Людмила Морозова - Великие и неизвестные женщины Древней Руси
Более вероятно, что рано повзрослевшая Предслава, увлекавшаяся чтением и различными науками, сама поняла, что вряд ли найдет подходящего мужа. В лучшем случае к ней мог посвататься младший сын какого-нибудь курского или муромского князя. Как известно, к началу XII в. дробление владений между многочисленными князьями Рюриковичами уже достигло предела. Младшим сыновьям доставались маленькие городки с окружавшими их землями, которые приносили совсем небольшие доходы. Чтобы сводить концы с концами в таких владениях, княгиням приходилось активно заниматься хозяйственной деятельностью в ущерб духовной стороне, обо всем этом Предслава хорошо знала из примера матери. Витебская княгиня была вынуждена принимать участие в торговых операциях и даже имела собственную печать для скрепления сделок. (Она была обнаружена археологами во время раскопок.[601]) Потом такая же печать появится и у Евфросинии.
К тому же жизнь в безвестии в каком-нибудь маленьком городке вряд ли могла устроить праправнучку гордой Рогнеды и внучку Всеслава Чародея. Предслава наверняка хорошо знала историю своего рода, поскольку полоцкие легенды передавались из поколения в поколение и даже были известны в Киеве. Как уже отмечалось, в Лаврентьевской летописи под 1128 г. было вставлено повествование о Рогнеде, существенно дополняющее повествование о ней в «Повести временных лет».[602] Интересно отметить, что этот текст был вставлен в летопись после рассказа о походе Мстислава Великого на Полоцкое княжество в 1128-1129 гг. Во время него данная легенда, видимо, и была записана кем-то из участников и сообщена летописцу.
Таким образом, в 20-е гг. XII в. ситуация в Полоцком княжестве складывалась очень тяжелая, поэтому для юных княжеских дочерей было предпочтительнее уйти в монастырь, чем выйти замуж. Это ограждало их от жизненных бед и несчастий и позволяло посвящать себя духовности, т. е. служению Богу.
Из текста «Жития» можно предположить, что Предслава отправилась в Полоцк под предлогом самообразования в богатой библиотеке деда, которая могла находиться в ведении вдовы Романа Всеславича, или была пожертвована в местный Софийский собор. При этом родителям княжна не сообщила о своем желании уйти в монастырь.
Встретившись с теткой, которая уже была монахиней, как повествует «Житие», Предслава твердо заявила, что также хочет принять постриг. Княгиня не сразу согласилась выполнить просьбу юной племянницы, поскольку боялась гнева ее отца. Однако Предслава заявила: «Жизнь замужних женщин утекает в никуда, и ничего от них не остается, кроме праха. Имена же невест Христовых и повторивших их подвиг написаны на небесах, и сами они вместе с ангелами рядом с Богом и хвалят его». К этому она добавила: «Видимая красота и слава мира вскоре минуют, подобно сну, и увянут как цветок. Любовь же к Богу вечна, хотя и невидима. Следует бояться не гнева отца моего за то, что я пошла против его воли, а гнева Бога за то, что ты не хочешь приобщить меня к ангельскому чину и превратить в его невесту».[603]
Данный сюжет в «Житии», несомненно, был достаточно трафаретным для подобного рода сочинений. Слова княжны, видимо, были придуманы автором-мужчиной, поскольку ни одна замужняя женщина-мать не стала бы утверждать, что ее жизнь утекает в никуда. Ведь после нее остаются дети – продолжатели рода человеческого.
Предслава решила принять постриг, видимо, потому, что не надеялась найти счастье в замужестве. В то же время, как наследница Рогнеды и Всеслава, она хотела оставить заметный след в истории Полоцкой земли. На примере Янки Всеволодовны она могла знать, что монашеский подвиг юных княжеских дочерей вызывал особое удивление у простых людей и привлекал к ним всеобщее внимание.
Интересно отметить, что во время обряда пострижения Предславы в напутственной речи иерей посоветовал ей идти по пути святых Евпраксии и Февронии. Среди христианских святых были две девы с такими именами, жившие в V и VI вв. Но и среди русских княгинь было несколько знаменитых женщин с такими именами. Например, Евпраксией звали дочь Всеволода Ярославича, неудачно вышедшую замуж за германского императора Генриха IV и после развода с ним уединенно и целомудренно жившую в Киеве до конца своих дней. Киево-Печерские монахи так ее почитали, что разрешили похоронить рядом с главным монастырским храмом и возвести над ее могилой часовню. Февронией звали легендарную муромскую деву, прославившуюся мудростью и всякими чудесами. Правда, она жила предположительно на рубеже XII и ХIII вв. Но, как известно, «Житие Евфросинии» создавалось и редактировалось уже после смерти святой вплоть до ХVI в., поэтому в нем могли быть упомянуты знаменитые русские женщины.
Согласно тексту «Жития», первое время Евфросиния жила в кельи местного монастыря рядом с теткой. Была ли вдова Романа Всеславича в нем игуменьей или простой черницей, точно не известно. Скорее всего, этот монастырь не был родовым для полоцких княгинь и тетка Евфросинии не была в нем игуменьей. В противном случае у Предславы-Евфросинии не было бы надобности основывать свой монастырь, в который постриглись потом ее многочисленные родственницы.
Как и подобало юной монахине, Евфросиния проводила время в молитвах, ночном бдении, тщательно соблюдала пост. При этом она постоянно размышляла о своем предназначении, как пчела, впитывала знания, которыми обладали окружающие, и запоминала их мудрые высказывания. Родителям пришлось смириться с отречением дочери от мирской жизни, хотя они долго горевали по этому поводу.[604]
Следует заметить, что начальная часть «Жития Евфросинии» по своему содержанию достаточно традиционна для произведений данного жанра. Например, она во многом схожа с «Житием Евфросинии» Суздальской. Однако далее в нем сообщаются факты, видимо, взятые из реальной жизни полоцкой княжны-инокини. По неуказанной причине Евфросиния покидает монастырь и просит у местного епископа разрешение поселиться в небольшой каморке – голубце, в приделе Софийского собора. Там она собиралась не только изучать книжные хранилища храма, но и переписывать некоторые рукописи в дар церквям и монастырям и по просьбе прихожан.
Б. М. Клосс предположил, что в хранилищах Софийского собора могли быть не только богослужебные книги, но и святоотеческая литература, переводы византийских хроник, географические описания торговых путей, летописи и записи полоцких легенд.[605] Возможно, там были книги на иностранных языках, привезенные паломниками и купцами. Для прочтения их необходимы были знания греческого языка и латыни. Изучением их также могла заняться юная монахиня. Частые браки князей Рюриковичей на иностранках, а также интенсивные торговые контакты с европейскими странами приводили к тому, что в то время не существовало непреодолимых языковых барьеров. Знание нескольких иностранных языков среди знати было, судя по всему, повсеместным явлением.
Таким образом, с разрешения епископа Евфросиния поселилась в голубце Софийского собора и занялась перепиской рукописей. Следует отметить, что это занятие было очень трудоемким и требовало хорошего внимания, усидчивости, грамотности и аккуратности. Юная монахиня, видимо, всеми этими качествами обладала. Поэтому очень скоро горожане стали приходить к ней и за деньги просили переписать для них нужную книгу. Заработанное Евфросиния тратила на свой скудный обиход, оставшиеся деньги раздавала нищим.
Вскоре многие узнали о ее умении переписывать книги и стали приходить в голубец, чтобы оставить заказ. Все это нарушало уединенный образ жизни Евфросинии, к которому она так стремилась, и отвлекало от повседневных занятий. Вполне вероятно, что монахиня стала мечтать о тихом и спокойном месте, где бы она могла без помех заниматься любимым делом. Под влиянием этих мыслей ей приснился сон, ярко и образно описанный в «Житии»: чудесным образом явившийся ангел отнес монахиню за город, в местность, называемую Сельцом. Там рядом с небольшой деревянной церковью Спаса располагалось кладбище местных епископов. Земля вокруг принадлежала епископии.[606]
Голова неизвестной святой. Фреска на южной стене Спасского собора Спас-Евфросиниева монастыря
О судьбе Евфросинии размышлял и полоцкий епископ Илья, понимавший, что юной монахине не подобает жить в слишком многолюдном месте при городском соборе. Поэтому и ему приснился сон о том, что ее следует переселить в Сельцо. Наутро он пришел к Евфросинии и рассказал о велении чудесно явившегося ему во сне ангела. В ответ та рассказала о своем вещем сне. Обоим стало ясно, что они получили указание свыше и Евфросинии необходимо готовиться к переезду в Сельцо.[607]
Интересно отметить, что в «Житии», наряду с подробным описанием явления ангела в снах-видениях монахини и епископа, даны обстоятельные сведения о том, как Евфросиния официально получила Сельцо в собственность. Для оформления сделки владыка Илья пригласил полоцкого князя Рогволда-Бориса, отца Евфросинии Святослава-Георгия и местных бояр в качестве послухов. Собравшимся епископ объявил, что передает Спасский храм и земли вокруг него молодой монахине Евфросинии и никто не имеет права отнимать их от нее.[608] После этого сделка, видимо, была оформлена в письменном виде. Этот документ потом был использован при написании «Жития Евфросинии», поэтому в его тексте и были указаны имена присутствующих.
