Жан Флори - Боэмунд Антиохийский. Рыцарь удачи
Этот текст заслуживает нашего особого внимания[705], поскольку этот miraculum, впоследствии переписанный саксонским епископом Валераном (ум. в 1111 г.) и включенный в сборник чудес святого Леонарда, покровителя узников и, в частности, воинов, был составлен на основе устного рассказа Боэмунда, который любил рассказывать о своих приключениях публично.
Почитание святого Леонарда возросло в момент социального и идеологического подъема рыцарства, на заре XII века[706]. Текст постоянно превозносит ремесло рыцаря, в частности, его миссию служения Богу, нашедшую свой выход в том числе и в крестовом походе. А кто, как не Боэмунд, представлял собой идеал этого «божьего рыцарства»? «Итинерарий паломника», идущего в Сант-Яго-де-Компостелла», составленный спустя тридцать лет, не преминул сделать из него тип христианского героя, попавшего в руки врагов Бога и освобожденного благодаря вмешательству святого Леонарда, как можно видеть по множеству цепей и оков, преподнесенных по обету рыцарями, которых вызволил этот святой[707].
Повествование открывает рассказ о пленении Боэмунда. Норманн был схвачен неожиданно, вследствие своей доверчивости: из всех битв он неизменно выходил победителем, а потому не поостерегся, пустившись на помощь Гавриилу из Мелитены, который называл себя «королем», утверждая, что хочет стать христианином. В рассказе этому псевдокоролю уготована роль предателя: в то время как Боэмунд выступил против Данишмендида, он был атакован в ущелье языческими силами, численно превосходившими его войска. Тогда Боэмунд обратился к своим доблестным рыцарям с настоящим призывом к священной войне — задолго до выступления Бернарда Клервосского в Везеле, в 1146 году:
«Не число дает победу, а Бог. Если войну ведут за него, Бог всемогущ — тем, кто воюет за его дело, нечего бояться. Если мы живем, то живем для Бога; если мы умираем, то умираем ради Него. Я поступил бы лучше, сказав, что смерть ради владыки небесного означает жизнь, ибо те, кто умер ради Христа, продолжают жить — и они будут наслаждаться вечным блаженством»[708].
К тому же, добавил Боэмунд (ссылаясь, бесспорно, на сражение в Антиохии и вмешательство небесных легионов, описанных норманнским Анонимом), на помощь им явится святой архангел Михаил с легионами ангелов, как он уже делал это ранее, сражаясь на стороне крестоносцев против «персидского короля», врага Бога. Тех же, кто погибнет, святой Михаил приведет в рай. Здесь, как и в «Деяниях», причем гораздо четче, чем на Клермонском соборе, заявлена доктрина, лежащая в основе и священной войны, и джихада: те, кто умрут в битве, добудут себе мученический венец[709].
Затем Боэмунд выстроил свои войска в боевом порядке. Но язычников было неисчислимо больше. «Что делать столь малым числом против множества тысяч? Что может один против тысячи?»[710] На христиан обрушился ливень стрел; воинов-христиан перебили, а Боэмунда увели в плен.
В Антиохии Танкред (в тексте — двоюродный брат Боэмунда, обладающий всеми достоинствами) приложил все силы к тому, чтобы вызволить норманнского предводителя[711]. В этом литературная версия, как мы знаем, расходится с действительностью: она явно отражает желание Боэмунда возвысить того, кто управлял его княжеством, защищал Антиохию от врагов и, следовательно, должен был прийти на выручку.
Своим спасением Боэмунд, однако, был обязан отнюдь не Танкреду. Первым благим вмешательством в его судьбу была помощь женщины-сарацинки. В данном тексте это не дочь, а жена Данишмендида: будучи христианкой, но скрывая это от всех, она снабдила Боэмунда и его соратников тем, что было им необходимо из еды и одежды, и подкупила стражников, чтобы они не обращались с пленниками грубо.
Второе вмешательство — заступничество родичей и друзей Боэмунда, которые, в частности, «герцог Рожер», мобилизовали ради него свои силы в Апулии и Калабрии. Речь, без сомнения, идет о Рожере Борсе, единокровном брате Боэмунда, которого тот приобщил таким образом к своей судьбе. За помощью сторонники Боэмунда обратились к… молитвам, подаяниям, дарам: это была опосредованная помощь, добивающаяся через Церковь божественного вмешательства.
Тотчас же после этого произошло третье вмешательство, на сей раз небесного порядка. Ибо «после Бога Боэмунд уповал главным образом на святого Леонарда…», как и весь мир, добавляет текст[712]. Далее следует похвальное слово святому и перечисляются его добродетели: он приходит на помощь любому узнику; всякий, кто доверится ему, никогда не усомнится в своем спасении; помолимся же ему, чтобы он пришел на помощь христианам, плененным неверными. Так каждый день молились монахи Сен-Леонар-де-Нобла, часто приходя босыми к гробнице святого и простираясь перед ней[713].
Их заступничество оказалось действенным: прежде всего оно коснулось Ричарда де Принципата, товарища Боэмунда по плену, — того, кто даже опередил Боэмунда в его паломническом странствии и преподнес монахам серебряные оковы, о которых мы уже упоминали. Святой, явившись Ричарду, объявил о скором освобождении Боэмунда: пусть он как можно скорее известит его об этом. Ричард подчинился. Там, в темнице, Боэмунд явил свою веру долгой молитвой с сильным идеологическим подтекстом, к которому мы еще вернемся, поскольку в нем, возможно, заключена суть послания, которое Боэмунд старался донести до монахов, собиравших его речи.
Далее идет рассказ о том, каким образом святой Леонард достиг своей цели: он явился Боэмунду, возвестив тому о скором освобождении из плена, который, оказывается, был послан норманну в наказание за его грехи. Святой получил право освободить его, но Боэмунд не должен проявлять на этот счет никакой личной инициативы. Церковная мораль, таким образом, заявлена открыто: грех влечет за собой несчастье, но милосердие превыше всего, поэтому во власти святых прийти на помощь своим верующим, если те вверяют себя им. Боэмунд будет об этом помнить и покажет себя щедрым и великодушным в отношении Церкви, особенно в отношении храмов, посвященных святому Леонарду, которые он впоследствии достроит.
Затем святой явился жене Данишмендида, а потом и к нему самому. Он побудил Гюмюштекина попросить помощи у Боэмунда против своего врага Яги-Сиана. Но для этого ему нужно было освободить норманна, поскольку, утверждал святой, «Боэмунд есть и рыцарь Христа, и мой рыцарь»[714].
Тогда был заключен договор о союзе. Не без труда, поскольку Данишмендид сначала требовал выплаты огромного выкупа и возврата Антиохии. Речь, вероятно, шла об освобождении под честное слово, поскольку Боэмунд должен был каждый месяц вновь становиться пленником, — неприемлемое условие, от которого он отказался. Боэмунд предложил решение, устраивающее всех: союз с ним. Для героя это был случай подтвердить свое славное имя, показать свою общепризнанную воинскую доблесть и достоинства франков, к которым он относит и себя: «Ибо если я стану твоим другом, кто осмелится выступить против меня? Если ты станешь другом франков, твоя рука падет бременем на головы врагов»[715].
Убежденный его речами, Данишмендид согласился свести выкуп к меньшей сумме: 5000 безантов. Более того, собрать эти деньги взялась его жена; верхом, наравне с Боэмундом, она отправлялась на сбор пожертвований; именно она «проповедовала» среди воинов, подчеркивая добродетели норманна. Эти речи, которые Боэмунд повторит на Западе, должны были прозвучать призывом встать под его знамя: «Этот человек — величайший из франков, слава христиан, спасение всех тех, кто верит в него»[716]. С ним обеспечена победа — а значит, и добыча, то есть богатство.
Такие упования в некотором роде выступали гарантом развязывания кошельков: собранная сумма намного превосходила ту, что предназначалась для выкупа, который получил Данишмендид, тогда как Боэмунд обрел и свободу, и остаток денег. Освободившись, он, одержав верх над врагами, «расширил» земли своего союзника. Двойной урок: рыцари могут вверять себя святому Леонарду, который сумеет спасти своих верующих, и полагаться на Боэмунда, рыцаря Христа и святого, пользующегося такой репутацией, что под его командованием стремятся сражаться даже его враги — настолько сильна их уверенность в том, что с его помощью они одолеют противников и обогатятся. Лучшей рекламы для крестового похода Боэмунда нельзя было и придумать.
Крестового похода… против кого? Конечно, против «неверных», ибо если Боэмунд и стал союзником одного из них (чья жена была христианкой), то для того также, чтобы сражаться с турками, к тому времени гораздо более опасными, нежели Данишмендид. Однако главный враг — не турки. Чтобы найти его, нужно вернуться к сердцевине рассказа — к молитве, обращенной Боэмундом к святому Леонарду после вести Ричарда де Принципата о предстоящем освобождении. Узнав об этом, Боэмунд излился в речи, пересыпанной отсылками к библейскому прошлому. Возблагодарив Бога за то, что он пришел к своему народу и искупил его грехи, Боэмунд молил спасти его, чтобы он смог восславить его вместе с другими его слугами. Он просил «своего отца пресвятого Леонарда» вызволить его из плена, согласно обещанию, «не ради нас, господин, но ради славы твоего имени» и т. д. Затем его речь, обращенная к святому, приобретает более личный характер; ее пропагандистское предназначение очевидно:
