Олег Айрапетов - На пути к краху. Русско-японская война 1904–1905 гг. Военно-политическая история
Но русская политика продолжала действовать в полном неведении, по-прежнему чередуя угрозы с проволочками. Особо активным сторонником такого метода действий был Алексеев. Еще в сентябре Наместник предлагал занять в переговорах с японцами максимально жесткий тон, не стесняясь демонстрировать готовность защищать свои интересы в Манчжурии силой{1078}. На самом деле, в ответ на целый ряд провокаций, устроенных японцами (в частности, в Чемульпо произошло нападение на русских моряков, были раненые), далее демонстрации силы Алексеев пойти не решился{1079}.
На новогоднем приеме дипломатического корпуса в Петербурге Николай II в разговоре с японским посланником заявил: «у нашего терпения есть пределы»{1080}. Между тем, на совещании у императора по дальневосточному вопросу в конце декабря 1903 года было принято решение об уступках Японии. По свидетельству Куропаткина, Николай II сказал: «Война безусловно невозможна. Время — лучший союзник России. Каждый год нас усиливает»{1081}. Схожие выводы в отношении фактора времени давно уже сделали и в Токио.
С июля 1903 г. японский Генеральный штаб приступил к разработке операции по оккупации Кореи, с августа 1903 г. японцы начали интенсивный сбор информации в Корее, Манжурии и России{1082}. В конце декабря 1903 года они приступили к высылке агентурных групп из Пекина вглубь Манчжурии для организации диверсий на КВЖД{1083}. Это немедленно сказалось на активности хунхузов и резко усложнило положение на 2377 верстах железной дороги, ответственность за контроль над которыми нес Заамурский корпус пограничной стражи(25 тыс. чел.){1084}. Этих сил явно не хватало, опасность хунхузов, как и участие в их действиях японцев, были явными даже на Квантуне и к борьбе с ней пришлось привлекать и армейские части{1085}. Под боком у Порт-Артура портилась телеграфная линия, совершались нападения на пограничные посты{1086}. По всей линии железной дороги станции получили дополнительные укрепления, позиции у мостов тоже, к тому же оборона здесь была усилена орудиями{1087}. К Ляоянскому сражению посты были усилены еще 27 ротами пехоты{1088}.
Сочетание угроз и уступок при общей неподготовленности к возможному военному столкновению — все это не привело к желаемым последствиям. 12 января 1904 г. на императорском совете в Токио его участники пришли к единодушному выводу о том, что переговоры с Россией полностью безнадежны, но необходимо время для ввода в строй нескольких достраивавшихся кораблей{1089}. 31 декабря 1903 г.(13 января 1904 г.) Япония предъявила ультиматум России без фиксированной даты ответа на него. Токио требовал уступок не только в Корее, но и в Манчжурии и уже сам выступал с позиций защиты неприкосновенности территории Китая{1090}. Е. И. Алексеев активно выступал за то, чтобы ответить на требования японцев военными действиями, но при этом почему-то 3(16) января испросил разрешения отправиться в Петербург для личного доклада. За положение дел на Дальнем Востоке он не опасался{1091}. Между тем, оно становилось все более напряженным. «Весь 1903 год был тревожным». — Вспоминал адмирал А. И. Русин, бывший в это время морским агентом в Японии.
Уже с лета во всех 12 армейских и 1 гвардейской дивизии Японии были проведены учебные сборы, проверочные или частичные мобилизации, причем все запасные были составлены в казармах — армия фактически в значительной степени уже была мобилизована{1092}. Следует отметить, что население приветствовало мобилизацию и стремилось попасть в войска, которые будут отправлены на континент, чтобы сражаться с русскими. Настроение было чрезвычаной воинственным{1093}. Посетивший осенние маневры 1903 г. военный наблюдатель из России был весьма впечатлен состоянием японских войск, уровню их подготовки, системе военного образования, принятой в Японии. Окончание его отчета, опубликованного в январском номере «Военного сборника» за 1904 г., звучало, как предупреждение: «Армия работает от солдата до фельдмаршала; работает может быть слишком лихорадочно, спешно, а потому и не всегда целесообразно, но упорно и настойчиво. До сих пор, все, что заимствовали японцы в области искусства у своих соседей, они сумели представить в новом, слегка измененном, но усовершенствованном виде… Способны ли японцы поставить на такую же высоту военное искусство — скажет решительное и авторитетное слово беспристрастное будущее»{1094}.
В начале декабря 1903 г. Русин доложил в Порт-Артур о том, что действующий флот Японии ежедневно выходит в море для стрельб и эволюций из базы в Сасебо, и что Япония готова к приступить к действиям. 31 декабря 1903 г.(13 января 1904 г.) он сообщил, что японским правительством зафрахтовано 40 пароходов, из них 7—10(водоизмещением 30 тыс. тонн) — для нужд флота, остальные (водоизмещением 90 тыс. тонн) для армии, что достаточно для одновременной перевозки 2 дивизий. Кроме того, были остановлены рейсы японских пароходов в Австралию, Индию, Европу, Америку. В случае начала военных действий, по мнению русского морского агента, эти суда могли быть мобилизованы, что дало бы тоннаж, достаточный для перевозки 4 дивизий{1095}.
Японские подданные массами покидали пределы России. 31 декабря 1903 г. (13 января 1904 г.) японские торговцы в Порт-Артуре начали сворачивать свои дела и распродавать товары. 7(20) января 7000 солдат и офицеров 3-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии покинули крепость и были отправлены на Ялу. 15(28) января Наместник на Дальнем Востоке получил телеграмму русского военного агента в Токио, извещавшую его о начале мобилизации японской армии. 17(30) января 1904 года в крепости Порт-Артур получили приказ о мобилизации, в гарнизоне и эскадре ожидали войны и с особым вниманием следили за перемещением русских и японских военных судов и транспортов с войсками. 5 февраля город покинули его японские жители{1096}. Последний пароход буквально осаждался торопившимися уехать — сцена была весьма выразительной, но, как это не удивительно, она не вызвала особого беспокойства у властей{1097}.
Русские военный и морской агенты в Японии с конца декабря 1904 г. договорились о том, что по очереди (чтобы не вызвать лишнего беспокойства) отправлять телеграммы в Порт-Артур. Перерыв в их отправлении означал бы тревогу. 22 января(4 февраля) 1904 г. японцами была пропущена последняя телеграмма Русина{1098}. Он сообщал о призыве во флот всех специалистов и части строевых запасных чинов. 24 января(6 февраля) Русин попытался известить Петербург о начале общей мобилизации{1099}. Предупреждения приходили не только из Токио. В середине января командир русского стационера «Забияка», стоявшего в Чифу, получил от знакомого англичанина предупреждение о том, что в ближайшее время японцы проведут минную атаку на русскую эскадру. Не доверяя радио, он немедленно снялся с якоря и прибыл на базу, чтобы сообщить эту информацию Наместнику. Тот обвинил офицера в паникерстве и сделал ему выговор за уход со стоянки без разрешения{1100}.
21 января(2 февраля) 1904 г. был утвержден русский ответ на требования Японии. Петербург решил согласиться с ними и пойти на уступки, но было уже поздно{1101}. Впрочем, эти уступки не были полными. Россия отказывалась от требования от нейтральной зоны в Корее, признавала право Японии вводить на полуостров войска в случае волнений, соглашалась на соединение в будущем железных дорог в Северо-Восточном Китае и Корее, но требовала от Токио согласиться с сохранением формулировки «не пользоваться никакой частью Корейской территории для стратегических целей» и отказаться от претензий на особые интересы на побережье Манчжурии{1102}.
Телеграмма была отправлена из русской столицы 22 января(4 февраля), а от Наместника 23 января(5 февраля). Далее нота была задержана японским телеграфом и прибыла в Токио только 26 января(8 февраля). Тем временем уже 5 февраля Япония разорвала дипломатические отношения с Россией. На вопрос русского посланника барона Розена, не означает ли разрыв войну последовал отрицательный ответ главы МИД Японии барона Комура: «О! нет, пока не война»{1103}. Между тем императорский указ по армии и флоту возлагал ответственность за случившееся на позицию, занятую Петербургом по корейскому и манчжурскому вопросам и проволочки в переговорах. Текст указа не оставлял сомнений о том, что за ним последует: «Целость территории Китая и Кореи имеет тесную связь с независимостью и существованием Японии. Посему Мы приказали прервать переговоры с Россией, оставив за собою свободу действий во имя нашей независимости и существования. Мы искренне надеемся, что, благодаря верности и доблести Наших подданных, цель Наша будет достигнута и вместе с этим поддержана слава Империи»{1104}.
