Прокопий Короленко - Черноморские казаки (сборник)
Головатый оставил за Бугом, для ограждения прав казаков на их имущества, полкового есаула Черненко, исходатайствовав ему у графа Суворова-Рымникского содействие со стороны правительства; а сам в мае месяце двинулся на Кубань со всеми переселявшимися черноморцами двадцатью колоннами, чрез Буг, на Сокольский перевоз, потом чрез Днепр на Бериславль.
Черненко защищал права черноморцев со всей ревностью казака; но что мог сделать полковой есаул собственною властью там, где не было ни малейшего сочувствия местной власти к его представительству? Вскоре Черненко был отозван от своего поста, оказавшегося мало полезным для войска Черноморского.
Во время переселения многие черноморцы, преимущественно бездомовные сироми, разбрелись по разным сторонам на заработки и, находясь вне войскового контроля, до поры до времени жили на своих местах. Для сбора этих-то казаков вице-адмирал де Рибас назначил есаула Черненко, на призыв которого собралось сот до семи казаков. Все они, с согласия генерал-фельдмаршала графа Румянцева-Задунайского, распоряжением графа Суворова-Рымникского, были употреблены, за рабочую плату, на лодки в Гаджибее (нынешней Одессе), где занимались вбиванием в гавани по льду свай и прочими работами, до отправления в Черноморское войско, на Кубань.
Собравшись на вновь пожалованной земле, Черноморское войско основало в Карасунском куте, при Кубани, город Екатеринодар, в котором была учреждена войсковая резиденция и, по примеру запорожского коша, построены крепость и, по сеченому уставу, курени (казармы) для помещения куренных атаманов и бездомовного товарищества; но среди крепости поставлена была Святотроицкая походная церковь, где ныне возвышается изящной архитектуры шестиглавый Воскресенский собор [174].
В то время, когда Чепега, утомленный дальним путем из-за Буга, перезимовавши при Ейской косе, отправился для занятия кубанской границы, пришли в Черноморию, с Головатым, семейные переселенцы. Они остановились таборами, под названием войсковых селений: Андреевка, Константиновка, Стояновка, Алексеевка, Захаровка, Онуфриевка, Тимофеевка и Антоновка. Черноморцы, по врожденной домовитости, несмотря на временную стоянку, занялись устройством хозяйства, покопали на зиму землянки, понапинали куреники, а некоторые успели обзавестись хатами и другими службами, приобретая для этого нужный лес на правом берегу Кубани.
Весной 1794 года войсковое правительство, с совета войскового общества, постановило: заселить землю Черноморского войска сорока куренями. Для этого кошевым атаманом были вызваны в Екатеринодар из названных временных селений депутаты, с которыми Чепега отправился для выбора мест под куренные селения, а где куреню селиться — был брошен жребий. Затем уже началось настоящее заселение Кубанского края и Таманского острова черноморскими казаками, в куренях следующих названий: 1) Екатериновский. 2) Кисляковский. 3) Ивановский. 4) Канеловский. 5) Сергиевский. 6) Динский. 7) Криловский. 8) Канивский. 9) Батуринский. 10) Поповичевский. 11) Васюринский. 12) Незамаивский. 13) Ирклиевский. 14) Щербиновский. 15) Тимошовский. 16) Шкуринский. 17) Кореновский. 18) Рогивский. 19) Корсунский. 20) Калниболотский. 21) Уманский. 22) Деревянковский. 23) Нижестеблиевский. 24) Вышестеблиевский. 25) Джерелеевский. 26) Переясловский. 27) Полтавский. 28) Мишастовский. 29) Минский. 30) Титаровский. 31) Леушковский. 32) Величковский. 33) Пластуновский. 34) Дядьковский. 35) Брюховецкий. 36) Медведовский. 37) Платнировский. 38) Кущовский. 39) Пашковский. 40) Березанский.
Тридцать восемь куреней были тех же самых названий, какие существовали в Запорожском войске, а два добавлены вновь, первый Екатериновский — в честь Императрицы Екатерины, а последний Березанский — в воспоминание взятия черноморцами турецкой крепости Березани [175].
Неопытность в выборе мест в пустынной кубанской земле, под поселение куреней было причиною, что многие селения переносились с одного места на другое. Сначала это делалось с разрешения войскового правительства, впоследствии, когда подобные передвижения встречали препятствие, испрошено Высочайшее соизволение, последовавшее в рескрипте Императора Павла войсковому атаману Котляревскому 3-го ноября 1799 года.
Для отмежевания границ пожалованной войску Черноморскому земли таврическим губернатором в 1793 году был прислан областной землемер Колчигин, с тремя уездными землемерами; а в сентябре 1794 года, по данному тем же губернатором плану, прапорщиком Гетмановым разбит г. Екатеринодар.
Очевидцы рассказывают, что местность Екатеринодара, при заселении этого города, большею частью была покрыта лесом, с водянистыми лужайками, которые и теперь еще можно встретить в прикубанских лесах. Заселявшие город рубили лес, и на очищенных полянах строили себе хаты. Остатки первобытного леса и до сих пор сохранились в Екатеринодаре, во многих местах.
В первое время поселения черноморцев на Кубани житье их было незавидное. Пустынный край неприветливо встретил забугских переселенцев. Они терпели крайний недостаток во всем необходимом для первоначального обзаведения оседлой жизни в степном и безлюдном крае; несли тяжелую, по малолюдству войска, службу; страдали от болезней в новом климате и долго боролись со всякого рода лишениями. К довершению бедственного положения черноморцев вкравшаяся из-за Кубани, в марте 1796 года, чумная зараза много истребила их. Принятыми кошевым атаманом Чепегою, при содействии главного доктора пограничных краев Очакова, таможенного директора фон Матияжа и главного начальника таврических карантинов Гофельдена, распространение заразы было остановлено; но она более трех месяцев свирепствовала в Екатеринодаре, в Тамани и в других селениях.
Чтобы представить более наглядное положение черноморских казаков в первое время поселения их на Кубани, расскажу мою беседу с очевидцем, столетним казаком Шкуринским. Ветеран екатерининского века объяснил мне, что отец его был запорожец Шкуринского куреня, по прозванию Нижник. По зазыву кошевого, Харька Чепеги, в числе прочих переселенцев пришел и он с семейством в Черноморию. Сказав еще несколько слов, старик замолчал; глубокая дума отразилась на его челе; мысли его витали, конечно, далеко за Бугом, или на берегах Днепра… Но вот губы старика задрожали, столетние, голубые, как небо, очи заиграли огнем одушевления и, несмотря на свою старческую немощь, столеток запел тихим, чистым голосом с увлекательной украинской мелодией:
Ой Боже наш, Боже милостивий.
Уродились ми в святи нещасливи.
Пропев несколько куплетов этой известной песни, Шкуринский вздохнул, и слезы заблистали алмазами на седых ресницах прекрасных его глаз. Как он был тогда хорош!.. Успокоившись, дедушка продолжал рассказывать, что отец его, по приходе в новый край, был, против желания, поселен, вместо своего Шкуринского, в Екатериновском курене, где, водворившись, он вместо прежнего названия Нижника, усвоил себе прозвание Шкуринского, в память своего куреня в Запорожье. Сам рассказчик, по словам его, имел тогда лет двадцать. «Мене вже тоди, говорил он, в козаки записали, и Чепига повив нас гряницю займать на Кубани».
— Щож ви тут банили, роскажите дидусю — будьте ласкови.
— Давня рич баните, — меже чого й не згадаю.
Помолчав немного, старик собрался с мыслями и начал рассказывать.
«Як поприходили ми на сю землю, то пусто було скриз; тилько кой-де по над Кубанью черкесы хлиб пахали, та худобу пасли. Вони й тут не довго мешкали, як заняли ми гряницю, то непреятель вбрався за Кубань. черкесы тоди не воювались, и ми буде ходига до их у гости, а вони до нас; а все таки бреж вуха, а то по шкодят; сказано не вира… Трудно було сперва жить на Черномории. Люди прийшли з далеком сторони — пообдерались, знемощили и зо всим обиднили. Кругом убожество, болисть прокинулась, а тут ще й до служби припинают, до всего докопуються: щоб и кинь був добрий, мушкет справний, шабли гарна, той спис чиетий. Всю ту сбрею козаки на свий кошт справляли. А служби й кинця не було, служи пони й здужаеш…»
Действительно, в то время был такой порядок в Черноморском войске, что все казаки, способные носить оружие, без различия возраста, по малой числительности войска должны были служить до истощения последних сил, и тогда только, по свидетельствам ближайшего начальства, за совершенною неспособностью обращались в круг семейства, на домашнее жительство; или же израненые и недужные, по собственному желанию, поступали в устроенную войском, в 1794 году, Екатеринолебежскую-Николаевскую пустынь, где находили мирную жизнь.
Черноморское войско, несмотря на все невзгоды, с примерным терпением переносило их, в надежде на лучшее будущее. Многие казаки, по словам столетнего Шкуринского, хотили розбигаться, но благоразумное управление кошевого атамана Чепеги, любовь и доверие к нему казаков удерживали легкомысленных.
