Александр Нечволодов - История Смутного времени в России. От Бориса Годунова до Михаила Романова
19 марта государь вместе с матерью выступил на свой «подвиг» – как говорили современники – из Костромы в Москву, пребывая до этого времени в посте и молитве, и 21-го числа совершил свой въезд в Ярославль. В Ярославле ему пришлось задержаться из-за плохих дорог, а также и потому, что Москва не была готова для приема царя: казна его, после хозяйничанья поляков и Федора Андронова, была совершенно пуста, а в Кремле все здания были так повреждены, что требовалось время для их исправления. Вскоре в Ярославль начали съезжаться люди всякого звания, чтобы лично бить челом государю; выборные от Нижнего Новгорода, с доблестным протопопом Саввою во главе, были в числе первых явившихся.
Из Ярославля же начал отдавать свои царские распоряжения Михаил Феодорович.
23 марта государь послал Земскому собору свой первый указ, выразив в нем, что «его произволенья и хотенья на престол не было», он обращается затем к боярам и всяким чинам государства с требованием: «Вам бы… стоять в крепости разума своего, безо всякого позыбания нам служить, прямить, и воров никого царским именем не называть, ворам не служить, грабежей бы у вас и убийств в Москве и в городах и по дорогам не было, быть бы вам между собой в соединении и любви, на чем вы нам души свои дали и крест целовали, на том бы и стояли, а мы вас за вашу правду и службу рады жаловать».
Затем на приглашение собора поспешить государю своим приездом в Москву Михаил Феодорович отправил из Ярославля боярина князя Троекурова с запросом к членам Собора: «К царскому приезду есть ли на Москве во дворце запасы, и послано ли собирать запасы по городам, и откуда надеются их получить?.. Бьют Государю челом стольники, дворяне и дети боярские, что у них дворцовые села отписаны и Государю от челобитчиков докука большая: как с этим быть? Чтобы на Москве и по дорогам грабежей никаких не было!
Дворяне и дети боярские и всякие люди с Москвы разъехались, – великому государю неизвестно, по вашему ли отпуску они разъехались или самовольством?» На эти запросы Собор отвечал, что он старается делать все, от него зависящее, хотя в действительности положение его было крайне затруднительным, ввиду общего оскудения и безначалия, царившего в стране.
8 апреля царь, пояснив, что он медлит своим походом в Москву ввиду ее неготовности к его приему, писал между прочим Собору: «Сборщики, которые посланы вами по городам для кормов, в Москву еще не приезжали; денег ни в котором приказе в сборе нет… Атаманы и казаки беспрестанно нам бьют челом и докучают о денежном жалованье, о своих и конских кормах, а нам их пожаловать нечем, и кормов давать нечего… И вам бы, богомольцам нашим, и боярам, и окольничим, и приказным людям, о том приговор учинить… чем нам всяких ратных людей жаловать, свои обиходы полнить, бедных служилых людей чем кормить и поить…»
17 апреля государь прибыл в Ростов и писал оттуда на Москву: «А идем медленно, затем что подвод мало и служилые люди худы: казаки и дворовые многие идут пешком». 25-го числа царь приказал сделать на походе, в селе Любимове, поверку стольникам, стряпчим и жильцам, назначенным для его охраны. Оказалось, что 42 человек нет. Это, разумеется, было уже недопустимое своеволие, явившееся следствием общей распущенности Смутного времени. Чтобы положить конец такому порядку вещей, государь послал в Москву строгий приказ отобрать у «нетчиков» их поместья и вотчины в казну.
Тогда же, по государеву указу, бояре отправили отряд против Заруцкого, который был настигнут под Воронежом. «…Он же многих воронежцев побил и перелезе через Дон и с Маринкою и поиде к Астрахани степью». «А под Тихвину на немец Царь посла воевод своих: князя Семена Васильевича Прозоровского да Леонтия Андреевича Вельяминова со многою ратью».
Ко времени своего приезда в Москву государь приказал приготовить для себя палаты царицы Ирины Феодоровны, а для матери – хоромы жены царя Василия Ивановича Шуйского. Но бояре отвечали, что приготовили для него комнаты Иоанна Грозного и Грановитую палату, а для государевой родительницы – помещение в Вознесенском монастыре, где жила инокиня Марфа, бывшая царица Мария Нагая; «тех же хором, что Государь приказал приготовить, скоро отстроить нельзя, да и нечем: денег и казны нет и плотников мало, палаты и хоромы все без кровли; мостов, лавок, дверей и окошек нет, надобно делать все новое, а лесу пригодного скоро не добыть».
Михаил Феодорович был недоволен этим ответом и писал боярам: «По прежнему и по этому нашему указу велите устроить нам Золотую палату царицы Ирины, а матери нашей – хоромы царицы Марии: если лесу нет, то велите строить из Брусяных хором царя Василия; вы писали нам, что для матери нашей изготовлены хоромы в Вознесенском монастыре, но в этих хоромах матери нашей жить не годится». И действительно, великой старице Марфе не годилось жить там, где помещалась слабодушная царица Мария Нагая, в то время как она выдавала себя за мать Лжедимитрия, а затем где нашла себе приют и Марина Мнишек.
Из только что приведенных нами распоряжений государя мы видим, что кроткий и набожный новоизбранный царь Михаил, не имея и семнадцати лет от роду, с первых же шагов стал совершенно твердо и прямо высказывать свою волю собору и боярам.
Особенно сердился государь на непрекращавшиеся грабежи и разбои. Сопровождавшие его Феодорит и Шереметев послали 28 апреля следующую грамоту собору: «Писал к вам Государь много раз, чтобы у вас на Москве, по городам и по дорогам убийств, грабежей и никакого насильства не было; а вот 23 апреля приехали к Государю на стан в село Сватково дворяне и дети боярские разных городов, переграблены донага и сечены… на дороге, на Мытищах и на Клязьме, казаки их перехватали, переграбили, саблями секли и держали у себя в станах два дня, хотели побить, и они у них, ночью развязавшись, убежали… Писали к Государю из Дмитрова приказные люди, что прибежали к ним из сел и деревень крестьяне жженые и мученые огнем; жгли их и мучили казаки».
За два дня до этого, 26 апреля, в обители Живоначальной Троицы государь и мать его, великая старица Марфа, призвали митрополита Казанского Ефрема и других членов собора, присоединившихся к «походу», и говорили «с великим гневом и со слезами, жалеючи о православных крестьянах, что грабежи и убийства на Москве, и по городам и по дорогам встали воры великие и православным хрестьянам, своей единокровной братье, чинят нестерпимые смертные муки и убийства и кровь хрестьянскую льют беспрестани…» «И Государь и мать его, видя такое воровство, из Троицкого монастыря идти не хотят, если всех чинов люди в соединение не придут и кровь христианская литься не перестанет».
Это крепкое слово государя, сейчас же всецело вставшего после своего избрания на защиту сирого и убогого люда, подействовало. 30 апреля собор приговорил отправить посольство с выборными из всяких чинов – бить челом царю, чтобы «он умилосердился над православными христианами, походом своим в Москву не замешкал; а про воровство про всякое митрополит и бояре заказ учинили крепкий, атаманы и казаки между собой уговорились, что два атамана через день осматривают каждую станицу, и, чье воровство сыщут, тотчас про него скажут и за воров в челобитчиках быть не хотят».
Челобитье это, подкрепленное также просьбою вождей ополчения, Трубецкого и Пожарского, которые смиренно били челом государю, «чтобы им видеть твои царские очи на встрече», возымело свое действие.
1 мая Михаил Феодорович с матерью прибыли в село Тайнинское, а на следующий день последовало их торжественное вступление в столицу. «Царь же Государь и Великий Князь Михайло Феодорович всея Русии прииде под Москву. Люди еже Московского государства встретоша его с хлебами, а власти и бояре встретоша за городом со крестами. И прииде государь к Москве на свой царский престол в лето 7121 (1613) году, после Велика дни, в другое воскресенье Святых жен Мироносиц. На Москве же паки бысть радость велия, и пеша молебны». «И шел великий Государь и мать его, Государыня инока Марфа Ивановна до соборные церкви за кресты и за честными иконы пеши. А пришед в соборную церковь Успения Пречистыя Богородицы, Государь царь, и великий князь Михаил Феодорович всея России, соверша молебное пение, приняли благословение от митрополита и архиепископов».
В тот же день «пожаловал Государь Царь и Великий Князь Михаил Феодорович всея России боляр и окольничих, и стольников, и стряпчих, и дворян, и приказных людей, и жильцов, и гостей, и торговых всяких чинов людей, веле быти у своей царской руки».
Венчание на царство было назначено на 11 июля, в канун именин Михаила Феодоровича, причем, чтобы не было никаких обид и пререканий, государь указал «для своего царского венца во всех чинах быти без мест». 10 июля по всем церквам были отслужены всенощные.
Утром в день торжества государь послал «сказать боярство» своему двоюродному брату князю Ивану Борисовичу Черкасскому, а затем и стольнику князю Димитрию Михайловичу Пожарскому.
