Эльвира Ватала - Великие рогоносцы
Собственно, никогда Генриэтта в бордели не хаживала. Это вам не Мессалина или Барбара Пальмер. В искусстве обольщения она руководствовалась скорее инстинктом и интуицией. Как же прав был великий сексопатолог Крафт Обинг, когда писал: «В эпохи физических и нравственных расслаблений процветает чувственность и обществу грозит опасность попасть под режим метресс, могущих иметь гибельные последствия для государства».
Но господство метресс скорее относится к эпохе Людовика XV, не Генриха IV. Тем не менее метрессы, а прежде всего Генриэтта д’Антраг, имели колоссальное значение в его жизни. Зная все недостатки Генриэтты, прекрасно отдавая себе отчет в ее подлости, Генрих IV не мог от нее отказаться. Что-то необъяснимое и очень нужное Генриху имела Генриэтта: как магнитом сексуально притягивала короля. Он никогда не знал с ней пресыщения. Думаете, дорогой читатель, почему распадаются браки? Во всяком случае, почему раньше распадались? Из-за неумения супруги быть постоянно привлекательной и желанной для супруга. Ученый X. Эллис сказал об этом однозначно: «В большинстве браков счастье или несчастье супругов зависит от того, насколько они сведущи в искусстве любви».
Героиня Э. Золя Нана из одноименного романа советует женам и мужьям в интимных практиках прибегать к приемам проституток. Она говорит: «Если бы вы, мужчины, не были так глупы, вы должны были бы Вести с вашими женами, как с нами, а если бы ваши жены не были такими тщеславными, они бы старались приковать вас к себе, как стараемся мы привлечь вас». «Не говорите так о порядочных женщинах», — с возмущением возражает ее партнер. Вот именно! Порядочная женщина! То, что разрешается интимно делать проститутке, ни в коем случае не разрешается честной женщине. По канонам того времени Генриэтта, будучи образованной светской дамой, внесла в секс с королем долю низменного разврата, возведенного в культ прекрасного. Это была греческая гетера с ее знаниями языков, музыки, литературы и с обольстительностью низменной куртизанки. Только это единение может удовлетворять интеллектуальных королей (а Генрих IV к таким относился).
Луизу Керуаль в ложе Карла II, помните, дорогой читатель? Так вот, по умению шпионить, по хитрости и вероломству Генриэтта превзошла Луизу. И вот теперь у Генриха IV любовница горячо его целует, жаркими ночками дарит, любовное искусство своего апогея достигло, а потихоньку шлет врагам все сведения о французском дворе. Да еще и денежки за это получает с двух сторон. Испанский и французский короли, не зная об этом, прямо перещеголяли друг друга в «гонорарах» для Генриэтты.
Министр Сюлли в своих позднейших воспоминаниях, хотя и очень короля любил, не может удержаться от ноток негодования, сколько денег пошло из казны на Генриэтту. А тут еще из-за постоянной вражды между фавориткой и королевой двор разделился на два лагеря: одни на стороне королевы, другие на стороне маркизы. А аппетит на власть и богатство у Генриэтты разгорелся пуще, чем у той жадной старухи из «Золотой рыбки». Она, получив титулы, поместья, драгоценности, почетные титулы детям, съедаемая тщеславием и совершенно не имея никаких чувств к Генриху IV, уже чуть ли не вслух мечтает короля в Бастилию заточить, а своего от него рожденного сына на трон поставить. И сообщниками ее являются ее отец, братец (тот от Карла IX) и маршал Бирон. Заговор вполне серьезный и в случае его раскрытия всем участникам, не исключая Генриэтты, грозит, конечно, смертная казнь. Но пока этот заговор зреет, на королевском дворе пышным цветком расцветают интриги, и душою их становится родная сестра умершей Габриэль Жюльетта д’Этре, герцогиня де Виллар. Она заимела преступное желание соблазнить короля. Ну правда, занять место первой фаворитки, какой была ее сестра, она и не стремилась — силенок маловато! Но почему немного не поразвлечь короля в ложе и, хоть на короткое время став его любовницей, не попытаться свергнуть Генриэтту и хоть как-то отомстить за свою сестру, память о которой у короля так коротко длилась? Сказано — сделано. Король никогда дамам не отказывал в столь малом пустячке, как проспаться со своей особой. Ну, словом, король на время оставил Генриэтту и перенесся в ложе герцогини де Виллар. Время с ней приятно проводит и даже находит некоторое сходство с умершей Габриэль, ну и тихо, спокойно кончился бы и этот роман короля, как кончились десятки других, но бес Жюльетту попутал, если вздумала тягаться с Генриэттой. Она идет на такую вот интригу: «Сблизившись за плечами короля с придворным Жуанвилем, который был тайным любовником Генриэтты, крадет у этого любовничка письма, присланные ему Генриэттой, и передает их королю. Генрих IV, всегда отдавая себе отчет в строптивом характере любовницы, почему-то полагал, что „рогами“ она никак его не одарит. И вот — Генрих IV очередной „рогоносец“». В дикой ярости король разразился таким гневом, что от ярости дара речи лишился и никак не может объяснить призванному посланцу, в чем того миссия. В конце концов посланец понял, что от него требуется пойти к Генриэтте и от имени короля разразиться бранью по поводу ее вероломства, а потом ехидно так спросить: «Ну и что вы на это скажете?» Генриэтта «на это» ничего не сказала. Она попросту вытолкала посланца, а им не какой-нибудь там отрок был, а уважаемый граф де Люд, за дверь, и уже в замкнутую дверь гордо произнесла: «Невинность не нуждается в оправдании». Когда Генрих IV узнал, как гордо его любовница поступила, маленько его сомнения взяли и он назначает тщательное следствие. И оказалось, что почерк в письмах не Генриэтты, а ее секретаря, который назло госпоже, почему-то на нее рассерженный, так ее «под монастырь» подвел. Малого пытать начали, он во всем сознался, иначе голова с плеч, а так только Бастилия. Потом окажется, что все это было устроено Генриэттой, и малому обещали большую мзду и быстрое освобождение, если он примет вину на себя. Генрих IV наказывает виновных: герцогиня де Виллар из постели короля отправилась прямехонькой дорогой прямо в ссылку, Жуанвиля услали в Венгрию, а король перед Генриэттой на коленях стоит и в своих новеньких рогах прощение у нее вымаливает. А та только смеется, за свою обиду получив драгоценностями и еще там чем-то, за плечами короля иронизирует: «Этот господин хочет, да не может». Но вот приходят министры и сообщают Генриху нечто секретное: против него зреет заговор и во главе его стоит Генриэтта, и вся ее семейка вместе с маршалом Бироном ее поддерживает в решении свергнуть и даже убить Генриха.
Не успело одно следствие кончиться, назначай король другое! Улики относительно заговора абсолютно неопровержимые. Уже перехвачены письма в Испанию и обратно, из которых явно следует, что подготавливается почва, чтобы Гастона, сына Генриэтты, сделать французским королем. Ну против таких улик, как говорится, не попрешь! Пришлось Генриху IV скрепя сердце всю честную компанию заточить в Бастилию. Ну и что же вы думаете, дорогой читатель, делает Генриэтта в темнице? Плачет, страдает, раскаивается? Ничуть. Она иронически смеется, как Анна Болейн при восхождении на эшафот каким-то полусатанинским, полудемонским смехом. О, она-то знает силу своей власти над королем! Он просто бессилен против этой страсти и напрасно старается через разных там парламентариев уговорить Генриэтту ну хоть немножечко раскаяться, хоть немножечко покориться. Ну признаться в своей ошибке, обещать исправиться. Король имел бы тогда повод с радостью ее простить и опять в свое ложе взять, ибо без нее он уже жить не может. А она, негодная, этих явных намеков не понимает, а если и понимает, то все равно покоряться не желает, гордыня съедает Генриэтту.
Как же король страдал из-за ее гордыни и бесцеремонного с ним обращения! Мы вам, дорогой читатель, в подтверждение нашего тезиса приведем такой вот разговор Генриха IV со своим министром Сюлли: «Вчера я расстался с госпожой де Вернейль крайне рассерженный по трем причинам. Во-первых, теперь она вздумала хитрить, лукавить, жеманиться со мной, будто бы по чувству набожности, но я думаю, вследствие новых интрижек с людьми, которые мне совсем не нравятся. Второе: в ответ на мое замечание о ее сношениях с братом и другими злоумышленниками на меня и безопасность государства, она очень надменно отвечала, что все неправда, что я старею, оттого и становлюсь подозрителен и недоверчив. Что жить далее со мной нет никакой возможности, что я сделал бы ей величайшую милость, если бы перестал посещать ее наедине, так как пользы от этого мало, а одни только неприятности, особенно от королевы. При этом она королеву, жену мою, обозвала таким именем, что я едва удержался, чтобы не дать ей пощечину».
Унижаться перед королем, который вечно в ее ногах валялся? Вот уж нет, лучше она свою голову на плахе сложит. О боже! Ну как Генрих IV может срубить такую прелестную головку? Это вам не кровожадный Генрих VIII, который без пардону срубил головки двум своим женам; И потом без головки Генриэтта никакой ценности для Генриха не представляет. Мучится, страдает Генрих IV, словно он не великий король, а простой мещанин, не могущий заставить свою жену подчиниться воле мужа. Ну с какой бы он радостью простил Генриэтту! Но ведь толчок к этому должна дать она сама, а она унижаться не желает. Тогда подговорили Марию Туше, мать Генриэтты, ну, ту самую любовницу Карла IX, про которую при дворе говорили: «Репка — не баба». Она бросается королю в ноги и умоляет его простить свою дочь, мужа и сына — непутевых! Господин д'Антраг из-за опасения за свою жизнь решает выдать наконец злосчастный документ королю. Тот, брачный. И рассказал про тайник, где он был спрятан.
