелого его замысла38.
В марте 1907 года он начертал широкую программу реформ, направленных на расширение гражданских свобод (свобода совести, личная неприкосновенность, гражданское равноправие), на улучшения в сельском хозяйстве, обеспечение социальной защищенности промышленных рабочих, распространение власти органов местного самоуправления, реформу полиции и введение прогрессивного подоходного налога39.
Исполненный решимости действовать в сотрудничестве с обществом, он установил контакт с лидерами всех политических партий, кроме, разумеется, тех, что исповедовали революцию. В парламенте он стремился создать коалицию своих сторонников по примеру «Друзей короля» при Георге III и Reichsfreunde Бисмарка. Ради достижения этой цели он готов был на многое, идя на компромиссы в законотворчестве и не гнушаясь подкупом. Его выступления в Думе были выдающимися образцами парламентского красноречия, отличаясь не только силой доводов, но и тем, что в них звучал голос русского патриота, обращавшегося к своим соотечественникам, а не царского приказчика. В своих действиях, также как и в публичных заявлениях, он исходил из той казавшейся ему вполне очевидной истины, что интересы России превыше любых личных или партийных интересов. Устремления Столыпина находили слабый отклик в стране с таким низким уровнем развития национального и государственного самосознания. В глазах оппозиции Столыпин был прислужником презренной монархии, при дворе его считали честолюбивым и своекорыстным политиком. Правящая бюрократия тоже не признавала его своим, потому что ему не пришлось карабкаться по чиновной лестнице петербургских министерств.
* * *Самой настоятельной задачей, с которой столкнулся Столыпин при вступлении в должность, было восстановление общественного порядка. И решать эту проблему он взялся жесткими мерами, навлекшими на него ненависть интеллигенции. Непосредственным поводом к развернувшейся кампании ответного террора было едва не достигшее цели покушение на его жизнь.
Перебравшись в Петербург, Столыпин сохранил заведенный еще во времена его губернаторства обычай держать по воскресеньям дом открытым для просителей. И, несмотря на предупреждения полиции, не изменял этому правилу. В полдень 12 августа 1906 года три «максималиста», переодетых жандармами, направились к его даче на Аптекарском острове. Когда что-то заподозривший охранник попытался их остановить, они швырнули в дом портфели, наполненные взрывчаткой40. Последовал ужасающий взрыв, и в кровавой мясорубке погибли 27 посетителей и охранников и сами террористы, 32 человека были ранены. Столыпин чудом спасся, но двое его детей получили тяжелые увечья. Со свойственным ему самообладанием он стал распоряжаться оказанием помощи жертвам.
Покушение на Столыпина было лишь одним, пусть самым сенсационным, проявлением терроризма, не ослаблявшего своей смертельной хватки. Его жертвами уже пали командующий Черноморским флотом, саратовский и варшавский губернаторы. Не было дня, не приносившего сообщений о гибели очередного служащего полиции. Положение еще более отягощалось тем, что монархисты, восприняв революционную тактику, тоже прибегли к террору, и 18 июля был убит депутат Думы еврей Михаил Герценштейн, представивший в Думе земельную программу кадетской партии, предусматривавшую принудительное отчуждение земель. [В марте 1907 года рабочий, подстрекаемый политиком правого толка Казанцевым, убил другого кадетского депутата Думы, тоже еврея, Григория Иоллоса. Поняв, что Казанцев обманул его, заставив поверить, что Иоллос агент полиции, рабочий заманил Казанцева в лес и убил.]. Никакое правительство в мире не могло бы взирать спокойно на такой взрыв насилия. А так как новый состав Думы еще не был избран, Столыпин воспользовался действием 87-й статьи. Впоследствии он часто прибегал к этой законной оговорке, и в полугодовой период между роспуском Первой и созывом Второй думы Россия, действительно, управлялась декретами. При его преклонении перед законом он шел на этот шаг с сожалением, однако иного выбора не видел: такие действия были продиктованы «печальной необходимостью» и могли быть оправданы тем соображением, что бывают времена, когда на первое место выступают интересы государства41.
