Хаген Шульце - Краткая история Германии
Олицетворением эры социал-либеральной коалиции, продолжавшейся с 1969 по 1982 г., стали имена федеральных канцлеров Вилли Брандта и Хельмута Шмидта. Они достойно дополнили то, что относилось к эре Аденауэра. За осуществленной Аденауэром интеграцией в западное сообщество последовала восточная политика Брандта, нацеленная на смягчение напряженности отношений между ФРГ и государствами Восточного блока и их нормализацию, чтобы в условиях продолжающегося раздела континента включить Федеративную Республику в систему соглашений, обеспечивающих мир. Во внутренней политике Брандт противопоставил позиции Аденауэра «никаких экспериментов» прагматическое заявление о необходимости «отважиться на большую демократию», приверженность реформам и культурной открытости. Сколь сомнительны и отягощены идеологическими соображениями были некоторые решения, принятые в эту эпоху в сфере образования, столь же велики оказались все-таки успехи политики, благодаря которой критически настроенные левые и леволиберальные умы, до тех пор скорее чуждавшиеся «реставрационной» республики Аденауэра, были приближены к боннскому государству и добились в изменившемся интеллектуальном климате 70-х годов духовного доминирования. Имена Аденауэра и Брандта неразрывно связаны в истории Западной Германии. Их деятельность была взаимодополняющей. Они «отчеканили» обе стороны одной и той же медали.
У истоков «новой восточной политики» стояли, однако, не немцы, а великие державы. Президент США Ричард Никсон и советский министр иностранных дел Андрей Громыко заявили, что напряженность вокруг Берлина должна быть урегулирована с помощью переговоров, и 26 марта 1970 г. представители четырех держав — победительниц во Второй мировой войне встретились в берлинском здании Союзного контрольного совета, чтобы договориться о соглашении по Берлину. В конце концов оно было заключено 3 сентября 1971 г. и существенно облегчило положение «острова» под названием Западный Берлин. Эту новую фазу политики разрядки не могло бы игнорировать и федеральное правительство во главе с христианскими демократами, но у правительства Брандта было гораздо меньше препятствий, для того чтобы последовать примеру великого союзника и пойти на заключение договоров с Москвой и Варшавой об отказе от применения силы. Подобно тому как Аденауэр, будучи глубоко убежденным в правильности этого шага, когда-то согласился с интеграцией Германии в западное сообщество — чего так желали западные союзники, — теперь Брандт осуществлял быстрое урегулирование отношений с государствами Восточного блока и ГДР — чего так желали США, — потому что сам считал это настоятельно необходимым.
Дебаты об этих «восточных договорах» в немецком бундестаге достигли кульминации 22 марта 1972 г., превратившись в звездный час истории германского парламентаризма, вполне сравнимый с большими словесными баталиями вокруг германского вопроса, разыгрывавшимися в парламенте в соборе Св. Павла в 1848–1849 гг. Вновь завязался спор о том, чем, собственно, является Германия и каким должно быть ее будущее. Ораторы правительственных фракций превозносили шансы, открывавшиеся в результате «нормализации отношений» между Востоком и Западом для Германии, а представители христианско-демократической оппозиции предостерегали от опасностей. В центре дискуссий стояли не вопросы обмена послами и развития связей Западной Германии с Восточной Европой, а проблемы будущего Германии в Европе. Шла ли речь о приоритете воссоединения Германии «в границах 1937 года», как того требовала христианско-демократическая оппозиция, что в результате заключения договоров становилось менее вероятным, или прежде всего о мире и разрядке во всей Европе, как хотела правительственная коалиция, пусть даже ценой немецких надежд на воссоединение? Возродилась ли идея германского единства или эта цель устарела?
Проговаривались многочисленные варианты будущего Германии, а потому циркулировали различные взгляды на прошлое. Дебаты проходили под знаком четырех совершенно различных представлений о немецкой истории. Представитель оппозиции Рихард фон Вайцзеккер считал, что вся немецкая политика должна быть направлена на то, чтобы восстановить германское национальное государство в таком виде, как его создал Бисмарк в 1871 г. «Я полагаю, — заявил он, опираясь на знаменитое определение, данное Эрнестом Ренаном[77], — что нация является воплощением общего прошлого и будущего, языка и культуры, сознания и воли, государства и территории. Со всеми ошибками, всеми заблуждениями, порожденными духом времени, и все же с общей волей и общим сознанием — такое воплощение и определяло наше понимание нации. Поэтому, и только поэтому, мы, живущие сегодня, знаем, что мы ощущаем себя немцами. До сих пор это не было заменено чем-либо другим».
Резкие возражения слышались изо всех лагерей. Один из представителей СДПГ указывал на различие между государством и нацией и заявил, что в государстве Бисмарка большая часть нации была угнетена. Тот, кто хочет ссылаться на немецкую историю, чтобы формировать будущее, должен опираться на свободолюбивые традиции крестьянских войн, Просвещения, рабочего движения и на сопротивление Гитлеру.
Многие ораторы из Южной Германии обращались к иным историческим контекстам. Германия, по их мнению, является не чем иным, как объединением многочисленных государств, регионов и городов: Пруссии, Баварии, Вюртемберга, Саксен-Кобург-Готы, Гамбурга и многих других, которые поздно и лишь на краткое время объединились в национальное государство. Социал-демократ Карло Шмид назвал германское государство исторически существовавшей, но почти преодоленной формой сообщества, предварительной ступенью на пути к европейской нации.
Поначалу это казалось последним словом. Но за «восточными договорами» последовал Договор об основах германо-германских отношений от 21 декабря 1972 г., который исходил из существования двух германских государств и фиксировал «добрососедские отношения» между обеими сторонами и неприкосновенность германо-германской границы. Вскоре вслед за этим оба германских государства на равноправной основе были приняты в ООН. Хотя в договоре об основах отношений обе стороны подчеркивали различные воззрения на «принципиальные вопросы, в том числе на национальный вопрос», он казался практически решенным в долгосрочной перспективе.
Но решен он не был. Политики, ученые и публицисты с редким единодушием состязались, описывая существование двух германских государств в Европе и проведенной между ними границы как нечто нормальное, исторически обычное, как цену за лицемерие национал-социалистической эпохи и, во всяком случае, как неизбежную жертву ради сохранения мира во всем мире. Люди же по-прежнему истекали кровью у стены, гибли под градом пуль пограничников ГДР или при взрывах мин. Тот, кто пытался воспользоваться своим правом на свободный выезд, зафиксированный в Конвенции ООН по правам человека, которую только что ратифицировала ГДР, должен был быть готов ко всякого рода преследованиям, притеснениям, чинимым родственникам, и к тюремному заключению. Существование в ГДР оппозиции, которая с момента подписания Договора об основах отношений и Заключительного акта ОБСЕ почувствовала себя ободренной, чтобы потребовать осуществления прав человека, включая право на свободу передвижения, мешало новому, прагматическому взаимопониманию обоих германских государств. Рецепт, предложенный еще в 1963 г. советником Вилли Брандта по германской политике Эгоном Баром, был назван «изменением через сближение». В соответствии с данной концепцией коммунистические режимы могли быть не устранены, а только изменены. Поэтому в отношениях с ГДР ставилась задача стабилизации режима СЕПГ. Таким образом, считали социал-демократические политики, правительство Восточной Германии утратит боязнь за свое существование и будет готово предоставить населению больше свободы.
Склонность к пренебрежению либеральными и свободолюбивыми принципами в отношениях с ГДР и проведению «реальной политики» с налетом макиавеллизма имела определенные резоны. Таким способом все же оказывалось возможным выкупить из восточногерманских тюрем десятки тысяч заключенных и путем торгов добиться некоторых небольших послаблений в передвижении людей. Даже сенсационная отставка Вилли Брандта 6 мая 1974 г., вызванная непостижимо глупой операцией Министерства государственной безопасности ГДР с использованием агента в окружении федерального канцлера, ничего не изменила в официальных германо-германских отношениях. «Поворот» 17 сентября 1982 г., когда развалилась социал-либеральная коалиция, уступив место черно-желтому союзу партий во главе с христианско-демократическим канцлером Хельмутом Колем, также не изменил отношение к германскому вопросу и его оценке в западногерманских официальных кабинетах и редакциях газет. В 1987 г. председатель Государственного совета ГДР и генеральный секретарь ЦК СЕПГ Эрих Хонеккер посетил Федеративную Республику с официальным визитом. Фотографии в прессе, продемонстрировавшие всему миру кислосладкие мины Коля и Хонеккера при обходе почетного караула бундесвера, стали сигналом нормализации и укрепления отношений, существовавших в центре Европы.
