Наталия Нарочницкая - Россия и русские в современном мире
Однако незападный мир воспринимает проповедь права от имени вселенской демократии наносить превентивные удары по государствам с иным типом правления, якобы агрессивным по определению, – как банкротство самих западных ценностей, которым Запад так гордился целое столетие, зарабатывая себе на них немалые геополические и экономические дивиденды. Прежняя альтернатива – коммунистический универсализм – также утратила привлекательность. Поэтому сегодня незападный мир может выбрать и уже выбирает «терроризм».
Вновь приходится выходить за рамки политкорректности и высказать то, что давно назрело: «терроризм» может стать и уже становится структурным компонентом сегодняшнего мира, и, как таковой, он – одно из следствий глобализации, вернее «глобального управления». Оно же неспособно защитить собственных граждан, безопасность которых никогда еще так не снижалась, несмотря на впечатляющую военную мощь и непобедимость в традиционных критериях.
Христианский мир не может ответить на это страшное явление подобными методами не только потому, что либерализм утратил нравственное целеполагание за пределами земной жизни и способность умирать за идеалы. Убийство «несопричастных» в качестве «возмездия» за политику государства или террористического образования для христианина неприемлемо этически. В истории христианского мира XIX и ХХ веков все террористы были воинствующими атеистами, революционерами или леваками-троцкистами. Но фанатики-террористы из экстремистских диссидентских течений ислама мнят себя «орудием Бога». Для них жертва – даже не адресат требований, а просто вещь. Но христианская культура, где самопожертвование – идеал («нет больше той любви, как если кто душу свою положит за други своя»), утверждает этическое равенство людей перед Богом и невозможность превращения человека в средство.
Если говорить о «международном терроризме» как формуле мировой политики, то это клише сознательно используется в отношении весьма многоликих явлений, а «борьба с международным терроризмом» стала политической доктриной. Использование ее в качестве дипломатического и политического инструмента показало некоторое удобство и, в принципе, вполне правомерно, к тому же кузница кадров «террористических центров» для борьбы с Россией и США одна. Однако необходимо осознавать, что цели этой борьбы совершенно различны. От США «терроризм» требует невмешательства в дела других миров. Побудительные мотивы как у США против террористов, так и у «терроризма» против США – это новое явление и по сути целей, и по страшному методу.
Цели же против России, выдвигаемые чеченскими уголовными мятежниками-террористами и их международными пособниками, не являются порождением сугубо новых явлений в мировой политике, а продолжение старых геополитических устремлений – отторжение Кавказа, Ставрополья и Краснодарского края, который именуется на их картах «исламской республикой Адыгеей». От России методом терроризма требуют территории, за которые с ней воевала в прошлых столетиях Оттоманская империя и Персия, подстрекаемые Британией.
США воюют с террористами за имперские интересы и «глобальное управление», Россия – за «живот». В этой борьбе союзник почему-то не проявляет должной солидарности с Россией в вопросах ее территориальной целостности и ее сфер влияния от Балтики до Черноморья.
«Антитеррористическая солидарность» носит ситуационный характер. К обращению протеста к форме терроризма приводит и общее возрастание фактора силы при фантастическом развитии военной техники. «Обычные вооружения» достигли качественно невиданного уровня, а методы их применения – системы электронного наведения и средства доставки с воздуха – принципиально изменили стратегию и тактику военных действий. Развитие «обычных вооружений» повторяет путь, на котором в свое время оказались ядерные вооружения, когда стремление к превосходящим параметрам разрушительности было обессмыслено. Сдерживание обеспечивалось только системами противоракетной обороны. Точно так же противостоять новейшим системам обычных вооружений США, опробованных в Югославии, Афганистане и Ираке, могут лишь считаные страны, обладающие столь же совершенными системами ПВО. Такое положение принципиально изменяет само понятие о боевых действиях. В них участие личного состава нападающей армии стало фактически номинальным, а сопротивление самой самоотверженной и многочисленной армии обороняющейся стороны – технически невозможным и бессмысленным. «Рядовой Райан» боится и не собирается воевать лицом к лицу, он воюет по компьютеру против армии, уже неспособной отразить удар суперсовременных обычных вооружений, но еще способной от него укрыться, в отличие от удара ядерного. В итоге качественно новые методы «обычной» войны также нацелены, вопреки псевдогуманистической риторике, во все большей степени против гражданского населения.
Почему в Югославии бомбардировки целенаправленно уничтожали объекты жизнеобеспечения городов? Погибло менее 100 военнослужащих сербской армии, но несколько тысяч гражданских лиц, более 400 детей. Что порождало в сознании террористов шанс на успех при захвате заложников в Москве?
Урбанистическая индустриальная цивилизация капитулирует, не когда армия разбита, а когда останавливаются водопровод и канализация в миллионных городах, а шантаж властей как гуманитарными интервенциями, так и террористическими актами удается, когда либеральное сознание «граждан мира», несопричастных судьбе своего Отечества, не отождествляет себя с нацией, ее историей и ее армией. Такое сознание – современный продукт идеологии глобализма и проповеди открытого гражданского общества.
* * *Новый мир ставит в повестку дня целый букет проблем: извечная историко-философская дилемма «Россия и Европа», дилемма «Россия против или вместе с Америкой», наконец, новые дилеммы – «Америка и мир» и «Америка и Европа». В этих сложных конфигурациях, которые, взаимодействуя, рождают еще не завершенную систему международных отношений, Россия должна сама определить свое место. Только самостоятельность такого выбора сделает ее вновь системообразующим элементом.
Первое десятилетие «однополярного» мира завершилось всплеском более глубокого, чем когда-либо, антиамериканизма в Европе и кризисом в НАТО. Однако Европа пока не показала, что у нее есть и воля и способность выдвинуть некий новый культурно-исторический и политический проект, альтернативный тому, который привел к глобальному управлению и ею самой в том числе.
Но начавшийся передел мира не только имеет геополитический сценарий, но по-новому группирует международно-политические силы. В тот момент, когда Россия окончательно утратит обретения Петра Великого, не дававшие покоя «старушке Европе» с XVIII века, «закат Европы» и утрата ею положения центра всемирно-исторических событий станет свершившимся фактом. Старая Европа на мгновение ощутила, что одно из следствий этого – неизбежное падение ее собственной роли в мире и как союзника Вашингтона. Европе предстоит еще осмыслить очевидный вывод, что не российское великодержавие угрожает роли Европы в мировой политики, а, наоборот, его упадок.
Тем временем, «старая» Европа утрачивает себя как исторический проект. Это парадоксально на фоне впечатляющих перспектив территориального роста Евросоюза и роли евро как второй мировой резервной валюты. Однако Европейский Союз – это не более чем гигантский «оргпроект», не осмелившийся даже включить какие-либо цели и ценности за пределами земного бытия в Европейскую конвенцию. Этот скучнейший образчик творчества либерального «госплана» своим сугубым материализмом и рационализмом подтверждает саркастическое суждение 20-х годов консервативного философа права К. Шмитта о единстве философской парадигмы марксистского и либерального экономического демонизма: «Картины мира современного промышленного предпринимателя и промышленного пролетария похожи одна на другую как братья-близнецы. У крупного предпринимателя нет иного идеала, кроме того, что есть и у Ленина, а именно «электрификация всей земли». Спор между ними ведется только о правильном методе электрификации».
Мир и Европа в сознании нового всемирного fraternite левых социал-демократов не более, чем гигантское хозяйственное предприятие, требующее оптимизации для унифицированного удовлетворения постоянно растущих материальных потребностей одномерных индивидов. Солана, д’Алема и Фишер принадлежали к космополитическим леволиберальным кругам, воспринявшим идею глобального сверхобщества еще в своем розовом социал-демократическом, красном коммунистическом или ультралевацком прошлом.
Новые конфигурации не могут служить Европе, если она утрачивает духовное задание, двигавшее ей в те времена, когда она возрастала и являла миру великие державы и великую культуру. Они служат глобальному управлению и евразийскому проекту Вашингтона.
