Олег Смыслов - Богоборцы из НКВД
Расстроенное здоровье и преклонный возраст не позволили бы мне со всею серьёзностью и чуткостью отнестись к роли осведомителя, взяться за которую предлагал тов. Е. А. Тучков. Нечего и говорить, что подобного рода занятия несовместимы с моим званием и к тому же несходны моей натуре. Не сомневаюсь, что в результате роль осведомителя сменилась бы на роль мученика не своего и непосильного дела. Так случилось, что неожиданный поворот беседы в эту сторону не дал мне возможности в несколько минут охватить всю сложность положения вещей, посмотреть на меня объективно. В голове пронеслась вереница бессвязных мыслей, и я не сумел отдать себе в них отчёта. И лишь потом, когда собрался с мыслями и сосредоточил внимание на ряде поставленных себе вопросов, невыполнимость означенного предложения стала очевидною.
Об этом я считал нужным предупредить Евгения Александровича, когда он ещё находился в Свердловске, и с этой целью обращался два раза к дежурному надзирателю с просьбою пригласить в мою камеру следователя тов. Костина, участвовавшего при беседе; но его, по сообщению надзирателя, в Учреждении не оказалось…»
Митрополит Пётр (Полянский) мужественно отклонил предложения Тучкова (надзирающего за ним на Урале) дать подписку о сотрудничестве с органами в качестве осведомителя. После же самой беседы его частично парализовало, не считая болезни цинги и астмы. Результатом стал новый срок: 23 июля 1931 года Особое Совещание ОГПУ выслушало «дело» митрополита, которое рассматривали в порядке постановления президиума ВЦИК СССР от 9.06.27 года. «Постановили: Полянского-Кругацкого Петра Фёдоровича заключить в концлагерь сроком на пять лет. Считая срок с момента вынесения настоящего постановления». Абсолютно без зачёта года, проведённого в одиночке.
Кстати сказать, 19 августа рекомендации Агранова и Тучкова были отправлены администрации Екатеринбургской тюрьмы. В служебной записке, в частности, говорилось: «…Полянского (Крутицкого) Петра Фёдоровича, осуждённого к заключению в концлагерь… просьба содержать под стражей во внутреннем изоляторе…»
Не будучи услышанным, подлинный патриарший местоблюститель, в надежде на чудо, пишет Менжинскому следующее трагическое послание, датированное уже 20 ноября 1932 года: «Согласно объявленному мне постановлению Особого Совещания при Коллегии ОГПУ от 23/ УП-1931 г. я должен отбывать своё наказание в концлагере. Между тем вот уже третий год содержусь в предварительном заключении, подвергаясь мучительным лишениям и ограничениям. Так как, во 1-х, причины, вызвавшие столь неожиданную катастрофическую развязку при всей своей уважительности, о чём я неоднократно писал Вам, не приняты во внимание, так как, во 2-х, моё стремление через искреннее и чистосердечное раскаяние в своей идеологической погрешности обеспечить себя доверием со стороны Советского Правительства и тем улучшить своё положение, несмотря на инициативу и обнадёживание т. Костина, по-видимому достигай обратной цели — угнетающей отброшенности, среди которой теперь живу, и так как, в 3-х, в течение продолжительного времени не получаются результаты ни относительно моего заявления датированного сентябрём на имя Особого совещания; ни относительно замены концлагерного заключения ссылкой, о чём я имел некоторые основания думать после разговора с тт. прокурором и начальником УСО, то, покорно склоняясь пред обстоятельствами, ставлюсь в необходимость обратиться к Вам с просьбой не отказывать в возможной поспешности к отправке меня по назначению…»
Летом 1933 года условия заключения митрополита Петра были ещё раз ужесточены: ему заменили ночные прогулки в общем дворе на прогулки в маленьком сыром дворике, где воздух был наполнен испарениями отхожих мест. Кроме того, в Верхнеуральской тюрьме его содержали как «секретного узника» под номером (без имени) 114.
В июле 1936 года заключение митрополита Петра (Полянского) было в очередной раз продлено ещё на 3 года. Но этого богоборцам показалось мало, и в конце года в патриархию поступили сведения (заведомо ложные) о смерти Патриаршего Местоблюстителя, вследствие чего 27 декабря митрополит Сергий (Страгородский) принял на себя титул Патриаршего Местоблюстителя, а по «усопшему» митрополиту была отслужена панихида. То есть его отпели ещё живым! А дело в том, что митрополиту Петру было уже 74 года, и его новый срок можно было считать пожизненным. Возможно, поэтому богоборцы решили считать митрополита умершим… Они знали, что делали!
В 1937 году против митрополита и местоблюстителя было возбуждено новое уголовное дело по новому и, как всегда, надуманному обвинению: «Отбывая заключение в Верхнеуральской тюрьме, проявляет себя непримиримым врагом Советского государства, клевещет на существующий государственный строй… обвиняя в «гонении на Церковь» «её деятелей». Клеветнически обвиняет органы НКВД в пристрастном к нему отношении, в результате чего якобы явилось его заключение, так как он не принял к исполнению требование НКВД отказаться от сана Местоблюстителя Патриаршего престола».
А 2 октября тройка НКВД по Челябинской области приговорила митрополита Петра (Полянского) к расстрелу. Через неделю, 10-го числа, в 4 часа дня приговор был приведён в исполнение. До сих пор неизвестно точное место погребения митрополита, как и место его расстрела (то ли это тюрьма в Магнитогорске, то ли станция Куйбас).
8Из автобиографии Е. А. Тучкова: «6 июля 1941 года по призыву партии добровольно пошёл в Красную Армию. До конца сентября того же года я находился на фронте: сначала в Андреевском районе Смоленской области, затем в районе озера Селигер Калининской области (деревня Красуха). 20 сентября 1941 года я тяжело заболел и 89 эвакопунктом был из армии как непригодный к военной службе освобождён совсем. Из армии я приехал к своей семье в Златоуст; где лечился и поправился до января 1942 года, а потом, когда стал чувствовать себя окрепшим, поехал в Москву, где и стал работать на лекционной работе (вести антифашистскую пропаганду) в центральном Совете СВБ СССР, а потом одновременно ещё и военную работу, состоя заместителем начальника военно-учётного пункта по политчасти Ростокинского района, которую выполняю и сейчас».
Глава восьмая
Церковь и война
В двухэтажном особняке на Кропоткина, 20 Карпов проводил, как правило, большую часть своего рабочего времени. Проблем было превеликое множество, начиная от отсутствия клея, бумаги, конвертов и обыкновенных канцелярских папок, заканчивая организацией работы аппарата. Опыта работы не было ни у кого. Не было и элементарных знаний в отношениях с религиозными организациями. Только несколько человек имели высшее образование. Один из них завотделом по делам Центрального управления церкви, другой переводчик, третий ответственный секретарь, да ещё юрисконсульт.
Лишь в 1944 году была утверждена инструкция, регламентирующая распределение обязанностей членов Совета. А это и организация деятельности уполномоченных через работу инспекторской группы Совета, контроль за патриотической работой Русской православной церкви, контроль издательской деятельности Синода, контроль за деятельностью духовных учебных заведений, организация персонального учёта епископата РПЦ. Часто приходилось бывать и в правительстве, где регулярно обсуждались многие приоритетные вопросы.
В органах были свои трудности, но всё было годами отлажено и работало достаточно чётко. Например, «дело агентурной разработки» предшествовало «делу-формуляру», если в процессе работы сотрудниками выявлялись какие-то серьёзные обстоятельства, свидетельствующие о необходимости более глубокой разработки.
«Дела-формуляры» могли вести годами, но завершались они тремя вариантами: арестом, вербовкой или сдачей дела в архив. Это, так сказать, два действия. А всего их было три.
Начиналось же всё с первого действия, а именно с «дела оперативной проверки». Работали агенты с псевдонимами или кличками, проводились оперативные мероприятия, которые что-либо фиксировали. Объект обкладывали со всех сторон, собирали прямые доказательства шпионской деятельности и т. д. и т. п.
А тут один процесс создания аппарата Совета на местах решить было неимоверно трудно. Только на февраль 1944 года из 89 штатных единиц было назначено только 43 уполномоченных. Ещё оставались вакансии в 10 областях Белоруссии и в 20 областях Украины. А ведь делалось всё согласно постановлению правительства, да и требование было категорическим…
2Вопросы, которыми приходилось заниматься Карпову, были порой не только сложными, но и весьма щекотливыми, как, например, этот:
«г. Москва 18 ноября 1944 г.
Секретно
Управляющему делами Совнаркома Союза ССР товарищу Чадаеву Я. Е.
В 1944 году Управлением делами Совнаркома Союза ССР было отпущено Совету по делам Русской православной церкви при СНК СССР 100 тысяч рублей для расходов в течение года на приобретение ценных подарков высшему духовенству (патриарху и митрополитам) в юбилейные дни, что было разрешено тов. В. М. Молотовым.
