Александр Асов - Русь изначальная. Праистория Руси
Не смотря на то, что очевидной целью проводников антирусской пропаганды было опорочить древнерусскую историю и культуру как таковые, однако они были всё же хитрее нынешних фальсификаторов от истории. Они понимали, что признание всей русской истории, её памятников культуры, письменности сфальсифицированными своей абсурдностью грозило бы им лишением доверия со стороны власти, да и просто «хлеба насущного», ибо если нет предмета изучения – нет нужды и в самих историках и филологах.
Посему и избран был компромиссный вариант: значительная часть исторического наследия объявлялась поддельной, оставшаяся же часть была опорочена унизительными для русского национального сознания толкованиями, в рамках навязываемого тогда норманизма. Причем рунические славянские памятники, как и чуть не всё, относящееся к дохристианской истории и культуре Руси, изымалось из научного рассмотрения, а то и просто уничтожалось.
Мало помогало и прямое покровительство царской фамилии исследованиям в области языческой истории и культуры Руси. Напомним, что в библиотеке Эрмитажа, в так называемой «русской комнате» с начала XIX столетия хранилось богатейшее собрание древнерусских рунических памятников, восходящих к знаменитой «Библиотеке Анны Ярославны». В него некогда входила и «Велесова книга», и далеко не только она (согласно каталогам, славянских рунических памятников было несколько десятков, а в целом эта руническая и тайнописная коллекция разных народов включала до трехсот манускриптов).
Были изданы при прямом финансировании царской фамилии такие памятники языческой традиции, как «Боянов гимн», являющийся частью «Велесовой книги», новгородские оракулы, а также болгарская «Веда словена». Не жалели средств наши цари и на археологические раскопки, и на этнографические изыскания следов языческой старины, как в России, так и в иных славянских странах.
Однако, известно, что когда император Александр III в очередной раз собрал учёных-источниковедов для изучения русской рунической коллекции, хранящейся в Эрмитаже, они был вновь объявлены «подделками антиквара А.И. Сулакадзева», о чём есть отчёт известного норманиста А.А. Куника в Российской национальной библиотеке.
Так, страниями норманистов, русские руны и не вошли тогда в научный оборот. И уже в то время доступ к ним был крайне ограничен, а после революции они стали совершенно недоступны исследователям. Следы сей рунической коллекции русских царей теряются в 1919 году. Тогда всё, что находилось в «русской комнате» Эрмитажа, была перевезено чекистами в организующийся тогда ЦГАОР (Центральный государственный архив Октябрьской революции), который ныне Госархив РФ.
И ныне мы работаем лишь с копиями сих (или подобных) рукописей, содержащих уникальные сведения о языческом прошлом русского народа, разными путями пришедшими к нам.
Казалось бы «Слово о полку Игореве» имело более счастливую судьбу, ибо изучение его как раз и создавало в прошлом учёные имена, научные школы. Оно воспитывало патриотизм, издавалось миллионными тиражами, входило у нас во все школьные и университетские программы. Но одновременно, продолжалась игра, начатая два века назад – так называемые специалисты по «Слову…» продолжали нападать на руническую коллекцию А.И. Сулакадзева, не только не публикуя её, но и уже вовсе не зная о том, что с нею стало с начала XIX века.
Всё вновь изменилось в наше неспокойное время. Хотя «Слово о полку Игореве» ещё не изъято из школьных и университетских программ, однако первые шаги к тому уже сделаны. И кем? Виднейшими в прошлом нашими «слововедами». Речь идёт о реанимированной ныне концепции историка А.А. Зимина о «Слове о полку Игореве» как подделке XVIII столетия.
Книга А.А. Зимина «Слово о полку Игореве» (СПб., 2006) ныне самая фундаментальная из трудов скептиков. По-своему она честна и небесполезна, многие вопросы, заданные в ней, требуют разрешения. И сии вопросы, разумеется, вполне разрешимы.
Так, на мой взгляд, главное заблуждение автора монографии в том, что он, предоставив свои доказательства вторичности и компилятивности памятника, не учёл то, что все средневековые памятники обладают этою чертой. Творческая компиляция, заимствование сюжетов, образов и речений в то время было самым распространённым художественным приёмом. И сам автор «Слова…» нередко прямо цитирует древнерусского певца Бояна, подражает ему, о чём и сообщает в поэме.
И, пожалуй, я могу согласиться с выводом А.А. Зимина, основанном на подробном текстологическом анализе, что, скажем, и «Задонщина», описывающая Куликовскую битву, не является переделкой «Слова о полку Игореве», как считалось доселе. Но отсюда он сделал неверный логический вывод, что наоборот «Слово…» основано на «Задонщине…». Сей же вывод, не только более чем поспешен, но и абсурден логически. На деле, разумеется «Слово…», как и утверждается самим его автором, основано на песнях Бояна. И на тех же древних песнях, а не на «Слове…» основана «Задонщина». Эти произведения восходят к более дреним источникам, то есть к «Велесовой книге», «Ярилиной книге», «Белой Крынице» и песням Бояна. И таким образом между «Задонщиной» и «Словом…» нет прямой текстологической связи.
Теперь, благодаря публикации прочтений и переводов рукописей, восходящих к коллекции А.И. Сулакадзева, мы имеем сами эти первоисточники, по крайней мере один из их списков. Есть в сих источниках и фразы самого песнопевца Бояна, прямо перекликающиеся и со «Словом» и, независимо, с «Задонщиной». А.А. Зимин не был знаком с этими текстами, посему и сделал неверный вывод.
Абсурдность этой теории, да и безусловная пагубность её для отечественной культуры, была ясна с самого начала, со времени её обнародования уже полвека назад. Против выступили тогда крупнейшие знатоки «Слова», в том числе и безусловный авторитет в сём вопросе академик Б.А. Рыбаков. Вопрос о книге А.А. Зимина рассматривался и в Идеологическом отделе ЦК КПСС секретарём Л.Ф. Ильичёвым. Книга была, разумеется, запрещена.
Но несмотря на это, следуя научной этике, основные положения её, сопровождаемые критикой, были публикованы в журнале «Вопросы истории» (№ 9, 1964). То есть слово А.А. Зимину дали, и на заседаниях Пушкинского дома, и отчасти также в научной печати. Он не был лишён ни званий, ни работы в Московском государственном историко-архивном институте. Но дальнейшее продвижение сей псевдо-теории было пресечено мерами административными, по тому времени вполне оправданными.
Почему оправданными? Да потому, что в тогдашнем «авторитарном» обществе авторитет науки был непререкаем и почти священен, слово академиков принималось за истину в последней инстанции, почти как пророческое, и при сём не понималось то, что учёные – такие же люди и могут искренно заблуждаться. А за такое отношение нужно было платить, в том числе и тем, что власти, даровавшие академикам «пророческий статус», от коего никто и не отказывался, точно также легко и «по праву демиурга» могли его и забрать.
Ведь для понимания подлинности «Слова…» вовсе не обязательно быть академиком, перетасовывающим сухие факты. Нужно быть только человеком с душою, чутким к русскому поэтическому слову. Ещё А.С Пушкин говорил о том, что «Слово…» подлинно уже потому, что созданно гением, коего не знала тогдашняя Россия.
Долгое забвение теории А.А. Зимина было прервано в 2000 году. Тогда и вдруг в Иерусалиме вышла работа С.М. Каштанова «Александр Александрович Зимин. Портреты историков. Время и судьбы».
Кстати, незадолго до сего и там же вышла погромная работа другого российского историка А. Шнирельмана «Мифы неоязычества и “Книга Велеса”» (Иерусалим, 1998). Так что, русофобское направление в этой области российской культуры имело вполне определённый географический адрес и известное финансирование. И не только зарубежное, к поддержке работ по реанимации идей А.А. Зимина подключился и Российский гуманитарный научный фонд, существующий под эгидой и на средства правительства Российской Федерации.
А кто взялся за этот проект? Известнейшие в прошлом «слововеды», кои одновременно являлись и противниками «Велесовой книги». Так издание и комментирование книги А.А. Зимина взял на себя наиболее активный в нашей академической науке «заслуженный антивлесовед» О.В. Творогов, поддержку коему оказал также неоднократно отметившийся в нападках на «Велесову книгу» доктор исторических наук, и на то время руководитель Росархива, В.П. Козлов (ушедший ныне на пенсию).
Во всем этом есть «ирония судьбы». Люди, десятилетиями занимавшиеся изучением «Слова о полку Игореве», как подлинного памятника русской культуры XII века, под конец жизни вдруг выступили на противоположном фронте, как только выгоднее стало утверждать иное. И весь бывший цвет российской академической науки, исторической и филологической, также поспешил отметиться на сём позорном поприще. Всё сие приводит меня к вполне определённому выводу: российского славяноведения более нет. Даже того, противоречивого, что было ещё не так давно. И источниковедение ныне используется в основном как инструмент борьбы политической.
