Уильям Ширер - Взлет и падение третьего рейха (Том 2)
Чем больше Гитлер думал об этом, тем больше убеждался, что упорная решимость Англии продолжать войну связана с надеждами на Россию.
«В Лондоне что-то произошло! Англичане совсем было пали духом, теперь они вдруг снова воспрянули.
Подслушанные разговоры. Россия недовольна быстрым развитием событий в Западной Европе. Достаточно России сказать Англии, что она не хочет видеть Германию слишком сильной, чтобы англичане уцепились за это заявление, как утопающий за соломинку, и начали надеяться, что через шесть-восемь месяцев дела обернутся совсем по-другому.
Если Россия будет разгромлена, Англия потеряет последнюю надежду. Тогда господствовать в Европе и на Балканах будет Германия.
Вывод: В соответствии с этим рассуждением Россия должна быть ликвидирована. Срок — весна 1941 года.
Чем скорее мы разобьем Россию, тем лучше».
Затем нацистский диктатор подробно остановился на своих стратегических планах, которые, как это было очевидно для генералов, давно зрели в его голове, несмотря на огромную занятость в связи с ведением войны на Западе.
«Операция будет иметь смысл только в том случае, если мы одним стремительным ударом разгромим все государство целиком. Только захвата какой-то части территории недостаточно…
Цель — уничтожение жизненной силы России. Операция распадается на:
1-й удар: Киев, выход на Днепр; авиация разрушает переправы. Одесса.
2-й удар: через Прибалтийские государства на Москву; в дальнейшем двусторонний удар с севера и юга; позже — частная операция по овладению районом Баку».
Сама мысль о подобных завоеваниях приводила Гитлера в возбуждение; мысленно он уже решил, что будет делать с вновь завоеванными землями. Он сразу же аннексирует Украину, Белоруссию и Прибалтийские страны, а территорию Финляндии расширит до Белого моря. Для проведения кампании на Востоке он выделит 120 дивизий, оставив 60 дивизий для обороны на Западе и в Скандинавии. Наступление начнется в мае 1941 года, для полного же осуществления кампании потребуется до пяти месяцев. К зиме она должна завершиться. Он предпочел бы провести кампанию в этом году, но это оказалось невозможно.
На следующий день, 1 августа, Гальдер с офицерами генерального штаба приступил к разработке планов новой операции. Хотя позднее он утверждал, что противился самой идее нападения на Советский Союз, считая ее безумной, его дневниковые записи показывают, что он с большим энтузиазмом взялся за новую, захватывающую задачу. Теперь планирование шло с типичной немецкой тщательностью на трех уровнях: на уровне генерального штаба сухопутных войск, в оперативном отделе Варлимонта в ОКБ и в секторе экономики и вооружений ОКБ под руководством генерала Томаса. 14 августа Геринг проинструктировал Томаса, сообщив ему, что по желанию фюрера поставки в Россию заказанных ею товаров должны продолжаться «только до весны 1941 года»[79]. Между тем служба Томаса обязана была подготовить детальный обзор советской промышленности, транспорта и нефтеносных центров в качестве руководства при выборе целей, а позднее — в помощь по административному управлению Россией.
За несколько дней до этого, 9 августа, Варлимонт выпустил свою первую директиву по подготовке районов развертывания на Востоке для прыжка на Советский Союз. Кодовое наименование — «Строительство на Востоке». 26 августа Гитлер приказал перебросить с Запада в Польшу десять пехотных и две танковые дивизии. Танковые части, уточнил Гитлер, должны быть сосредоточены в юго-восточной части Польши, с тем чтобы они могли вмешаться в случае необходимости и защитить румынские нефтеносные районы. Перевод крупных кон-тингентов на Восток невозможно было осуществить, не вызвав подозрений у Сталина, и немцы прибегли к многочисленным ухищрениям, чтобы этого не допустить. Поскольку некоторые передвижения войск скрыть просто невозможно, то военному атташе в Москве генералу Эрнсту Кестрингу было поручено проинформировать советский Генеральный штаб, что это всего-навсего замена более возрастных контингентов молодыми. 6 сентября Йодль издал директиву по маскировке и введению противника в заблуждение[80]: «Из этих наших перегруппировок у России ни в коем случае не должно сложиться впечатление, что мы подготавливаем наступление на Восток».
Чтобы командование вооруженных сил не почивало на лаврах после крупных летних побед, Гитлер издал 12 ноября 1940 года совершенно секретную директиву, изложив новые военные задачи по всей Европе и за ее пределами. Мы еще вернемся к некоторым из них. Нас же здесь интересует часть, относящаяся к Советскому Союзу:
«Политические переговоры с целью выяснить позицию России на ближайшее время начаты. Независимо от того, какие результаты будут иметь переговоры, продолжать все приготовления в отношении Востока, приказ о которых уже был отдан ранее устно…»
Кстати, буквально в тот самый день, 12 ноября, Молотов прибыл в Берлин, чтобы продолжить вышеупомянутые политические переговоры с самим Гитлером.
Молотов в Берлине
Отношения между Берлином и Москвой в последние несколько месяцев стали портиться. Одно дело, когда Сталин и Гитлер обманывали третью сторону, и совсем иное — когда они начали обманывать друг друга. В тот момент Гитлер не смог предотвратить захват русскими Прибалтийских государств, Бессарабии и Северной Буковины, и досада по этому поводу лишь усиливала его неприязнь. Необходимо было остановить продвижение русских в западном направлении, прежде всего в сторону Румынии, нефтяные ресурсы которой имели исключительно важное значение для Германии, из-за английской блокады не имевшей возможности импортировать нефть по морю.
Еще больше осложняли эту проблему Гитлера притязания Венгрии и Болгарии на куски румынской территории. К концу лета 1940 года Венгрия фактически была готова пойти войной против Румынии, которая по итогам первой мировой войны получила Трансильванию за счет Венгрии. Такая война, как понимал Гитлер, отрезала бы Германию от главного источника сырой нефти и, вероятно, привела бы к тому, что Россия оккупировала Румынию и навсегда лишила рейх румынской нефти.
К 28 августа обстановка приняла настолько угрожающий характер, что Гитлер приказал привести в боевую готовность пять танковых и три моторизованные дивизии плюс парашютные и воздушно-десантные войска, чтобы 1 сентября захватить румынские нефтеносные районы. В тот же день он совещался в Бергхофе с Риббентропом и Чиано и затем направил их в Вену, где они должны были изложить безапелляционным тоном министрам иностранных дел Венгрии и Румынии точку зрения Германии и заставить их принять посредничество держав оси. Эта миссия была выполнена без особых осложнений, после того как Риббентроп запугал обе стороны. И 30 августа в Бель-ведерском дворце в Вене венгры и румыны приняли предложенное державами оси решение. Когда Михай Манулеску, министр иностранных дел Румынии, увидел карту, на которой было отмечено, что почти половина Трансильвании переходит к Венгрии, он без сознания упал на стол, где предстояло подписать соглашения, и пришел в себя только после вмешательства врача[81]. Якобы взывая к благоразумию румын, а в действительности для того, чтобы Гитлер получил юридическое обоснование для осуществления своих дальнейших замыслов, Германия и Италия гарантировали целостность сохранившихся за Румынией территорий, за исключением Южной Добруджи, которую Румыния была вынуждена уступить Болгарии.
Дальнейшие планы фюрера стали ясны три недели спустя. 20 сентября в совершенно секретной директиве Гитлер приказал направить в Румынию военную миссию.
«Для внешнего мира ее задача состоит в том, чтобы помогать дружественной Румынии в организации и обучении вооруженных сил. Подлинные же задачи, которые не должны стать очевидными ни румынам, ни нашим собственным войскам, будут состоять в следующем:
защищать нефтеносные районы…
подготовиться для развертывания на румынских базах немецких и румынских войск, если нам будет навязана война с Россией». Он уже заботился об обеспечении южного фланга нового фронта. Венские переговоры и особенно немецкие гарантии Румынии вызвали у Москвы крайне негативную реакцию, поскольку с ней не проконсультировались. Когда Шуленбург 1 сентября пришел к Молотову, чтобы вручить пустую по содержанию памятную записку от Риббентропа, в которой делалась попытка объяснить — и оправдать — то, что произошло в Вене, комиссар по иностранным делам, по словам посла, «был сдержан вопреки своей обычной манере». Однако он не слишком сдерживался, выражая резкий протест в устной форме. Он обвинил правительство Германии в том, что оно поставило Россию перед свершившимся фактом, а это противоречило статье III нацистско-советского пакта, согласно которой обе стороны обязаны были консультироваться по «вопросам, представляющим обоюдный интерес».
