Валерий Киселев - Терская крепость. Реквием Двести сорок пятому полку
Когда вечером бой у внутренних войск закончился, у меня состоялся разговор с начальником штаба батальона, который вел бой передо мною. Вид у него, конечно, был потерянный, уставший. Из всего батальона в живых осталось человек семьдесят. Много бойцов и офицеров погибло… И было больно наблюдать, как они погибали.
«Второй день рождения…»
Александр Московой, командир взвода управления минометной батареи 1-го мотострелкового батальона, гвардии лейтенант:
– Вечер в землянке, уже отбой, бойцы на земле спали, я лежал на нарах, разговаривал с сержантом Михаилом Зотовым, замкомвзвода. Слушаем, как летят снаряды, – «не мой»; и вдруг «мой» – не услышали. Снаряд рванул в метре от землянки, накрытой плащ-палаткой. Сразу вырубился. Очнулся от того, что чувствую: горят волосы, брови, ресницы. Понимаю, что огонь на мне тушат бойцы – от горячих осколков загорелась одежда. Из ушей кровь, ничего не слышу, кричу: «В нору все! В нору!» – недалеко от землянки были лисьи норы, вырытые чеченцами. Кричу, а сам себя не слышу.
Потом оказалось, что в шапке у меня три дырки, осколок пробил правый рукав бушлата. Зря я шапку и бушлат потом выбросил, надо было оставить на память. В землянке же никто из бойцов не пострадал.
На вертолете сюда потом прилетал генерал (не помню фамилии) и сказал: «Кто на этой высоте был, запомните: 25 декабря у вас – второй день рождения».
С тяжелой контузией меня отправили сначала в наш полевой госпиталь, там пробыл день-два, затем – в Моздок. У нас со звездочками был дефицит, и когда уезжал в госпиталь, то снял их с погон, передал товарищу.
В госпитале девушка-медсестра смотрит, что у меня погоны без звезд: «Посиди, солдатик, я пока чаю попью». Сижу, жду. «Ну, что, одежду будешь получать?» – И подает мне больничную робу – старую, потертую. «А получше нет?» – «Перебьешься, солдат». – «Я вообще-то лейтенант…» – «Так вы офицер? Ой, а я подумала, что вы солдат». – «Мы все солдаты…» Она потом несколько раз приглашала меня на чай, чтобы загладить свою оплошность.
В Моздоке пробыл неделю, и затем госпиталь Ростова-на-Дону. Там понравилось отношение к раненым: люксовая палата, на двери табличка «Для ветеранов войны», медсестры с подарками приходили, священник с монашками, с благословением.
Пока был в госпитале и на реабилитации, Грозный взяли. Был приказ, что после ранений и контузий в часть возвращаться только по желанию, но я настолько привык к той жизни, друзьям, что вернулся в полк. Сначала в Мулино приехал, в ППД полка, – никого там не знаю, все друзья в Чечне. «Можно туда?» – «Если хочешь…». Я и вернулся в полк.
Мой командир батареи Алексей Чихляев уехал по замене, вместо него стал Сергей Губарев. Это кадровый офицер, окончил Тбилисское артиллерийское училище. Мы с ним очень быстро нашли общий язык – классный мужик оказался. Сначала служил с ним в минометке, а потом Губарева перевели командиром батареи в артдивизион. Вместо него прислали нового. Чванливым оказался командиром, мы с ним не нашли общий язык. Я и перевелся к Губареву зам. командиром батареи. Дивизионом в это время командовал подполковник Дымчак, абсолютно адекватный человек, требовательный офицер.
«Три дня соседи клали там людей…»
Александр Лихачев, начальник штаба полка, подполковник:
– К концу декабря полк вплотную подошел к окраинам Грозного, пройдя всю Соленую балку.
Тогда нам было очень важно постараться уменьшить полосу наступления полка. Поехал в штаб группировки: «Посмотрите, какой у меня район обороны, полоса на полк – около трех километров. Да, у соседей столько же, но они же на равнине, а перед нами на правом фланге высота. Прошу исключить ее из полосы наступления». Высота, которую нам предстояло брать, была очень сильно укреплена, построена эшелонированная оборона. Знали, что уйгуры там были, негры, наемников много. Эту высоту в следующем боевом расположении группировки из нашей полосы наступления исключили. Потом здесь соседи потеряли в атаках 120 человек. Всю разведроту положили. Погиб начальник разведки этого соседнего полка. КП же докладывал в штабе группировки, что невозможно ее взять наскоком. Три дня соседи клали там людей, на четвертый дошло, что напрасно. Отвели войска на пятьсот метров и с утра высоту пошли «сушки» пятисоткилограммовыми бомбами обрабатывать, плюс накануне «Буратино» подъехал. И то потом еле-еле эту высоту взяли.
На 9-ю линию (это самая широкая улица Старопромысловского района) через наши боевые порядки пошла 33-я отдельная бригада оперативного назначения внутренних войск и 205-я мотострелковая бригада. Были в частях внутренних войск и танки, целый полк, и такие же бэтры, как у нас, даже лучше. Такая же пехота, только считались внутренние войска. Пошли они в бой, и духи им как дали… Народу они там, пока ее взяли, уложили много. От нашего полка там действовали приданные нам танки. Противотанковая оборона здесь у боевиков была сильной. Танкисты-вэвэшники у нас потом еще дымы просили, чтобы бойцов своих погибших достать. На 9-й линии столько осталось танков подбитых из танкового полка внутренних войск…
Наша первая рота и разведрота брала северо-западную часть Ташкалинского поселка, а внутренние войска – его правую часть. У нас тогда всего один боец разведроты был легко ранен осколком по шее, а подразделения внутренних войск шли с большими потерями. Задачу они не выполняли, тогда командующий группировкой генерал Булгаков отругал генерала Малофеева, послал его организовывать атаку лично, тот мужик был заводной, пошел и погиб.
«Лежали они рядочком, упакованные в фольгу…»
Алексей Горшков, командир взвода ЗУ, старший лейтенант:
– Начались бои за пригород Грозного – поселок Ташкалу. На вертолетах сюда перебросили батальон внутренних войск – триста человек. Придали им наших разведчиков. «Вэвэшники» с наших позиций на Ташкалу заходили, воевали они два дня, с большими потерями, и Ташкалу не взяли. Артиллерию по Ташкале не применяли – там в домах было много женщин и детей.
За нашими позициями была вертолетная площадка, то и дело за погибшими прилетали вертолеты. Лежали они рядочком, упакованные в фольгу. За два дня боев вертолеты за погибшими прилетали 8–9 раз, и в каждом забирали по 8–10 «двухсотых». Да раненых сколько вывезли… В общем, из трехсот тогда вышли из боя всего человек пятьдесят.
Пятого января наш полк получил приказ брать Ташкалу. Мы справились с ней за два дня. Пятого в обед начали – и седьмого утром взяли…
«У нас такой дури не было никогда…»
Виктор Петров, командир отделения эвакуации медицинского взвода 1-го мотострелкового батальона, гвардии старший сержант:
– Огромная гора у Соленой балки, что над Старыми Промыслами. Весь склон был усеян трупами – сотни, в пакетах, готовые к отправке. Отправить их сразу было невозможно. Это были погибшие солдаты какой-то части внутренних войск и гантамировцы. Видел, как они шли, еще живые, вдоль улицы в две колонны. Видел, как они заходили даже одной колонной на улицу. Не знаю, кто у них был командир, но он людей просто на отстрел вел. У нас такой дури не было никогда. Мы шли, точнее ползли – как тараканы, обнимая землю, «облизывая» каждый двор, углы домов, окна, подвалы…
«Занимался процедурой опознания…»
Эдуард Дроздов, командир медроты полка, старший лейтенант медицинской службы:
– Очень напряженными, потребовавшими нечеловеческих усилий от медслужбы полка оказались последние несколько дней в конце декабря 1999 года.
Шли бои в Старопромысловском районе Грозного, там участвовали еще и внутренние войска МВД. Но я так и не понял, как у них была организована медицинская служба. Дело в том, что всех «трехсотых» и «двухсотых» («вэвэшников», в основном) в один момент стали привозить к нам в медицинскую роту. По всей видимости, у них не оказалось такого подразделения, как медицинская рота или хотя бы медпункт, а все на уровне врача или фельдшера с сумкой. Поток раненых был большой: поесть или поспать – практически не было времени.
Очень удачно, что погода была более-менее нормальная, без туманов, это позволяло после оказания врачебной помощи раненым быстренько отправлять их вертушками на Моздок, Владикавказ, и, значит, многим удалось сохранить здоровье и жизнь. Естественно, применялась сортировка для определения очередности оказания помощи и эвакуации, медики у нас были грамотные. А вот телам погибших пришлось ждать отправки. После того как интенсивность потока на медроту раненых сократилась, для них была выделена площадка, и снова я с водителем медроты занимался процедурой опознания, извлечением боеприпасов из карманов и разгрузок.
За три дня через медроту прошли более двухсот раненых различной степени тяжести. Помню, зная о такой сложившейся ситуации, на вертушке прилетел начмед СКВО полковник медицинской службы Улунов, привез нам много медимущества (наши запасы могли вот-вот истощиться) и сказал, чтобы мы еще чуть продержались: на подходе к нам в помощь движется 660-й МОСН (медицинский отряд специального назначения – этакий мини-госпиталь полевой). И действительно, потом в двухстах метрах от нас встал этот МОСН из Санкт-Петербурга. С каким облегчением мы вздохнули, когда они сняли с нас такую нагрузку. А еще к нам в медроту на усиление прибыли два офицера, хирурги.
