Елена Прудникова - Взлет и падение «красного Бонапарта». Трагическая судьба маршала Тухачевского
Затем Примаков участвовал в борьбе с басмачами в Средней Азии. После Гражданской войны — командир и комиссар Высшей кавалерийской школы Ленинградского военного округа, потом, в 1925–1926 годах военный советник в Китае, военный атташе в Афганистане и Японии. По возвращении — командир и комиссар 13-го корпуса Приволжского военного округа, помощник командующего войсками Северо-Кавказского военного округа, инспектор высших учебных заведений РККА. С января 1935 года — заместитель командующего войсками Ленинградского военного округа. В том же году получил звание комкора.
Борис Миронович ФЕЛЬДМАН родился в 1890 году в г. Пинске Минской губернии, в еврейской мещанской семье. С пятнадцати лет стал рабочим. В 1913 году призван в армию. Участвовал в Первой мировой войне. Службу в Красной Армии начал помощником начальника оперативного отделения штаба 13-й армии, закончил начальником штаба Народно-революционной армии Дальневосточной республики. В партию вступил в 1920 году. Окончил Военную академию РККА.
С 1921 года — командир и комиссар 17-го и 19-го корпусов, начальник штаба войск Ленинградского военного округа. С 1934 года — начальник Управления по начальствующему составу РККА, с 15 апреля 1937 года — заместитель командующего войсками Московского военного округа. В 1935 году ему присвоено звание комкора.
Часть 4. ПРЕВЕНТИВНАЯ ВОЙНА
Он призывал вооруженных людей к действию против правительства — значит, надо его уничтожить.
Сталин11 июня 1937 года потрясенная страна читала «Правду»:
«… Дело арестованных органами НКВД в разное время Тухачевского М.H., Якира И. Э., Уборевича И. П., Корка А. И., Эйдемана Р. П., Фельдмана Б. М., Примакова В. М. и Путна В. К. рассмотрением закончено и передано в суд.
Указанные выше арестованные обвиняются в нарушении воинского долга (присяги), измене родине, измене народам СССР, измене РабочеКрестьянской Красной Армии. Следственными материалами установлено участие обвиняемых, а также покончившего жизнь самоубийством Гамарника Я. Б. в антигосударственных связях с руководящими кругами одного из иностранных государств, ведущего недружелюбную политику в отношении СССР. Находясь на службе у военной разведки этого государства, обвиняемые систематически доставляли военным кругам этого государства шпионские сведения о состоянии Красной Армии, вели вредительскую работу по ослаблению мощи Красной Армии, пытались подготовить на случай военного нападения на СССР поражение Красной Армии и имели своей целью содействовать восстановлению в СССР власти помещиков и капиталистов. Все обвиняемые в предъявленных им обвинениях признали себя виновными полностью».
Понять, что чувствовали люди, читавшие это, мы, в нашу привычную к предательству эпоху, едва ли сможем. Армия была гордостью державы, а эти были гордостью армии, лучшими из лучших. Два заместителя наркома обороны, несколько командующих округами, легендарные полководцы Гражданской войны… Шпионы?! Изменники?!! Пораженцы?!!!
Не требовалось никакой указки сверху, чтобы вызвать затопивший страницы газет взрыв возмущения — он был совершенно искренним. Тем более что в сообщении не было ни слова о троцкизме. И это во времена, когда о коменданте общежития, заставлявшем своих жильцов стричься наголо, писали: «троцкист издевается над рабочими». А тут — ни слова.
Кто же они такие?
Что происходит?
Глава 12
ВСЕ НА ЗАЩИТУ КОНТРРЕВОЛЮЦИИ!
Если то, что происходило со страной до 1934 года, худо-бедно, но изучают, если про «тридцать седьмой год» исписаны горы бумаги, то 1935–1936 годы — «темные времена». Их словно и не было. Злобный Сталин победил оппозицию, разгромил ее, пересажал, попутно уничтожил крестьянство, потом все было хорошо — сплошные победы, но он все равно вернулся и добил оппозицию, уже разгромленную и неопасную, а потом по безмерной своей злобе уничтожил еще и множество верных сторонников, которые даже перед смертью признавались в любви к «великому вождю и учителю»…
… И снова мы сталкиваемся с промежутком, маленьким периодом между титаническими битвами, передышкой, недооценной и почти что незамеченной. Но ведь что-то в этот период происходило! И есть такое подозрение, переходящее в уверенность, что если разобраться с этим периодом передышки, то и дальнейшее станет понятней…
Право на борт!
Ну что ж, попробуем!
Огромный, неуклюжий,
Скрипучий поворот руля…
Историк Юрий Жуков, разбираясь в «кремлевском деле», заметил один любопытный момент, вроде бы и не имеющий отношения к собственно истории «дворцового переворота». А именно — весьма странное поведение секретаря ЦИК СССР Авеля Енукидзе по отношению к новой Конституции, которую предполагалось принять (и она была принята) в 1936 году.
У нас ведь никогда не придавали значения Конституции. В хрущевском и постхрущевском государстве, в условиях диктатуры КПСС, ни Основной закон страны, ни Советы особо никого не интересовали, поскольку не имели власти, были структурами декоративными. «Партия велела, Совет ответил «Есть! «» Между тем если мы вспомним лозунги 1917 года, то главным из них был: «Вся власть Советам!» Партия стала «приводным ремнем» всех процессов в государстве уже по факту, как единственная организованная структура в стране, и предполагалось, что все это временно. Еще одно «временное правительство», на сей раз большевистское.
Но теперь, в 1936 году, Енукидзе почему-то глухо саботировал сталинскую реформу избирательной системы. Саботаж был мелкий, но эффективный. Например, в подготовительном документе он, соглашаясь с равным представительством для городского и сельского населения (до того существовала дискриминация крестьянства), настаивал на том, чтобы выборы были открытыми, а не тайными, как хотел Сталин. Или предлагал вынести проект изменений на обсуждение не Политбюро, а Пленума ЦК. Между тем если в Политбюро к тому времени было единство, то на Пленуме существовали самые разные подводные течения, и еще неизвестно, что из этого могло выйти.
А Сталин хотел — и реализовал — очень интересные вещи. Например, замену многоступенчатых выборов прямыми, выборов с неравным представительством — равными для всех классов населения, открытых — тайными, то есть не поддающимися контролю. Это была в чистом виде столь презираемая коммунистами «буржуазная демократия», причем по тому времени самая демократичная в мире. И новую Конституцию следовало принять до конца 1936 года, до новых выборов в Советы.
Сейчас, зная уже все, что будет потом, становится ясно: это был первый шаг к тому, чтобы передать власть от партии к государственным структурам. Енукидзе знать этого тогда еще не мог, но угрозу глухо чуял и сопротивлялся отчаянно. Возможно, кстати, именно в этом причина его отстранения от государственных дел, а вовсе не в том, что Сталин считал его, вопреки данным следствия, мотором «кремлевского дела» — чекистам он тогда еще доверял…
Но это далеко не все. «Ленинцев», сторонников классового подхода и мировой революции, ждало куда большее потрясение, когда они поняли, что правительство намерено вернуть избирательные права всем, кто до тех пор был их лишен по классовому признаку. И потрясение неизмеримо большее, когда 28 января 1935 г., на открытии VII съезда Советов, Молотов впервые, пока что мягко и обтекаемо, заговорил о сотрудничестве двух систем — капиталистической и социалистической, тем самым во всеуслышание объявив, что СССР больше не держит курс на мировую революцию.
… На Западе происходящее на съезде Советов произвело впечатление разорвавшейся бомбы. Политическая реформа в СССР, изменение внешней политики — это была сенсация из сенсаций. А какой отклик вызвали демократические изменения внутри страны? Делегаты съезда, люди, в большинстве своем достаточно простые, едва ли оценили новшество — преобразования увенчались успехом, коллективизация завершена, индустриализация идет полным ходом, социализм построили, так что ничего удивительного, что и выборы могут теперь проходить по-другому. Едва ли среди них было много людей, настолько искушенных в политике, чтобы понимать, что означают предложения Сталина, не надо так уж переоценивать интеллектуальный уровень тогдашних партийцев. Многие так ничего и не поняли до самого конца.
… Не дожидаясь разработки и принятия новой Конституции, Сталин продолжал лепить из Советского Союза правовое государство. Прокурором СССР был в то время А. Я. Вышинский — еще один человек, оклеветанный нашей историей. Бывший меньшевик, старый знакомый Сталина еще по революционной работе в Закавказье, высокопрофессиональный юрист, никогда, несмотря на меньшевистское прошлое, не подвергавшийся никаким преследованиям, он всерьез взялся за наведение порядка в советской юстиции, сохранившей еще очень много от «революционной законности». Начал с мелочей — с пересмотра результатов «очистки Ленинграда от социально чуждых элементов», имевшей место быть после убийства Кирова. К тому времени в прокуратуру поступило 2237 жалоб, все они были проверены, 264 (14 %) удовлетворены.
