Евгения Альбац - Мина замедленного действия. Политический портрет КГБ
Короче, АНТ отдали на заклание, но свои коммерческие устремления КГБ, используя в том числе и богатство партии, ничуть не смущаясь, продолжал воплощать в жизнь.
Сегодня известно 600 коммерческих предприятий и банков, в которые олигархия вложила около 3 миллиардов рублей. Среди них: «Автобанк», «Токобанк», «Уникумбанк», Международный коммерческий банк, фирма «Галактик», «Джобрус», «Холдинг ЛТД», Московская муниципальная Ассоциация,» ассоциация «Азербайджан» (печать сообщает, что ее оборот составляет несколько миллионов долларов США),{56} Российский биржевый дом, Российский торговый дом, Научно-промышленный союз.{57} (Последний, как я уже писала, возглавляет Аркадий Вольский, в прошлом помощник Председателя КГБ, а потом Генерального секретаря Юрия Андропова.) А сколько фирм, созданных на деньги олигархии в стране и за рубежом, мы не знаем, и скорее всего не узнаем никогда?
Уже упомянутый полковник Веселовский разрабатывал идею создания акционерного концерна совместно со швейцарско-канадской фирмой «Сеабеко групп».{58} Офис «Сеабеко» в Москве после августовских событий был закрыт. И… вскоре открыт вновь. Что касается самого Веселовского, то он выехал в Канаду, где… исчез.{59} Выплывет?[67]
Замечательно, что иностранных инвеститоров и партнеров перспектива иметь дело с КГБ вовсе не смущала и не смущает.
Причем не смущала даже в самые отвратительные, застойные, как принято выражаться, времена. Что уж теперь?
«В 1978 г. американский сенатор Эд. Кеннеди обратился к КГБ с просьбой оказать помощь в налаживании сотрудничества советских организаций с фирмой «Агритек» (Калифорния), возглавляемой бывшим сенатором Д. Танни. Эта фирма связана, в свою очередь, с франко-американской фирмой «Финатэк С. А.», которую возглавляет компетентный источник КГБ, видный западный финансист Д. Карр, с помощью которого в течение последних нескольких лет осуществлялся конфиденциальный обмен мнениями между Генсеком ЦК КПСС и сенатором Эд. Кеннеди. Д. Карр представлял техническую информацию для КГБ о положении в США и других капиталистических странах, которая регулярно докладывалась в ЦК КПСС».{60}
Судя по всему, тот факт, что за тем или иным торговым домом стоит КГБ, с его связями и могуществом в борьбе с бюрократическими структурами, вселяет в иностранных бизнесменов уверенность, что партнеры не надуют, не растворятся на российских просторах, едва выручив первый миллион. В известной мере, если отбросить в сторону исторический опыт — например, нацистской Германии, а также соображения морального порядка, они правы: эти партнеры свое дело знают.
…Как там говорил Мартин Борман? Деньги партии еще пригодятся тем, кто продолжит дело национал-социалистической идеи в будущем. Кажется, так?..
Однако истинно звездный час Шестого управления КГБ пробил 23 ноября 1990 года, когда Верховный Совет СССР поручил органам КГБ вести «борьбу с экономическим саботажем». Так было легаитимизировано право Комитета (чьи сотрудники, замечу, уже охраняли банки), осуществлять контроль за хозяйственной деятельностью предприятий — как государственных, так и частных.
В экономической контрразведке был создан «штаб по борьбе с экономическим саботажем». Газета «Правда» (орган ЦК КПСС) и газета «Советская Россия» (орган компартии России), даже не скрывая своих чекистских источников, равно как и своих чекистских симпатий, исправно печатали сообщения об обнаруженных органами КГБ вагонах с луком, о припрятанных на базах спичках, о махинациях кооперативов и продажи с молотка «российских богатств».{61} Эта «всесоюзная перепись тушенки», как иронизировала по сему поводу левая пресса, была вовсе не столь глупа. Товаров в магазинах, конечно, не прибавилось — их с каждым месяцем становилось все меньше, жить лучше не стало, однако в лексикон очередей уже плотно вошло слово из печальной памяти сталинских времен — «вредители», а железная феликсова рука, обещавшая потрясти кооператоров и приструнить торговцев, набирала политические дивиденты. «Не смейте трогать КГБ — единственного защитника нашего Отечества», — такие письма все чаще и чаще стали попадаться в моей почте. Так Комитет зарабатывал политический капитал в той среде, которая и представляет главную социальную силу в стране — в люмпенизированных слоях населения. Им перестройка не дала ничего кроме новых тягот и новых лишений.
На вопрос, заданный социологами, о том, какие чувства возобладали ныне у окружающих их людей, 42 процента опрошенных ответили — «усталость и безразличие», «озлобленность и агрессивность», 22 процента сказали коротко — «страх».{62} Что поделаешь: гласностью семью не накормишь. Собственности — земли, жилья, наличие коей могло бы хоть как-то снизить зависимость от государства, перестройка не дала тоже.
Обыватель все больше алкал твердой руки. По данным Всесоюзного центра изучения общественного мнения, 69 процентов населения страны в январе 1991 года считали необходимым введение в стране «твердого порядка».{63} Тогда же опросы зафиксировали: растет число тех, кто свои надежды на более или менее нормальную жизнь связывает с армией, которая должна взять под свой контроль страну. Если в сентябре 1990 года таких было 8 процентов, то в январе следующего года — уже 20 процентов.{64}
КПСС была расколота и сходила со сцены. Социологи свидетельствовали: 62 процента населения России относятся к ее деятельности крайне негативно.{65}
Демократы дробились на бесконечные партии и движения, публично грызлись в печати и не могли прийти к согласию. Они были едины лишь в одном — в лозунге — «Долой КПСС!»… И вот тут пришло время сказать еще об одной трагической реальности перестройки.
Помните встречу Председателя КГБ В. Крючкова с женщинами-журналистками, стенограмму которой я не раз цитировала в этой главе? Так вот, в ней мне было весьма любопытно прочитать, что гарантом «недопущения рецидивов прошлого является усиление партийного влияния и контроля за работой чекистов». Любопытно потому, что в тот год — 1989, после Первого съезда народных депутатов, буквально не было ни одного митинга или демонстрации (а я была участницей многих из них), на которых бы не клеймили КПСС. Это был год морального крушения партии, хотя знаменитая 6 статья Конституции СССР, объявившая КПСС «руководящей и направляющей силой общества», еще жила. И Комитет государственной безопасности конечно же знал о сем прискорбном для коммунистов факте лучше, чем кто-либо еще. Вся сила митинговой волны, которая, убеждена, направлялась и организовывалась отнюдь не только демократами, была направлена именно на взятие этой Бастилии — КПСС.
Верхушка олигархии, понимая, что без потерь не обойтись, решила «сдать» именно партию. Ибо КПСС как «руководящая и направляющая сила общества» всегда была на авансцене власти и потому именно с ней в сознании народа связывались все преступления и самая сущность режима. Тем более, что коррумпированность партийной элиты была общеизвестна, ее страсть к благам и привилегиям — «кормушкам», дачам, спецквартирам, спецбольницам и спецсанаториям — действовала на сознание людей как красная тряпка на быка. То, что теми же привилегиями и теми же благами пользуется и другая часть олигархии — верхушка ВПК и КГБ, оставалось как-то в тени.
Газеты тогда были полны разоблачениями партаппаратчиков: именно они стравливают армию с народом и заставляют людей в погонах стрелять в своих сограждан. Именно они принуждают покорный КГБ подслушивать и подглядывать за соседями и коллегами. Все так. Да не так. Ибо «паханы» от КПСС, ВПК, КГБ всегда действовали вместе, в полном согласии друг с другом. Но роль «барана», который должен увести народное недовольство в сторону от олигархии, — эта роль была возложена на КПСС. Она приняла на себя те функции, которые в верхних этажах власти персонально выполнял (не по своей, конечно, воле) вплоть до осени 1990 года для Горбачева Егор Лигачев, — «забора», в который летят камни. Короче, «Бастилия» зашаталась, готовая рухнуть. Но это была уже не та Бастилия. Удивительно, но ни разу ни на тех митингах, ни на других, проходивших в 1990, 1991 годах, призыва «Долой КГБ!» — мне слышать не приходилось.
Демократы проморгали, не сумели увидеть, что, пока они ниспровергали коммунистов, в стране формировалась самостоятельная политическая сила, которая в КПСС уже не нуждалась. Или — почти не нуждалась.
В 1989 году 12 сотрудников КГБ — главным образом председатели республиканских комитетов — избираются народными депутатами СССР, то есть получают статус народных избранников и дополнительные полномочия.{66} Спустя еще год в республиканские и местные парламенты, по данным социолога Ольги Крыштановской, избирается 2756 депутатов от КГБ, причем 86 процентов из них побеждает уже в первом туре выборов. Это означало, что люди безоговорочно отдавали им свои голоса, надеясь, что представители «сильной руки» наконец-то наведут порядок в измученной стране. Интересно, что в ходе этой предвыборной кампании Комитет по всей стране создает сеть своих специальных оперативных групп, цель которых — выработать верную тактику предвыборной борьбы. А еще раньше, в июле 1989 года, в КГБ создается комиссия «по партийно-политической поддержке оперативной и административной деятельности» Комитета. Главная ее задача — поиск «нешаблонных методов пропаганды».{67} Как всякий политик, КГБ заботился о своем имидже. И не без успеха. Были, конечно, и проколы, и досадные сбои — как без них. И история с тем же Сергеем Кузнецовым, и откровенная ложь в цифрах погибших в советском ГУЛАГе с 1934 по 1947: по словам Крючкова, тогда «убыло по причине смерти» около 3 миллионов человек. Сообщить такое стране, в которой буквально нет семьи, которая не оплакивала бы своих погибших в ленинских и сталинских застенках, — это, конечно, для политика было ошибкой. Ничего, простили. То есть, естественно, пошумели, поволновались — главным образом интеллигенты, однако взоры — главный враг — были обращены к КПСС. На том и успокоились.
