Олег Гончаренко - Белоэмигранты между звездой и свастикой. Судьбы белогвардейцев
В исследованиях г-жи синолога Аблоевой ей дана превосходная характеристика многим процессам, проходившим в среде русских эмигрантов, и нарисована панорамная картина предыстории русской жизни в этом уголке мира. Еще в 1930-е годы XX века российская колония в Шанхае несколько раз пополнялась за счет русских переселенцев из Северо-Восточного Китая. После советско-китайского конфликта на КВЖД в 1929 году, в Шанхай прибыло еще 3172 беженца. После создания Маньчжу-го и продажи советским правительством КВЖД в 1935 году сюда соответственно переехало 2885 и 2285 русских эмигрантов. Таким образом, к середине 30-х годов общее число русских белоэмигрантов в Шанхае составляло по данным Е. Аблоевой целых 16 тыс. человек. Хотя, по ее собственному признанию, в обширной исторической литературе на эту тему, встречаются и другие цифры, например, 40 тысяч русских, а, по неофициальным сведениям, ходившим в эмигрантской среде, «второй русский Шанхай» насчитывал 50 тыс. человек. Именно в середине 1930-х годов, по мнению ряда русских и китайских исследователей, жизнь российской колонии в Шанхае сильно изменилась, по сравнению с двадцатыми годами, к лучшему. Около 70 % из них, при всей существенной разнице в доходах, все же имели постоянную работу. Наиболее распространенными в эмигрантской среде были профессии коммерсантов, врачей, юристов, журналистов, преподавателей, таксистов, охранников, телохранителей и разнообразной прислуги. Русская эмигрантская среда выдвинула из своих рядов и ярких представителей местного криминального мира: воров, фальшивомонетчиков и даже наемных убийц. Поскольку нелегким оставалось положение русских женщин, многие из них были вынуждены работать в шанхайских ресторанах в качестве «dancing-girls». По едкому замечанию Натальи Ильиной, это было особенно тяжело для перебравшихся из Маньчжурии русских девушек, «которые выросли в Харбине, в тихих богобоязненных семьях, окончили средние школы, готовились… к иной судьбе». Наталья Иванова — противоречивая фигура своего времени — была по-разному оценена современниками. Активная сторонница возвращения русских в СССР, она не жалела сил для того, чтобы, обличая русскую эмиграцию и бичуя ее пороки, подвигать ее представителей к мысли о лучшей доли по другую сторону границы. Сочувствие Советам и назойливая настойчивость, с которой Ильина пропагандировала репатриацию, снискали среди русской эмиграции ей славу «агента МГБ», не развеянную и по сей день. Насмешливый тон писательницы по отношению к эмигрантским девушкам объясним, вероятно, некоторым презрением, которое испытывала Ильина к «патриархальности» уклада жизни многих русских семей в Шанхае. Для защиты молодых эмигрантских девушек, в Шанхае даже существовал особый орган — Международный комитет охраны русских женщин и детей в Шанхае. Приток российских беженцев из Маньчжурии привел к значительной активизации экономической деятельности белоэмигрантов в Шанхае. В городе было более 1 тысячи русских магазинов, причем преобладали меховые, ювелирные, часовые и обувные фирмы. Любопытен факт, говорящий о том, что владельцами примерно тысячи такси были русские хозяева. По мнению местных китайских исследователей вопроса участия русской эмиграции в местной экономической жизни, «тридцатые годы были периодом наибольшей стабильности и процветания в истории российской колонии в Шанхае». В предвоенные годы жизни эмигрантов в иных для них, новых условиях помогали многочисленные эмигрантские Объединения и благотворительные общества, наиболее значительными из которых в это время были: Русский эмигрантский комитет, Русское общество «Помощь», Русское православное братство, Русский студенческий союз, Союз русских военных инвалидов в Шанхае. Некоторые эмигрантские бытописатели того времени указывают на то, что «в начале тридцатых годов русский Шанхай в культурном отношении поднялся на необычайную высоту». В городе появились новые православные храмы, русские школы, периодические издания, театры, литературные объединения. До прихода советских войск в городе было 11 православных храмов, около 15 средних и 3 высших учебных заведения. Начавшийся переезд из Харбина музыкантов и артистов позволил создать в Шанхае пользовавшиеся большим успехом русские театры драмы и оперетты. Шанхайский муниципальный симфонический оркестр пополнился десятком русских музыкантов, и стал «первоклассным оркестром». Огромным успехом в Шанхае пользовались концерты А.Н. Вертинского, который с 1935 года переехал в город на постоянное местожительство из США. Большой вклад в поддержку русской культурной жизни в Шанхае внесла русская эмигрантская пресса. За время существования российской колонии в Шанхае вышло немало периодических изданий, среди которых были особенно заметны «Русское эхо», «Слово», «Шанхайская жизнь», «Копейка», «Время», чьим издателем был Б.А. Суворин, сын известного петербургского издателя А.С. Суворина. Особой популярностью у русских эмигрантов пользовалась газета «Шанхайская Заря». Ее руководителем был легендарный М.С. Лембич, в прошлом сотрудник петербургской газеты «Русское Слово», прошедший огненными дорогами Гражданской войны. Он начал свою издательскую деятельность в Харбине, где его газета «Заря» в скором времени стала одной из самых известных газет на Дальнем Востоке. Чуть позже Лембичем были основаны газеты «Наша Заря» в Тяньцзине и «Шанхайская Заря», предоставлявшая свои полосы одаренному публицисту и журналисту эмиграции Л.В. Арнольдову. Русская молодежь создала свои литературные объединения, среди которых была широко известна «Шанхайская Чураевка», художественное объединение «Понедельник» и содружество художников, литераторов, артистов, музыкантов. Русские люди в Шанхае, как и в Маньчжурии, в большинстве своем сохранили свои национальные и культурные традиции. Эмигрантская колония в тридцатые и сороковые годы пополнялась за счет молодежи, которая в большинстве своем выросла в Харбине и на линии КВЖД, в любовно сохраняемой закрытой для иностранных влияний русской среде, была русской и по воспитанию, и по образу собственной жизни и мышления. В Шанхае, как и в других местах русского рассеяния за границей, отмечали православные и национальные праздники: престольные Рождество, Пасху, Троицу и другие, а также «День русской культуры», приходящийся на 6 июня, день рождения А.С. Пушкина. В марте 1925 г. в Праге от имени ряда эмигрантских организаций был обнародован призыв «К русским людям за рубежом» с предложением «устройства ежегодного „Дня русской культуры“, считая это одним из желательных способов объединения всех русских людей». Авторы предложили этот день отмечать 26 мая/6 июня — в день рождения А.С. Пушкина. С этого времени День русской культуры стал праздноваться во всех местах русского рассеяния. Однако консервативные круги эмиграции, сторонники митрополита Антония (Храповицкого) выступали и за такие праздники, которые подчеркивали бы религиозные и монархические русские традиции. По их предложению, русская эмиграция стала отмечать День русского национального самосознания 28 июля, в день святого Владимира, князя, крестившего Русь. Начало японо-китайской войны в 1937 года не внесло особых изменений в положение русских жителей Шанхая, как и в спокойную жизнь других иностранцев в местах компактного проживания иностранных граждан Шанхая. Единственным последствием начавшейся мировой войны оказался заметный отток еврейского населения из города, уезжавшего на постоянное место жительства в США и Австралию. Относительная экономическая стабильность русской колонии, характерная для середины 1930-х годов, длилась недолго. Большая часть белой эмиграции в Китае, столкнувшись с японским режимом на собственном опыте, не встала на позиции взглядов Семенова, архиепископа Нестора и Керенского, хотя знание советских реалий не позволяло ей занимать откровенно просоветских позиций. Японское командование проводило в отношении русских эмигрантов довольно жесткую политику, осуществляя планомерный нажим по мере государственного строительства государственного образования Маньчжоу-го, а далее по причине введения режима военного времени. Об этом ясно свидетельствует анализ архивных документов за 1932–1945 годы, дополняемый воспоминаниями самих эмигрантов, в том числе и живущих в наше время в Харбине. К японской оккупации Маньчжурии обычные рядовые эмигранты отнеслись неоднозначно. Большинство из них сначала не могло, да и не особенно желало разбираться во внутренних азиатских дрязгах, постоянно происходивших сплошь и рядом. Одна из мемуаристок отмечает, что появление японских частей в Харбине было тихим, поначалу даже мало ощутимым мирным населением города. Только через несколько лет, особенно после вынужденной продажи советской стороной своих прав на КВЖД, японское давление на русскую эмиграцию стало настолько усиливаться, что привело в итоге к массовому оттоку белоэмигрантов из Маньчжурии в Шанхай, Тяньцзин и на юг Китая. Некоторая часть эмигрантов стала активно сотрудничать с японскими властями, причем отношение к ним в эмигрантской среде было, как правило, весьма сдержанным. С приходом японцев начала выходить новая ежедневная газета на русском языке под названием «Харбинское время». Ее редактором-издателем был японец. Большинство рядовых эмигрантов старалось держаться нейтрально и избегало тесных контактов с японской военной и гражданской администрацией. Один из белых эмигрантов некто Е.В. Саблин отмечал в своей книге, что «японцы учитывают эти различные настроения среди русских. Они допускают сочувствующих им русских на службу в войсках и в учреждениях нового маньчжурского государства, однако и там их держат лишь на низших ступенях. По отношению к русским, кажущимся им недостаточно надежными, принимаются систематические меры. Русские, занимающие сколько-нибудь выдающееся положение в Маньчжурии, а также крупные торговцы, более или менее независимые люди из интеллигенции вытесняются из Маньчжурии и Восточной Монголии под различными благовидными предлогами и вынуждаются перебираться в города Китая, где их встречают в общем довольно сочувственно». Вся политическая и общественная жизнь российской колонии в Маньчжоу-го по большей части оставалась под жестким контролем японских властей, создавших ряд идеологических организаций, подчиняющих себе буквально все стороны ее эмигрантского существования. Одной из таких организаций было общество «Сехэхуай». Как было отмечено в приказе командующего Квантунской армией генерала К. Уэда в марте 1937 года, это объединение стало «организацией, родившейся одновременно с основанием Маньчжоу-го как государственный орган. Это общество является единственной идеологической, культурной, политической и практической организацией, которая, охраняя дух и идеалы основания государства, воспитывает народ к воплощению государственных идей Маньчжоу-го».
