Михаил Пселл - Хронография
XV. Этот царь умом не быстр, но углублен в самого себя и видом напоминает настоящего наставника. Всегда он бодр и бывает весьма боек на язык, если ему приходится говорить. Он не легко уступает в споре, возражения встречает возражениями и старается убедить противника, но в конце концов все обращает в шутку и испытывает тихую радость от своих слов. Разум у него седовласого старца, душа твердая, и он не легко отказывается от поставленной цели. Щедр он умеренно, ладонь его широко не открыта, но и в кулак не сжата, он ловко умеет вскакивать на коня и искусно охотиться. Этот человек – драгоценный дар для матери и братьев.
Кесарь Иоанн Дука
XVI. Что мне сказать об этом муже, чтобы слова мои сравнялись с прелестями его нрава и добродетелями души? Многолик муж этот, прекраснейшее украшение нашей жизни, и составлен из двух противоположностей: умом превосходит всех, кого я когда-либо знал или видел, и в то же время выказывает столь великую кротость души, что подобен струе неслышно текущего масла. Что же до его военной науки, то на память приходят древние и прославленные кесари и то, что свершили и какие победы одержали Адриан, Траян и им подобные. Он не ниже их в этой науке, которой овладел не сам по себе и не случайно, но почерпнул из руководств по тактике, полководческому искусству и осаде городов, написанных Элианом, Аполлодором и другими[17]. Может быть, кесарь – прекрасный полководец, но уступает в том, что касается гражданских дел, правосудия и казны? Ни в коем случае! Как бритва к оселку (это пословица), стремится он ко всему хорошему. Может быть, легко поддается гневу? Тоже нет, разве только для вида. Может быть, он злопамятен? Но как раз в этом отношении кесарь человек удивительный и единственный. Может быть, бойкий на язык, он позволял себе дерзко и свободно разговаривать сначала с братом, а потом и с племянником? Ничуть не бывало! Для многих из нас он пример осмотрительности, всегда блюдет меру и перемежает серьезное шуткой, и только в одном этом он безудержен и неумерен.
XVII. Охотится он на разную дичь; его волнует полет птиц и бег хищников, он травит собаками и преследует пятнистого оленя, без ума любит медвежью охоту, и, хотя я не раз бранил его за это, охота составляет его неизменное развлечение. Так и делит он свою жизнь между книгами и охотой, вернее – это любимые его занятия на досуге, а когда он занят делами, то заботят его обязанности военачальника и все, чего требуют обстоятельства. Он понимает, заключать ему мир или биться с врагами, знает толк в отрядах, боевых порядках и расчленении строя, ему известно, где выстроить войско, как сделать плотней тыл и тоньше каре, какими бывают полый клин, [развертывание строя], смыкание, осада, конное сражение и пеший отряд в зависимости от обстоятельств, места [и сил неприятеля]. Но какой смысл перечислять! Кесарь во всех отношениях был выше всех людей, [кроме брата своего и племянника, двух непревзойденных императоров].
Письмо царя к Фоке[18]
XVIII. В письме царь сначала упомянул о тяжком изгнании, о том времени, которое вдали от своих и отчаянной бедности провел Фока, о его грязном плаще и рваных одеждах; потом написал о том, как по его приказу Фока вернулся, с какими великими почестями его приняли во дворце, с каким неописуемым радушием встретили, какими, как говорится, сатраповскими благодеяниями осыпали, как без промедления предоставил он ему все самое высокое и чтимое, что только есть в Ромейской державе, как наградил его титулами и воинскими чинами, вознес выше всех и одарил богатствами, достойными его сана[19]. «Кто, – продолжал он, – получил от меня ранг выше твоего? Кто еще наречен был другом царя, его ушами и оком? Кто еще мог при желании уговорить меня в чем угодно? С кем еще делил я важнейшие заботы? Ибо тебе одному открывал я то, что таил от брата и матери[20]. Кто ныне возводит на высшие должности и кто их отбирает? Не ими ли снискал ты себе известность, не этим ли возросло твое могущество? Не говорю уж о том, что ради тебя сделал я для твоего отца, брата и другой родни, скольких тебе в угоду из смирения частной жизни вознес к высшим чинам, сколько богатств приобрели эти вскормленные в бедности, а ныне облеченные высокой властью, гражданской и военной! Я даже на преступления их, тайные и явные, смотрел сквозь пальцы. А ведь знал, какое множество их совершается, но все сносил ради тебя, ибо надеялся, что ты один, помимо божьего благоволения, станешь моим утешением в бедах. Потому и выбрал, потому и приблизил я тебя, чтобы ты твердой рукой распоряжался моими владениями, полагая, что в одном тебе среди всех людей приобрел я союзника и соратника; с твоей помощью мечтал я унять разгулявшуюся бурю. А теперь? О тщетные надежды и напрасные ожидания! Какова неблагодарность! Я искал сокровищ, а нашел уголья. Надежды не напрасны только тогда, когда в них еще не разочаровались. Но мы только себе делаем хуже, полагая, что пожар можно загасить маслом[21].
XIX. Молва, если она справедлива, ясно уличает тебя, что стал ты мне горем вместо утешения, врагом вместо союзника, губителем вместо помощника. Утверждают, что ты взялся за оружие, дабы наказать меня, от которого будто претерпел ты тягчайшую обиду и зло, что ты прилагаешь все силы, чтобы прогнать меня от прекрасного царского очага, и хочешь присвоить его себе. Только не это! Нет, магистр, нет – и в мыслях не держи такого! Да сгинут выдумщики и разносчики слухов – эти негодяи сеют плевелы[22] и из одной зависти рассказывают всякие небылицы, на их несуразицы и нелепицы нельзя обращать внимания. Этим чужакам, как я полагаю, нужно только одно: расколоть наше единомыслие, нарушить наше добровольное согласие. И да не восторжествует враг над нами, снова говорит он, если вспомнишь ты об этом богопротивном и несравненном по мерзости деянии. Не выкажи столь великой неблагодарности и несправедливости – ведь тебе не в чем упрекнуть твоих благодетелей; не сделай имя свое проклятием для людей и не послужи им позорным примером!»
XX. Отметив, что Фока призвал бога свидетелем страшных своих клятв, царь напомнил, что недремлющий промысел божий непрестанно обходит вселенную и неусыпным оком взирает на земные дела и всегда воздает за них людям после смерти: промысел каждому воздает той же мерой, в его сети попадают идущие кривым путем, он обращает в свою противоположность игру случая. «Если трепещешь ты перед божьим судом, если ждешь его приговора своим поступкам, поразмысли о непостоянстве земных дел. Пусть добрый совет предшествует делу, рассуждение замыслу, а мысль идет перед умыслом, ибо дело прежде всего принесло вред тому, кто рассудил дурно».
Список сокращений
ВВ – Византийский временник
ВИ – Вопросы истории
BZ – Byzantinische Zeitschrift
Byz. – Byzantion
Аттал.– Michaelis Attaliatae Historia, rec. I. Bekkerus. Bonnae, 1853
Вриенний – Nicephori Bryennii Commentarii, rec. A. Meineke. Bonnae, 1836
Зон. – Ioannis Zonarae Epitomae historiarum libri XIII—XVIII. Bonnae, 1897
Кекавмен – Советы и рассказы Кекавмена, сочинение византийского полководца XI века. Подготовка текста, введ., пер. и комм Г. Г. Литаврина. М., 1972
Курц—Дрексль – Michaelis Pselli Scripta minora magnam partem adhuc inedita. Vol. I—II. Ed. E. Kurtz, F. Drexl. Milano, 1936-1941
Продолжатель Скилицы – Τσολάκη Θ. Ἡ συνέχεια τῆς Χρονογραφίας τοῦ Ἰωάννου Σκυλίτση (Ioannes Scylitzes Continuatus). Θεσσαλονική, 1965
Сафа – Bibliotheca graeca medii aevi. Vol. IV—V. Ed. C. Sathas. Athenai—Paris, 1874-1876
Скил. – Ioannis Scylitzae Synopsis historiarum, rec. I. Thurn. Berlin—New York, 1973
Яхъя – В. Р. Розен. Император Василий Болгаробойца. Извлечения из летописи Яхъи Антиохийского. СПб., 1883
Василий II
1
«Хронография» не имеет обычного для византийских исторических сочинений предисловия (подробней см. статью, с. 232). Император Иоанн I Цимисхий умер 10 января 976 г. По слухам, он был отравлен евнухом паракимоменом Василием, о котором речь пойдет ниже. Василий и Константин были сыновьями Романа II, умершего в 963 г., когда мальчикам было соответственно 5 и 3 года. Фактическая царская власть находилась в руках Никифора II (963 – 969) и затем Иоанна I. При том и другом братья были лишь формальными соправителями, поэтому Пселл и говорит, что царская власть полностью оказалась в руках юношей.
2
Василию и Константину было соответственно 18 и 16 лет.
3
Паракимомен – высшая придворная должность, которую могли занимать евнухи. Паракимомены спали в одних покоях с императорами и заботились ночью об их безопасности. Паракимомен Василий – незаконный сын Романа I Лакапина – был могущественным «первым министром» при дворах Никифора II Фоки (963 – 969) и Иоанна I Цимисхия (969 – 976). Василий и Константин приходились паракимомену внучатыми племянниками. В определении родства Пселл допускает ошибку: паракимомен был не сводным братом Романа II (отца Василия и Константина), а его дядей.
