Анна Антоновская - Время освежающего дождя (Великий Моурави - 3)
Внимательно выслушав решение снарядить посольство в Русию, Саакадзе восхитился мудростью католикоса, но и бровью не повел, что догадывается о подлинной цели церковного посольства. Он охотно согласился изыскать монеты и товары. Но раз отцы церкви считают необходимым отправить подарки царю, его семье и их ближним людям, то для пышности следует присоединить некоторых князей...
Агафон, подождав, пока католикос одобрит такое предложение, стал восхищаться мудростью Моурави:
- И то правда: некоторые князья застоялись, аки ожиревшие - прости, господи! - кони, прогулка на пользу пойдет.
Трифилий незаметно подмигнул Феодосию:
- Святой отец, благослови Орбелиани и отважного Джавахишвили на путь!
Католикос одобрительно кивнул: эти князья особенно были нетерпеливы в своем желании свергнуть Кайхосро.
Нашел выбор удачным и Моурави, посоветовав для пышности добавить еще двух азнауров, Дато и Гиви. Тогда можно спокойно и сборы начать.
Церковники озадаченно переглядывались, но Трифилий торопливо подсказал согласие, тут же переложив на Моурави снаряжение каравана с подарками.
Доментий пробовал предложить вместо азнауров еще двух князей, но Саакадзе бесстрастно заметил:
- Азнауры тоже застоялись, а Дато и Гиви не раз бывали в Иране при русийских боярах, знают обычаи и помогут проникнуть в происки турецких и иранских послов, ибо нет сомнений, они также должны прибыть в Московию.
Католикос не возражал, а Трифилий вдобавок стал настаивать на включении в посольство и азнаура Даутбека - истинного дипломата.
Но Саакадзе так увлек отцов церкви обсуждением грамот к царю Михаилу и патриарху Филарету, так блестяще развил план действий посольства, что совсем затушевал им же высказанное предложение об участии азнауров в поездке.
Синклит сиял. Моурави сразу придал блеск и силу посольству. Еще раз католикос почувствовал, что Георгий Саакадзе достойный сын иверской церкви.
Не дождавшись конца съезда, Саакадзе отправился в Носте. Здесь уже золотились яблоки, над изгородями, обвитыми колючей ежевикой, хлопотливо жужжали шмели, и на склонах от жары изнемогала трава.
Обняв Автандила и ласково отбросив с его лба черную прядь, Саакадзе тихо проговорил:
- Узнай у Бежана, о чем совещались католикос, князья и царевичи. При встрече со мною Бежан вздрогнул и отвел глаза.
- Узнаю, мой отец.
Вскоре конь Автандила гулко простучал копытами по мосту.
Накануне служители погасили торжественные свечи в храмах Мцхета. После долгого спора из-за дележа духовенство разъезжалось по своим епархиям.
Спрятав в ларец парадный крест, усыпанный адамантами, и сбросив дорожную рясу, Трифилий поспешил на зеленый бережок Кавтури. Здесь, под кустами облепихи, он с наслаждением скинул обувь, занялся ловлей форели и, словно не замечая угрюмости Бежана, заставил и его предаться "божьему промыслу". Нанизывая на крючок свежего червяка, настоятель украдкой косился на воспитанника: чем расстроен Бежан? Утром вяло запивал еду вином, а молитву, как ветер, пропустил мимо ушей. Может, скучает по мирским утехам? Ведь совсем еще отрок...
Нетерпеливое фырканье коня прервало его размышления. Трифилий обрадованно загоготал, вздернул удочку с болтающейся рыбкой и приветствовал подъезжающего Автандила.
Как-то странно встретил Бежан брата: не то не рад, не то встревожен, не то очень доволен, а может - все вместе.
Два дня Автандил говорил только о приятном. Он назначен ностевским сотником, и, в отличие от конницы Гуния и Асламаза, его сотня будет гарцевать на скакунах цвета расплавленного золота. Потом рассказал о веселом приключении Папуна, одурачившего феррашей ловким фокусом с монетами. Поведал о необычайном Арчиле, которого Моурави взял в Ностевский замок. Арчил не по летам умен и один умеет вызвать улыбку на сжатых губах Циалы. Лучшая из матерей, Русудан, не приняла ее в семью, - почему-то не любит. Пока Циала гостит у деда Димитрия. Но Димитрий тоже невзлюбил ее: "Как смеет при Русудан хвастать своим горем?"
- Прав Димитрий, надо уметь прятать свою печаль и радость, - проронил Бежан.
- Нет, не прав! Отец говорит; "От каждого требуй, что он может дать, и ни капли больше".
- Отец? Наш отец великий... Автандил, ты веришь в угрызения совести?
- Наша замечательная мать говорит: "Не делай того, от чего потом будешь страдать".
- А если невольно становишься сообщником?
- Во имя Христа, Бежан, что мучает тебя? Две ночи ты стонешь подобно больному быку. Или вертишься, точно кинжал в арбузе.
- Почему с кинжалом сравниваешь меня, мой брат? Разве подобает мне владеть оружием?
- Может, и не подобает, но невольно владеешь. Бывают поступки опаснее, чем кинжальные раны... Вот, к слову: строит зодчий прекрасный храм, а бездельник его подожжет... Кто-то видит, как подкрадывается разбойник с факелом, и спокойно проходит своей дорогой. И многолетний благородный труд сгорает в один миг...
- Ты на два года старше меня, Автандил, но многого не понимаешь. Есть обет, который выше всего земного.
- Тогда не угрызайся, не стони всю ночь, радуйся своему обету, как это делает настоятель Трифилий.
Бежан смолчал, но целый день ходил мрачнее своей рясы.
Ночью луна залила келью. В открытое оконце вползала свежесть. Белые розы в кувшине казались синими.
Бежан вскочил с жесткого ложа и торопливо схватил рясу.
- Ты куда, мой брат? - спросил Автандил.
- К отцу Трифилию.
- Напрасно, покайся прямо небу, в таком деле не следует иметь посредников.
- В каком? Ты о чем?
- О бесстрастном созерцателе.
- Автандил, что ты знаешь?
- Я знаю - есть люди, которые замышляют зло против Великого Моурави, отдающего жизнь на возвеличение родины.
- Нет, нет, Автандил! Может, отцы церкви и правы, - какой Кайхосро царь? Недовольны и царевичи Багратиды. А князья говорят, что с тех пор, как в Картли нет настоящего царя, померк престол Багратидов... Нет блеска, исчезло величие... Разве можно сравнить доблестного царя Луарсаба с приятным, но бесполезным Кайхосро?
- А ты думаешь, отец этого не видит?
- Тогда почему же он против Луарсаба?
- Кто сказал тебе, что против? А, по-твоему, зачем Папуна ездил в Иран? Он привез от царицы Тэкле письмо настоятелю.
- Автандил, брат мой! - Забыв свой сан, Бежан бросился обнимать и осыпать радостными поцелуями Автандила: - О брат, ты облегчил мою душу: я думал - отец в неведении.
- Наш великий отец не любит собирать гнилые плоды. "Лев Ирана" не выпустит из своих когтей царя Картли.
- Не посмеет больше сопротивляться!.. Католикос посылает большое посольство в Русию, к царю и патриарху. Описывает опасное положение церкви, домогательство Рима, стремящегося бросить на Грузию тень католического креста. Луарсаб отвергает магометанство, но ради спасения царства может принять веру папы римского... На это и властелин Ирана согласится...
- Хорошо бы настоятелю Трифилию возглавить посольство в Русию...
- Об этом тоже говорили у святого отца, но настоятель убедил послать Агафона, митрополита Руисского. Я, грешник, думаю, что Трифилий не хочет идти против Моурави.
- Почему против? Если Луарсаб вернется - получит уже укрепленное царство. Плен научил его отличать друзей от врагов... Царица Тэкле поклялась Папуна: "Луарсаб и Моурави будут вместе управлять царством. На том мое желание". Хорешани, Даутбек и все "барсы" готовы головы отдать за свободу царя. Тэкле жалеют.
- Автандил, брат мой! Давай выпьем холодного монастырского вина, у меня в нише приготовлено!
- Рядом с иконой? Э-хэ, монах, куда ты прячешь источник веселья!
- Это отец Трифилий для тебя прислал.
- Мой брат, если надел рясу, походи во всем на приятного "черного князя". Он любит и молитву с воском, и вино с мясом... А главное, последуй его примеру - воюй и шашкой, и крестом. Потом, крепко запомни: если одолеют сомнения, советуйся только с богом... безвредно.
- По-твоему, я должен скрыть услышанное от тебя?
- Рассказывать собеседнику, о чем ему давно известно, - значит уподобиться назойливой мухе...
Было воскресенье. Дым кадильницы плыл в полумгле. На клиросе звонко пели послушники: "Кирие элейсон! Кирие элейсон! Кирие элейсон!"
Бежан стоял рядом с Автандилом, осеняя себя крестным знамением. Настоятель пригласил братьев к себе на трапезу.
Пенистое вино и шипящие яства развеселили Трифилия. Он украдкой поглядывал на братьев, но сколько ни наводил разговор на откровенность, сыновья Георгия Саакадзе не прельстились на его приманку, хотя и с удовольствием осушали чаши, поддерживая веселость благочестивого отца.
Бежан думал: "Автандил прав, незачем сравниваться с глупой овцой, которую стригут для хозяина. Буду во всем подражать настоятелю. Молчание и ровное дыхание - неоценимые спутники при восхождении по крутой лестнице".
Через два дня Автандил прощался с братом. Благодарил отца Трифилия за радушный прием.
