Эдуард Петров - Паруса в океане
- Люди заставили поверить Эреда, что он раб и рожден навсегда быть рабом... - сказал Астарт Ахтою. - Вот, может быть, единственный случай, когда люди же заставят его поверить, что он ничем не хуже других, что может быть даже господином.
- Но самый большой раб - это и есть господин, - пробормотал Ахтой, но никому не было дела до его неуместных, навевающих тоску, изречений.
Астарт уселся на борт.
- Так знаете, почему все прошло гладко, почему их не убило то, что Сияющий Ра бегает по небосводу, как свихнувшийся от молитв жрец? Тщеславие тому причиной. Владыка Египта до смерти рад, что Ливия, как предсказывали его ученые советники, омывается со всех сторон морями. Ему выгодно не сомневаться в том, что мы обогнули Ливию. Теперь весь мир будет знать о пророческом даре фараона.
- Всего лишь символическая победа. - Агенор смотрел на пристань, постукивая сверкающим жезлом по борту.
- Почему же? - возразил Ахтой. - Мы указали дорогу в Аден узкоглазым пришельцам и зинджам Красного острова. Проложили Карфагену дорогу на юг, к Колеснице Богов и дальше. Кое-что дали диким ливийцам и кое-что переняли у них. Вырвали у арабов "отметный ветер". Открыли новые земли. А самое главное - опрокинули веру в вечную дорогу солнца.
- В вечную дорогу Ра будут верить, как и прежде, - ответил адмирал, а все остальное лет через пять обратится в дикую легенду, ведь ни один купец Большого Хапи не отважится закрепить наши открытия. Чужих купцов на юг не допустит фараон. Земли открываются для войн и торговли. Но египетский купец не созрел для освоения столь отдаленных берегов.
Приближался момент расставания. Ахтой спешил в Мемфис, новым адмиралам и мореходам было предписано явиться в Левкос-Лимен - там назревала очередная стычка с воинствующими и непокорными набатеями.
Астарт и Ларит решили вернуться в Финикию. Они не могли не вернуться туда: в Азии шла война, вавилоняне взяли Сидон, много городов и поселков побережья, осадили Тир. Во всех корчмах Египта только и говорили о гибнущей Финикии, о грозном царе Навуходоносоре, давшем клятву завладеть Тиром, даже если ему придется простоять у его стен до конца дней своих [Тир будет взят после тринадцатилетней осады].
- Люди бегут от войны и бед, а они идут им навстречу, - произнес с осуждением Рутуб. - Мало вам прошлого?.. Ну ладно Ларит - она женщина, ей не дано вправлять мозги мужчине, но ты-то, Астарт! Или растерял весь ум свой в Ливии?
Астарт улыбнулся.
- На толпу умников положен хотя бы один дурак. Но я дурак посчастливей вас - я увижу Финикию...
- Почему же меня оставляешь в Египте? - Эред выглядел подавленным.
- Ты же рад своему титулу, дружище. Это же прекрасно - испытывать радость. Смелей, Эред, ты теперь вельможа! Вот мы им натянули нос - этим надутым господам в париках и раззолоченных юбках! Ты сможешь бросить в грязь самого сиятельного болвана, а грязного и вшивого попрошайку сделать начальником пристаней. Это ли не прекрасно?.. Только не сорвись, дружище, никогда не мордуй простого морехода. Помни всегда, кто ты, кто все мы...
- И не будь никогда один, - сказала Эреду Ларит. - Никогда...
Подошел тяжело вздыхающий Ахтой. Он оставался с мореходами: Агенор и слышать не хотел, что жреца истины доставит в Мемфис другое, а не его, судно.
- Вот и расстаемся... - Ахтой помолчал, положил ему на плечо свою сухую смуглую ладонь. - Запомни, Астарт, и совсем не боги вас преследуют. Что может быть страшнее напрасных терзаний и сомнений? Так прибейся же к берегу, к которому идешь всю жизнь...
- Твои истины, Ахтой, испортят многим настроение. Неужели не боишься встречи с мемфисскими жрецами?
Астарт заглянул ему в глаза в последний раз и увидел в них огромную тоску.
Затем пришел черед прощаться с мореходами...
Бирема с людьми, облепившими борта, медленно удалялась против течения и тяжело раскачивалась, похожая на большую старую утку. Светлая речная вода билась об осклизлую обшивку судна и звонкими струями стекала с весел.
- Мы еще встретимся! - кричал Саркатр. - Обязательно встретимся!
Агенор поднял в последнем приветствии узкую ладонь. Мекал, Анад, Фага, Рутуб - буквально все мореходы смотрели на тех двух, отважившихся начать все сначала. Все сначала наперекор судьбе. Ахтой стоял возле Агенора, и его застывший взгляд не отпускал Астарта.
Рулевое весло шевельнулось, направив судно на середину Нила. Заходящее солнце свирепо сияло в развешенных на борту медных и бронзовых щитах, и пурпурный вымпел, прощаясь, полоскался на ветру.
Астарт вдруг ощутил пустоту, которую трудно было заполнить даже Ларит.
"Всегда чего-то не хватает. Пора бы смириться".
- Твои друзья идут в Навкратис только из-за Меред? Хотела бы я ее увидеть.
- Когда-нибудь встретитесь. Знаешь, Агенор выжил лишь только потому, что на свете есть Меред... Он обязательно найдет ее в Навкратисе. Затем отправятся в Копт, а там караваном через пустыню - всего пять дней - и Левкос-Лимен...
- Уважаемые, - послышалось сзади, Астарт и Ларит обернулись и увидели переводчика, того грека, который поразил придворных мудрым ответом на царский вопрос, - мой господин Фалес из Милеты хотел бы побеседовать с мудрецом Ахтоем из Мемфиса, но, к величайшему прискорбию...
- Ахтоя можно найти теперь только в Мемфисе.
- Мой господин так и сделает. Во всем видна воля Зевса. Фалес из Милеты разыщет мудреца Ахтоя даже в Мемфисе. Хотя там, говорят, недолюбливают бороды и иностранцев. Ходят слухи, что мудрому Ахтою ведома величайшая из истин?
- А сможет ли твой господин понять ее? Она ведь так тяжела.
- Уж не знаешь ли и ты эту истину, о финикиец?!
- Нам известны лишь крупицы того, что ведомо Ахтою. Если твой господин так уверен в себе, найдете Ахтоя среди жрецов Имхотепа.
- Спасибо, добрые люди. Пусть боги оберегают ваше счастье.
59. ПЕСНЬ МОЛОДОСТИ
Большая толпа жрецов собралась в стенах некрополя. Разбившись на группы, они чинно беседовали, как и подобает служителям божеств, хотя предметом их разговоров было одно - Великое Плавание. Среди ощипанных физиономий мемфисцев удивительным островком возвышалась чернокудрая шевелюра грека Фалеса из Милеты. Греки всегда преклонялись перед древней мудростью Египта, посещали египетские города и храмы.
Жрецы смолкли. На амвон взошел Ахтой.
Фалес с удивлением разглядывал знаменитость: мозолистые руки, открытый с хитринкой взгляд, осанка не привыкшего раболепствовать, густой ливийский загар, здоровая свежая кожа, омытая морскими туманами. Он совсем не походил на привычный тип худосочного, съедаемого болезнями египетского жреца.
- Что он говорит? - Фалес толкнул переводчика в спину.
- Про Великое Плавание. То же, что и соблаговолил произнести адмирал Агенор в тронном зале.
Жрецы глухо зароптали, раздувая ноздри.
Фалес щипнул переводчика.
- Говори, раб!
- Не могу понять, - взмолился переводчик, - слова так быстры и необычны...
Фалес в сердцах пнул раба.
Лысины жрецов покрылись капельками пота.
Да, Ахтой решился. Истина истин не могла молчать...
Ропот стих. Толпа - словно парализованное существо. Фалес, не понимая ни слова, всем своим существом почувствовал приближение урагана. "О чем же поведал им мудрец?"
Рослый жрец приблизился к Фалесу и угрожающе-вежливо попросил от имени жреческого совета покинуть стены некрополя.
- У нашего брата приступ безумия, - добавил он на ломаном языке Афин. - Не принимайте его слова за разумные.
Старейшего патриарха Мемфисского некрополя хватил удар. Уходя, Фалес увидел в руках жрецов палки, утыканные гвоздями, и содрогнулся.
"Истина уйдет вместе с ним, - с глубокой печалью размышлял философ, шагая по раскаленному песку, - ни один жрец не передаст мне его слова. Безумный? Все яркое по отношению к серому безумно, ибо отвергает серость. Как бы я хотел знать, в чем его безумие! Может быть, его мысли сберегли бы многие годы наших размышлений и поисков. Может быть, он добрался до первопричин всего?.. Седая мудрость Египта! Ты умираешь... Да сохранят боги твои следы для потомков!.."
ЭПИЛОГ
Прошли годы, десятилетия. Египет и Финикия познали новые беды, новые войны, новых завоевателей и владык. Волна эллинизма захлестнула Средиземноморье, выплеснулась в бассейны обоих океанов, и брызги ее коснулись самых отдаленных уголков земного шара.
Пытливый ум эллинов рыскал по всему свету. Еще один великий грек ступил на землю Египта, собирая материал для книги, которой суждено прославить его имя в веках.
- Что ты здесь делаешь, человек? - поразился грек, увидев одинокую фигуру старика среди развалин некогда цветущего города.
- Охраняю гробницу, чужеземец, гробницу адмирала, - прошамкал старец, - мой род - хранитель славы Египта, которая сейчас не в почете.
- Чем же знаменит адмирал?
- Обогнул Ливию, странник, всего-навсего обогнул.
- Неужели Ливия омывается морями?
