Михаил Серяков - Радигост и Сварог. Славянские боги
Рассмотрим теперь, в какой мере данные о Сварожиче-Радигосте западнославянского язычества перекликаются с тем, что нам известно о Свароге и его сыне преимущественно из восточнославянских источников. Во-первых, немедленно обращает на себя внимание описание внешнего вида Сварожича, изображение которого в Ретре было «сделано из золота, а пьедестал из пурпура». Как металл золото практически у всех народов ассоциировалось с солнцем, а пурпурный пьедестал («ложе из пурпура» у Гельмольда) недвусмысленно намекает на стихию огня. Все это заставляет нас вспомнить, что одним сыном Сварога на Руси считался Дажьбог-Солнце, а другому его сыну, Сварожичу, молились как огню под овином. Интересно отметить, что аналогичное сочетание золота и пурпура присутствовало и в могиле Кира, основателя Персидской державы. Вот как описывает Арриан то, в каком виде обнаружил это сооружение Александр Македонский: «Огорчило его преступное отношение к могиле Кира, сына Камбиза. Он нашел могилу Кира разрытой и ограбленной, как рассказывает Аристобул. Находилась эта могила в Пасаргадах, в царском парке; вокруг росли разные деревья, протекала река, на лугу росла густая трава. Подземная часть могилы была сложена в форме четырехугольника из четырехфутовых камней; над ней было выстроено каменное крытое помещение. Внутрь вела дверца, настолько узкая, что и худой человек мог в нее едва-едва протиснуться. В помещении стояли золотой гроб, в котором был похоронен Кир, а кроме гроба ложе. Ножки его были выкованы из золота, покрыто оно было вавилонским ковром, а застлано шкурами, выдубленными в пурпурный цвет. (…) Посередине ложа стоял гроб с телом Кира. Внутри ограды, у крыльца, ведшего к могиле, выстроено было маленькое помещение для магов, охранявших могилу Кира. Со времен Камбиза, сына Кира, эта должность стража переходила от отца к сыну. Они получали ежедневно от царя овцу и положенное количество муки и вина и каждый месяц лошадь для жертвоприношения Киру. На могиле была надпись персидскими буквами: «Я, Кир, сын Камбиза, основатель Персидского царства и владыка Азии. О человек! не завидуй мне, что у меня этот памятник» (Арриан. Поход Александра, М., 1993, с. 218). Как видим, именно золото и пурпур украшали гробницу основателя персидской царской династии. При этом это была не просто могила, а одновременно и своего рода святилище, при котором находились жрецы, совершавшие ежемесячные жертвоприношения. Как видим, сочетание золота и пурпура и в другом месте индоевропейского мира ассоциировалось не просто с верховной властью, а с родоначальником правящей династии.
Что касается буйволиной головы на щите идола Радигоста поздних описаний, то она перекликается с сообщаемым Титмаром Мерзебургским поверьем о выходящем из моря кабане, который большинством исследователей считается одним из атрибутов Сварожича. Суть этой легенды будет рассмотрена ниже в этой главе, а пока остановимся на остальных приписываемых этому богу атрибутах. Относительно птицы на голове Радигоста можно осторожно предположить, что она является изображением Рарога, а молот в его руках однозначно указывает на отголосок культа бога-кузнеца, сыном которого он и являлся. Указание Адама Бременского о том, что храм в Ретре, первенство в котором бесспорно принадлежало Сварожичу, был построен демонами, т. е. языческими богами, знаменитейшим между которыми он называет именно Радигоста, полностью подтверждает высказанное нами выше предположение о тесной связи древнерусского Сварога со строительством как отдельных домов, так и вселенского убежища Вары, являвшегося прообразом города. Стоит отметить, что предание о строительстве богами своих храмов было весьма устойчиво и сохранилось в том регионе до начала XIX века: «Так, потомки балтийских славян в Мекленбурге и Померании, рассказывая до сих пор предания о храмах своих предков, говорят, что храмы эти были сложены из огромных камней, что сами нечистые духи сносили эти камни для людей, их обожавших» (Срезневский И. И. Исследование об языческом богослужении древних славян, СПб., 1848, с. 45). Поскольку со слов Гельмольда известно, что Ретра считалась древнейшим городом балтийских славян, можно предположить, что сын Сварога имел отношение не только к возведению знаменитейшего храма, но и к строительству самого этого города. Само место как города, так и расположенного рядом с ним храма, слава которого впоследствии послужили ратарям предлогом для претензий на политическое господство над соседними племенами, явно было сакрально значимым, и это корреспондируется с разобранной выше семантикой столба, символизирующего собой центр мира, на котором помещается бог-кузнец в русских заговорах. С другой стороны, деревянный мост через озеро, пройти по которому мог лишь желающий принести жертву богу или вопросить оракул, напоминает нам Калинов мост через огненную реку русских сказок, обозначающий собой границу человеческого и потустороннего миров. Показательно, что само окружающее город озеро вызвало в сознании Адама Бременского образ Стикса — реки, которую на пути в Аид должны были пересечь тени умерших в греческой мифологии. Хоть немецкий хронист и использовал этот мотив лишь для обличения идолопоклонства, тем не менее, он, сам того не подозревая, очень точно употребил этот сюжет из наследия античности. Как показала Л. Н. Виноградова на материале как западно-, так и восточнославянской традиции, в основе всех гаданий лежала уверенность, что узнать будущее человек может лишь через посредство потусторонних сил, путем контакта с умершими предками или нечистой силой (которая в христианскую эпоху заменила собой древних богов), а вода была именно той стихией, благодаря которой и можно было связаться с миром умерших. Так, чешские церковные формуляры запрещали «вызывать души умерших для предсказания будущего», а в «Поучении» XII в. Бурхарда из Вормации упоминалось, что «на могилах и местах сожжения трупов люди приносили жертвы в надежде получить известие о своей предстоящей судьбе» (Виноградова Л. Н. Девичьи гадания о замужестве в цикле славянской календарной обрядности (западно-восточнославянские параллели) // Славянский и балканский фольклор, М., 1981, с. 20).
Гадание у воды неоднократно встречается нам как в русских былинах, так и в восточнославянских этнографических материалах XIX–XX вв. Следует, правда, отметить, что связь бога неба с гаданием не фиксируется ни одним русским источником эпохи языческой Руси, ни последующей эпохи двоеверия (как мы увидим впоследствии, у восточных славян оно было связано преимущественно с культом Перуна), однако связь Сварога со звездами, определяющими человеческую судьбу, его роль в посмертной судьбе души, равно как и представления о кующем судьбу кузнеце в былине о женитьбе Святогора открывали потенциальную возможность связи с ним практики гаданий. Если восточные славяне не стали реализовывать эту возможность, то их западные собратья воплотили ее в жизнь, связав практику гадания с культом сына Сварога. В эту цепочку вписывается и бывшее весьма популярным гадание-заговор у южных славян с ворошением огня в очаге. В Югославии первый гость в Новом году должен был, войдя в дом, подойти к очагу, где тлел «бадняк» (особое дубовое полено), ударить по нему, чтобы извлечь как можно больше искр, и приговаривать при этом: «Сколько этих искр, хозяин, чтобы столько у вас было овец и денег, боровов, ульев, баранов и волов». В Болгарии на Игнаж-день (20 декабря) первый гость осуществлял у очага те же магические манипуляции со сходным пожеланием: «Сколько искр — столько цыпляток, барашков, ярочек, телушек, жеребят и детей!»
Оракул Сварожича-Радигоста приобрел такое значение, что, по словам Гельмольда, «все славянские народы часто их (племена, на территории которых он был расположен. — М.С.) посещают ради (получения) ответов и ежегодных жертвоприношений». Что касается описанных Титмаром двух способов гадания жрецов в Ретре по общественным делам, то каждый из них, пусть и весьма отдаленно, соотносится с тем кругом представлений, которые у восточных славян были связаны со Сварогом: гадание путем копания в земле перекликается с древнейшей мифологемой о ней как о супруге бога неба, а гадание с помощью коня — его солнечной символикой и описанной выше ролью жертвенного животного при строительстве нового дома. Гораздо более ярко связь божественного отца и сына проявляется в описанной Гельмольдом церемонии жертвоприношения епископа Иоанна. Немецкий хронист особо подчеркнул, что финальная ее часть произошла 10 ноября в Ретре и была посвящена Радигосту. Сама календарная привязанность казни католического прелата подтверждает языческие корни празднования дня Кузьмы-Демьяна на Руси именно первого числа этого месяца, что подкрепляется и индоевропейской традицией связи ноября с понятием верховной власти. Обращает на себя внимание и то обстоятельство, что тело жертвы было не сожжено, а разрублено на части. Как мы видели, согласно языческим представлениям славян, сам способ погребения умершего напрямую определял посмертную судьбу его души. Если путем сожжения свободного человека его душа напрямую возносилась в рай, то совершенно другая судьба ожидала преступников, посягнувших на святость супружеских уз либо на чужую собственность. Ибн Фадлан так описывает обычаи восточных славян в языческую эпоху: «А кто из них совершит прелюбодеяние, кто бы он ни был, то заколотят для него четыре сошника, привяжут к ним обе его руки и обе ноги и рассекут (его) топором от затылка до обоих его бедер. И таким же образом они поступают и с женщиной. Потом каждый кусок его и ее вешается на дерево… И они убивают вора так же, как убивают прелюбодея» (Заходер Б. Н. Каспийский свод сведений о Восточной Европе, т. 2, М., 1967, с. 125). Подобно тому, как куски тела казненного становились пищей для птиц и животных на земле, так, очевидно, и душа преступника обрекалась на поедание чудовищным змеем в загробном мире. Эти воззрения и обусловленную ими практику мы видим у восточных славян, и, как видим, она была свойственна и славянам западным, которые отнюдь не собирались допускать в свой языческий рай духовного руководителя своих самых заклятых врагов. Наконец, то обстоятельство, что в жертву Радигосту балтийских славян была посвящена именно голова, подтверждает связь этой части тела со Сварогом, как богом неба.
