Василий Песков - Полное собрание сочинений. Том 2. С Юрием Гагариным
Бои были тяжелыми. Наша армия, клином разрезав вражескую оборону, вышла к Балтийскому морю. Не могу без волнения вспоминать, как солдаты, прорвавшись на берег, послали генералу Баграмяну подарок — бутылку соленой балтийской воды…
Разрезанная надвое, фашистская группировка стремилась всеми силами смять наш наступательный клин. Огромной мощности танковые удары последовали справа от Риги. Мы устояли. Тогда гитлеровцы попытались прорваться с юга, на нашем левом фланге.
Всю жизнь буду помнить отрезок шоссе Шяуляй — Рига. Разведка доложила: именно тут фашисты решили прорваться или лечь костьми.
Мы тоже решили: ляжем костьми, но не пустим.
Вечером 17 августа заняли оборону. За спиной — лес. Справа и слева — болота. Впереди перед глазами открытое место с полосой ржи и копнами снопов. Далее перед глазами — лес. Из него выбегает тревожная, со следами войны, дорога.
Всю ночь глухо стучали топоры и лопаты, приглушенными голосами подавались команды. Только лягушки в болоте вовсю веселились, а в лесу жалобно вскрикивала ночная птица.
Наблюдательный пункт полка находился слева от шоссе. С деревянного помоста на старой сосне мы хорошо видели первый край нашей обороны: окопы солдат, гнезда станковых пулеметов. Сзади них, чуть в сторону от сосны, торчали стволы противотанковых пушек. За спиной, в мелком леске — еще одна батарея.
На самом важном участке, на горбине дороги, зарылся в землю взвод младшего лейтенанта Назарова — два десятка людей, три «максима». В бинокль видно: командир в полинявшей, с мокрыми пятнами на спине гимнастерке раза два пробежал по цепи.
В полку хорошо знали Назарова. Бывший тракторист и охотник из Оренбургской области сразу получил в руки снайперскую винтовку. Тридцать девять зарубок было на деревянном ложе винтовки — тридцать девять фашистов перестали ходить по земле. Старшине Назарову присвоили звание младшего лейтенанта. Пулеметный взвод получил нового командира…
* * *
Кто не знает тишины перед боем. Слышно — стучат часы, стучит сердце, стучит дятел на сухом дереве. Только люди молчат. Будто и нет людей на дороге, которая, если пройдут по ней гитлеровцы, приведет в Ригу.
Командир полка Борис Васильевич Сланевский не отрывает глаз от бинокля. Лицо у него от двух бессонных ночей серое, пшеничные усы устало обвисли. В одной руке телефонная трубка, в другой — бинокль.
— «Метель»! «Метель»! — зовет он в трубку.
Уточняет позицию — и снова тишина. Только деревянный полок скрипит под ногами… А потом гул. Издалека, из лесу. Как будто тракторы на дальней пашне. Но мы знали, что это. Мы ждали этого гула…
Первый танк. Еще… еще… Широким фронтом — и по дороге, и полем… Первая пушка заговорила… Уже с обеих сторон гулкие взрывы.
Первые пулеметные очереди — это за танками пошли транспортеры с пехотой…
— «Метель»! «Метель»!..
Горит первый танк, горят снопы у дороги, дымится опушка леса… Горят уже пять танков. Остальные повернули и скрылись в лесу.
Танкам пройти непросто. Справа и слева — болото. Куда ни двинься — надо поворачивать на шоссе. Надо пройти высоту, отмеченную на моей карте цифрами 97,5. Фашисты это отлично поняли. Сейчас перестроятся и снова…
Пять минут тишины, и снова гул. И снова черное светопреставление.
— Отрезать пехоту!.. Пехоту! ^требует командир.
Нельзя пропустить пехоту. Просочится в лес — трудно будет держаться…
Ползут, огрызаются пламенем «тигры». Вот крайний, с перебитой гусеницей завертелся на месте. Вот башня у него, как фуражка, съехала набок.
Но снова еще большим числом движутся «тигры». За ними самоходные пушки и опять транспортеры с пехотой… Солнца не видно от дыма.
Сплошной гул. Осколки, пули, взрывы гранат, со свистом летят через голову мины… Танки, танки… Сколько же их! Десятка два замерли. Другие отхлынут и снова лезут, по краю болота рвутся к полоске земли, отмеченной цифрами 97,5…
Помню: часы на руке почему-то остановились. И самое время, казалось, остановилось.
Почти целиком легла одна рота. Умолкли у самой дороги два назаровских пулемета. И люди навсегда, должно быть, умолкли… Дым. И опять волна танков…
— Теперь пройдут… — расстегивает ворот Сланевский. — Почему молчите? Огня!.. — склоняется он над ящиком рации.
И тут мы увидели взводного. Перетащив пулемет в воронку на самой дороге, он заставляет пехоту залечь и попятиться. Вот и его заметили.
Вспышки огня. Назаровский пулемет умолкает. Танк задирает лоб — одолеть последний подъем. И снова мы увидели человека.
— Назаров! Назаров пошел на танк!..
Пять… три… метр разделяют железного зверя и человека… Взрыв. Столб дыма… Танк замирает, загородив дорогу.
Смотрим в бинокли: герой не подает признаков жизни.
— Передать в батальон, — диктует Сланевский: «Иван Назаров, командир пулеметного взвода, насмерть стоял и геройски погиб в поединке с вражеским танком»…
* * *
Бой шел три дня и три ночи. Кажется, все железо, которое выплавили на земле, было брошено на клочок земли, отмеченный в полковых картах цифрами 97,5. Фашисты на час-другой прорывались до высоты, но, оставляя трупы и танковые костры, пятились. А потом совсем захлебнулись атаки…
Печальную картину имела дорога у высоты. Собственно, дороги и не осталось: горы мокрой земли, железо, тела убитых. Трудно было отличить своих от чужих.
На могиле героя поставили деревянную пирамиду со звездой наверху. Был дан салют из пушек и пистолетов.
В далекую деревню Бискужа Оренбургской области замполит Кострикин послал письмо с печальной вестью. А в Москву за подписью командира полка пошло ходатайство о присвоении Ивану Назарову посмертно звания Героя Советского Союза.
…Наша Сивашская 257-я дивизия возвращалась на Родину в сорок пятом местами литовских боев. Мы специально остановились на дороге Шяуляй — Рига. Нетрудно было отыскать высоту 97,5. Молодой парень резал автогеном ржавые танки. По дороге мчались машины с бидонами молока…
Отыскали могилу. На ней уже выросла травка. Чьи-то руки посадили молодую березку. Останки героя мы торжественно, с музыкой и салютом перенесли на зеленое кладбище в городке Жагаре…
* * *
Когда я кончил рассказ, работник музея Илья Бенуианович положил мне на плечо руку.
— А вы уверены, что именно Назарова схоронили в сорок четвертом?.. — Он достал из кармана листок. — Читайте. Это ответ на письмо пионеров Вильнюсской школы, которые захотели знать о детстве героя:
«Дорогие ребята! Герой Советского Союза Иван Михайлович Назаров жив. Работает трактористом в Медногорском районе Оренбургской области. Вы можете сами ему написать…» — Я читал и не верил своим глазам. Неужели действительно жив?
С. Саркисьян, полковник запаса, бывший начальник политотдела 257-й Сивашской стрелковой дивизии.
* * *
Немедленно в Оренбургскую область вместе с полковником С. Саркисьяном вылетел корреспондент нашей газеты В. Песков. Его репортаж читайте в одном из ближайших номеров «КП».
Дорога в село Московку
Ветер, снег. Замерзшие галки на проводах слушают наш разговор.
— Да, да. Это я, Иван Назаров…
— Это ОН, — говорю я полковнику.
Полковник хватает трубку и, глотая слова от волнения, объясняет, кто мы и зачем приехали в Оренбург… Ветер. Должно быть, поэтому никакой слышимости.
— Выезжайте сегодня… Встречу в Кувандыке…
И все. Метель пригоршнями снега стучится в окна. Галки еле держатся на проводах. В трубке треск и голос телефонистки: «Линия повреждена. Извините». Но мы все равно счастливы.
— Действительно жив! И даже сам встретит!
* * *
Станция Кувандык. У привязи две белые от инея лошади жуют сено. Навстречу нам идет человек. Полушубок. Солдатские сапоги. Все быстрее шаги. Два человека почти бегут навстречу друг другу…
Если мужчины две минуты, обнявшись, трутся щеками, если без шапок не замечают мороза, если на глазах у них слезы и если при этом они не могут вымолвить слова — значит, мужчинам есть о чем говорить, есть что вспомнить.
— А это корреспондент «Комсомольской правды», — знакомит полковник.
Иван Назаров кидает в сани охапку сена. Садимся. Мелькнула фуражка дежурного по станции. Иней медленно тает на боках лошадей.
Первые полчаса разговор из сплошных восклицаний: «А помнишь?», «А помните?..»
— А помнишь бой накануне?.. Рота рванулась за реку…
— Да, ни один не вернулся…
— Сланевский волосы рвал… Жалко ребят…
— А помнишь Свиридовых — гимнасты, муж и жена?
— Да, он в штабе, а жена — санитарка…
— Минута свободная — надевают костюмы, и целый концерт на поляне…
— С ними наш Казбек выступал. Казбек Бутемиров, комсоргом был… Развяжет, бывало, мешок — вместе с патронами, с буханкой хлеба костюм гимнастический.
