Эдвард Янг - Крадущиеся на глубине. Боевые действия английских подводников во Второй мировой войне. 1940–1945 гг.
– Слышу шум дизеля прямо за кормой, сэр.
– Пеленг меняется?
– Нет, сэр, пеленг постоянный.
Ровно в одиннадцать минут седьмого раздался первый взрыв. Вражеская атака началась. Сначала мы услышали три взрыва, но не слишком близко, затем еще четыре: эти были значительно ближе. Враг напал на наш след, но я не знал, действительно ли он нас обнаружил или просто удачно просчитал наши действия.
Прошло пять минут. Ничего не происходило. Макилмюррей слышал, как вражеский корабль движется за кормой – ищет нас. Еще через десять минут я понял, что он не сумел нас обнаружить и можно потихоньку уходить. Опасность нам больше не грозила.
Через полчаса, в течение которых мы ни разу не услышали нашего противника, я решил всплыть на перископную глубину и осмотреться, пока еще не совсем стемнело. Когда перископ поднялся над поверхностью, я сразу заметил нашего преследователя, лежащего в дрейфе в 400 ярдах от нас на левом траверзе. У меня было такое чувство, словно я, спасаясь, долго бежал по длинному тоннелю, после чего обнаружил, что мой преследователь ждет меня с другого конца. Противник был слишком близко, чтобы чувствовать себя в безопасности, поэтому, поспешно оглядевшись и не обнаружив в пределах видимости других кораблей, я приказал возвращаться на 100 футов. Но тут подал голос Макилмюррей:
– Слышу шум дизеля, быстро приближается, красный 100.
Я забеспокоился. Неужели мы обнаружили себя, всплыв на перископную глубину? Возможно, мы поднялись над слоем воды высокой плотности, который приглушал шум наших винтов, пока мы оставались на глубине. Но он наверняка не мог заметить перископ!
– Шум приближается, сэр, пеленг постоянный.
А вскоре его можно было услышать, не прибегая для этой цели к помощи специальных приборов. На нас надвигалось нечто, издающее ритмичный, пульсирующий звук, который нес с собой угрозу. Он с каждой секундой становился громче, увеличивался в объеме, заполнял собой все свободное пространство, звенел в ушах. Казалось, что на нас с бешеной скоростью несется локомотив – чух-чух-чух… Я почувствовал, как ледяные пальцы ужаса стиснули сердце. Враг точно знал, где мы находимся. Он намеревался пройти над нашими головами, и через мгновение со всех сторон начнут рваться глубинные бомбы, и одному Богу известно, чем это закончится. Я непроизвольно втянул голову в плечи, когда звук достиг наивысшей громкости. Еще мгновение и…
И ничего не случилось. Судя по сообщениям Макилмюррея, противник ушел. По чистой случайности он выбрал именно этот момент и курс, чтобы покинуть район. Мне оставалось только поблагодарить Бога за то, что «Шторм» не всплыл на перископную глубину на минуту или две позже, тогда вражеский корабль вполне мог нас протаранить.
К восьми часам я наконец почувствовал себя в безопасности, и мы всплыли в непроглядно черную безлунную ночь. Линии горизонта не было видно, небо вдали плавно сливалось с морем, и было невозможно определить, где заканчивается одно и начинается другое. До запуска дизелей мы провели радарный поиск, и, ничего не обнаружив на экране, двинулись юго-западным курсом к Пуло-Пераку. Через полчаса мы увидели остров, представлявший теперь сгусток тьмы, но его появление дало нам возможность определить местоположение корабля. По завершении этой жизненно важной операции мы взяли курс на запад, чтобы обойти остров и проследовать в район патрулирования – к югу от Пинанга. Но далеко уйти мы не успели, поскольку получили приказ немедленно отправляться на позицию, расположенную в 80 милях к северо-востоку от острова Пуло-Вег, и атаковать японскую субмарину, которая должна была пройти там около девяти часов через день. Новый район располагался примерно в 125 милях к вест-норд-весту от точки нашего местонахождения, поэтому мы немедленно легли на новый курс.
Утром 20 июля в 04.47 мы погрузились в нужной точке. Во всяком случае, я рассчитывал, что дело обстоит именно так. Меня немного беспокоило, что за время перехода мы ни разу не видели звезды, то есть весь путь шли по счислению. Когда при свете дня к югу от нас вдали показались голубые горы Суматры, я решил определиться по самым заметным вершинам – это не слишком точный метод, но приемлемый, особенно когда только он и доступен. Как я и предполагал, мы не сумели получить точный результат, но, судя по всему, мы находились примерно в 10 милях от указанной нам позиции. Это была достаточно серьезная ошибка, и у нас оставался всего час, чтобы ее исправить. Успеть в нужную точку вовремя мы могли только по поверхности, при этом подвергаясь риску, что враг заметит нас первым.
«01.51. Всплыли и последовали курсом на север, чтобы выйти в нужную точку.
09.05. Заметили дым, пеленг 100°. Нырнули. Вскоре после этого увидели боевую рубку субмарины. По непонятной причине она отчаянно дымила. Начали атаку. Не смогли определить наличие зигзага. Субмарина покачивалась на волнах, которые несколько раз обнажили ее легкий корпус. Проанализировав данные позже, мы установили, что вражеская субмарина все-таки двигалась зигзагом.
09.40. Выстрелили шесть торпед с расстояния около 2500 ярдов (хотя, по моим расчетам, в момент выстрела мы находились ближе). Во время стрельбы лодка стала значительно легче, и нос лодки «смотрел» вниз, поэтому пришлось принимать срочные меры по корректировке дифферента, чтобы «Шторм» не выбросило на поверхность. Через три минуты мы восстановили дифферент и увидели, что вражеская субмарина изменила курс и даже не пересекла линию огня. Не могу сказать, заметили ли японцы: а) следы торпед в воде или б) турбулентность воды, созданную нашими усилиями не вылететь на поверхность. Через восемь минут четыре торпеды взорвались на дне моря. Взрывы заставили цель резко уйти влево и выполнить несколько резких зигзагов, выбросив в воздух столб черного дыма. Затем она скрылась в южном направлении. Судя по данным гидроакустиков, вскоре она снова возобновила движение на запад».
Даже не могу выразить, как я переживал свою неудачу. Ведь это была та самая подводная лодка, которая несколькими месяцами раньше потопила следующее без сопровождения британское торговое судно. Японцы подняли уцелевших моряков на палубу субмарины и изрубили их мечами. С тех пор за этой лодкой началась охота. И я упустил реальный шанс ее уничтожить. У меня было достаточно времени, атака развивалась спокойно, без лихорадочной спешки, часто сопровождающей атаку на субмарину. Меня заранее предупредили о появлении противника, причем не только о времени его появления, но даже о курсе и скорости. Он появился строго по расписанию, как курьерский поезд. Какой я командир-подводник, если при всех благоприятствующих обстоятельствах умудрился промахнуться! При всем желании я не мог найти себе оправдание.
В полдень мы всплыли на две минуты, чтобы измерить высоту солнца над уровнем моря, после чего до наступления темноты оставались под водой. Вечером мы всплыли и снова взяли курс на Пинанг, куда еще не добрались. У нас осталось всего три торпеды, и я счел необходимым поставить об этом в известность Тринкомали. Поэтому я составил подробное донесение в штаб о двух проведенных атаках и результатах. Ответ поступил довольно быстро: приказывали возвращаться. Снова мы изменили курс и отправились на запад.
Нам всегда очень нравилось возвращаться на базу через Индийский океан. Потихоньку отпускало напряжение, в помещениях чаще слышались шутки, звучал смех. Весь переход мы шли только по поверхности, свежий воздух поступал в лодку днем и ночью. Команда могла выходить на мостик, чтобы подставить лица солнышку, почувствовать дуновение свежего морского бриза. Я тоже почти не покидал мостик, наблюдая, как ритмично поднимается на очередной волне нос лодки, а потом зарывается в воду. Волны ударялись в левый борт лодки, поднимая над носовой палубой облако мелких брызг. Поэтому после полудня, когда солнце занимало место прямо по нашему курсу, мы получали возможность любоваться собственной радугой. Летающие рыбки бесшумно скользили над поверхностью и с легким всплеском исчезали в воде. Они уступали дорогу многократно превосходящему их размерами «Шторму». Зеленовато-голубое море казалось подсвеченным таящимся в глубине огнем. Жизнь определенно была прекрасной.
Конечно, в такие дни можно было немного расслабиться, но я счел своим долгом предупредить экипаж о необходимости соблюдать осторожность. Именно этой теме я посвятил очередной выпуск «Доброго вечера»:
«Самая большая опасность, которой подвергается субмарина, возвращающаяся из боевого похода, это комплекс «мы почти дома». Не подлежит сомнению факт, что большинство потопленных нашими кораблями немецких подводных лодок возвращалось к родным берегам. После напряжения, свойственного боевому походу, люди чувствуют естественную необходимость расслабиться и зачастую забывают, что враг может подстерегать где угодно. Искушение послабления вполне объяснимо, но может оказаться гибельным. Особенно это касается вахтенных офицеров и впередсмотрящих, которым нельзя допускать ослабления внимания. В Индийском океане, этой «ничейной» территории, движутся не только наши субмарины, но и подлодки противника. Поэтому опасность ротозейства очевидна. По-моему, очень глупо дать себя потопить по пути домой и только потому, что не хватает силы воли сохранить бдительность еще несколько дней».
