Жак Сустель - Повседневная жизнь ацтеков накануне испанского завоевания
Далее в этом описании, продиктованном отцу Саагуну его ацтекскими собеседниками, показаны эти варвары, одетые в шкуры, с луками и стрелами, умело использующие растения и корни: «Именно они первыми обнаружили и стали употреблять корень, именуемый пейотль; евшие его заменяли им вино и использовали также дурные грибы, называемые нанакатль, одурманивающие, как вино… Их пища состояла из листьев и плодов кактуса-опунции, корня, называемого симатль, и других, которые добывали из земли… из мискитля (акация со съедобными плодами), плодов и цветов пальмы, называемой иксотль. Они умели добывать мед из пальмовых деревьев, магея и (диких) ульев… Они ели кроликов, агути, оленей, змей и многих птиц. И поскольку они питались этой едой, не приготовляя ее и не смешивая с другою, они жили долго, будучи здоровыми и крепкими. Если кто и умирал, то от старости, дряхлый и седой как лунь».
Эта картина жизни варваров ценна не только наверняка точными сведениями о жилищах, одежде и пище «дикарей», но и тем, что отражает менталитет ее авторов, то есть городских оседлых индейцев. В их представлении варвар — «дитя природы», он крепче, здоровее горожанина, обладает «manum mira virtus pedumque» (поразительной силой рук и ног), которую Тит Лукреций Кар приписывал первым людям.
Ацтеки прекрасно знали, что четыре-пять веков назад они сами были такими же. В ту далекую эпоху их называли «варварами из Астлана» — чичимека астека, и они вели такое примитивное существование уже очень давно — «дважды по четыреста лет, да еще десять раз по двадцать лет и еще четырнадцать лет» («Хроника Мешикайотль»), когда началось их переселение. Неслучайно их старое место жительства (до Астлана) называлось Чикомосток — «семь пещер». Чем же они жили? «Они убивали стрелами оленей, кроликов, хищных зверей, змей, птиц. Они ходили в звериных шкурах и питались тем, что найдут». Это были настоящие кочевники, промышляющие охотой и собирательством, какими индейцы с севера Мексики оставались еще долгое время после испанского завоевания.
Процесс окультуривания, в ходе которого варвары, проникшие в центральную долину, довольно быстро переняли обычаи, язык, законы и нравы оседлых цивилизованных племен, хорошо известен нам благодаря хроникам династии Тескоко. Эта династия похвалялась своим непосредственным происхождением от вождя чичимеков Шолотля{65}, предводительствовавшего ордами варваров, когда они явились туда после падения империи тольтеков.
Шолотль и два его преемника жили еще в пещерах и в лесах. Четвертый правитель, Кинацин, перешел на городской образ жизни в Тескоко и заставил свое племя возделывать землю; часть мужчин взбунтовалась и сбежала в горы. Пятый, Течотлалацин, усвоил язык тольтеков, которому его обучила одна женщина из Колуакана, и принял в своей столице Тескоко цивилизованных людей, вошедших в его племя. Наконец, Иштлильшочитль уже во всем следовал обычаям «тольтеков» (то есть цивилизованных людей, говорящих на языке науатль, культура которых достигла своего расцвета перед вторжением кочевников), а его сын Несауалькойотль предстает уже типичнейшим, утонченнейшим представителем классической мексиканской культуры. На все эти преобразования потребовалось не более двухсот лет.
Дело в том, что, явившись на центральное плато, варвары застали не только остатки высокой цивилизации тольтеков, но и население, оставшееся верным этой цивилизации. Разумеется, Тула была покинута, государство тольтеков рухнуло, но зато в Колуакане, Чолуле, Шочимилько, Чалько и во многих других местностях сохранялись язык, религия и нравы тольтеков. В других поселках, например в Шальтокане, жили отоми — оседлые крестьяне с немудреными обычаями, но они долгое время вращались в зоне притяжения тольтеков.
Именно вокруг этих тольтекских или тольтекизованных городов-государств, под их влиянием и по их образцу, возникли города вновь прибывших, а затем и племен, продолжавших прибывать из северных степей, и самым последним из них стали ацтеки. Все эти племена перенимали политическую и общественную структуру своих предшественников, их богов, их ремесла, образовывая город-государство со своим советом и правящей династией, чинами и рыцарскими орденами, земледельческими культами, календарем и системами письменности, полигамией, игрой в мяч. То, что не удалось в Италии после развала Западной Римской империи Теодориху, Боэцию и Кассиодору, сумели совершить мексиканцы после падения Тулы, и надо признать, что в истории человеческих цивилизаций это замечательный успех.
Таким образом, ацтеки и их соседи знали, что стечением обстоятельств были поставлены на пересечении двух культур: с одной стороны — варваров, которых они не стыдились и культивировали в себе их воинственность, а с другой — цивилизованных тольтеков, олицетворяемых богом-героем Кецалькоатлем, изобретателем ремесел и наук, покровителем знания.
Как наследники тольтеков, они ставили себя наравне с народами, которые никогда не были варварами, — с «людьми каучука и соленой воды» (ольмеками-уиштотин), «которые живут в той стороне, где рождается солнце, и которых никогда не называют чичимеками». Это были племена, жившие, в частности, в провинции Шикаланко (на юге нынешнего штата Кампече). Выступая посредниками между миром мешиков и миром майя, они находились в дружеских отношениях с Ацтекской империей, при этом ей не подчиняясь.
Древняя Мексика являет нам ясный образец культурного сообщества, наложенного на политическую раздробленность, четко осознающего свое родство, которое приняло устоявшуюся форму мифа о тольтеках; впрочем, этот миф был насыщен историческими реалиями, смешанными с символическими представлениями. Индеец из Теночтитлана или Тескоко, из Уэшотла или Куаутитлана осознавал себя не только членом племени, гражданином города, но и цивилизованным человеком, принадлежащим к высшей культуре.
Тем самым он противопоставлял себя не только чичимекам, оставшимся на стадии кочевой и дикой жизни, но и неотесанным отоми{66}, пополока{67}, «говорящим на варварском наречии», тениме{68} — «людям некультурным, неумелым, невежественным и грубым». Понятие высшей культуры подразумевало одновременно некоторые познания и владение известными ремеслами, определенный образ жизни и поведение, соответствующее неким правилам.
Самообладание, хорошие манеры, общественный порядок
Цивилизованный человек прежде всего умеет владеть собой, не выставляет напоказ своих чувств (за исключением тех случаев, когда это положено делать, причем в приемлемом виде), в любых обстоятельствах ведет себя достойно, держится корректно и сдержанно. То, что мы бы назвали «хорошими манерами», в глазах древних мексиканцев имело первостепенное значение, становясь отличительным признаком достоинства отдельно взятого человека и необходимым фактором для продвижения в социальной иерархии.
В правящем классе постоянная забота о достоинстве была тесно связана со стремлением выглядеть серьезным, спокойным и даже смиренным, «знать свое место». Молодых воинов укоряли за то, что те «болтают впустую, бахвалятся, громко разговаривают, грубо выражаются» — «ауиллатоа, тотокуаутлатоа, тлатлакуаутлатоа, куаукуаутлатоа», как изящно сказано во «Флорентийском кодексе».
«Ни один горделивый, заносчивый или шумный человек никогда не избирался сановником; ни один неучтивый, плохо воспитанный человек, грубый в своих высказываниях и дерзкий в своих речах, ни один из тех, кто говорит всё, что ни придет ему в голову, никогда не сидел на циновке или икпалли. И если случится, что сановник позволит себе дурные шутки или легкомысленные слова, его назовут текукуэкуэчтли, то есть шутом. Никогда ни одну важную должность в государстве не доверяли тщеславному человеку, непристойно выражающемуся или записному остряку», — пишет Саагун.
Идеалом аристократии была римская степенность в частной жизни, в словах, в поведении, в сочетании с утонченной учтивостью. Допускалось, что некоторые мужчины, например ветераны, отходят от этого идеала, им прощали невоздержанность в речах и в поведении, однако, по этой же самой причине, не допускали до высших должностей. «Те, кого называли "куакуачиктин", — слегка сумасшедшие, но храбрые в бою, или "отоми атлаоцоншинтин" — немного сумасшедшие отоми с бритой головой, были знатными рубаками, но непригодными к делам управления», — сообщает Саагун. Настоящий вельможа должен выглядеть «смиренным, а не заносчивым, осмотрительным и осторожным, тихим и спокойным». Причем надо, говорил один отец сыну, «чтобы это было истиной, исходящей из твоего сердца, перед нашим богом (Тескатлипокой). Пусть твое смирение не будет напускным, иначе тебя станут называть титолошочтон (лицемер) или титланишикипиле (притворяющийся человек), ведь наш господь бог видит, что есть в сердцах, и ему ведомы все тайны».
