Алексис Трубецкой - Крымская война
Наконец армия союзников была готова. Шестнадцатого октября войска получили приказ начать артиллерийский обстрел оборонительных позиций на следующее утро в шесть тридцать. Одновременно должны были заговорить пушки на кораблях. Однако, к всеобщему удивлению, русские перехватили инициативу и открыли огонь по союзникам в пять тридцать. Из-за проблем с общей координацией действий объединенный флот начал обстрел Севастополя на четыре часа позже, да и то впустую: французские суда оказались слишком далеко от цели и скоро прекратили стрельбу, а британские корабли, напротив, стояли чересчур близко к берегу и сами страдали от яростного огня, а потому тоже прекратили стрелять. Однако наземная артиллерия продолжала свое дело весь день, и русские пушки успешно стреляли в ответ. Ближе к полудню русский снаряд попал в крупный пороховой склад. Раздался взрыв чудовищной силы, который не только уничтожил большой запас боеприпасов, но и вообще деморализовал артиллерийскую прислугу до такой степени, что французские пушки замолчали. «Свидетели этой страшной сцены испытали потрясение: огненный смерч в одно мгновение превратил полсотни людей в обугленные трупы или изувеченных беспомощных страдальцев», — писал Кинглейк. Французская артиллерия не возобновляла стрельбу до конца дня, огонь вели только британцы. К ночи эта кровавая дуэль завершилась — ни одна из сторон не получила преимущества. Так началась осада Севастополя.
На самом деле было бы правильнее считать 17 октября лишь преамбулой к дальнейшим событиям, поскольку на следующей неделе наступило затишье. За это время русский генерал Павел Липранди собрал в один кулак 25 пехотных батальонов, 34 эскадрона кавалерии и 78 пушек (всего 23 000 человек), и 25 октября в пять утра эта армия вошла в долины к северу от Балаклавы, где ее встретила двадцатитысячная армия союзников.
Битва развернулась в двух долинах, разделенных идущей с востока на запад дамбой, по которой проходила Воронцовская дорога, соединяющая Севастополь с материковой Россией, — именно по ней город снабжался всем необходимым. Северная и Южная долины, каждая примерно в два километра длиной, на западе упирались в крутую Сапун-гору, а с востока ограничивались высотой, которая получила название «холм Канробера». Вдоль северной и южной сторон Воронцовской дороги союзники воздвигли несколько редутов, на которых находились в основном турки и британская орудийная прислуга. Кавалерия союзников расположилась на южной стороне дороги. У подножья Сапун-горы стояли турецкие батальоны, а на ее вершине — войска генерала Боске.
Первоначальный успех сопутствовал русским. Они быстро захватили холм Канробера и находящиеся к северу от него стратегически важные высоты — Федюхины горы.
При этом наибольшие потери — 170 убитых из 500 — понесли турки. Уцелевшие турецкие солдаты в панике бросились бежать к Балаклаве с криками «Корабль! Корабль!». Бегство некоторых из этих несчастных было остановлено разъяренной женой сержанта шотландского Хайлендского полка, вооруженной увесистой палкой. Возмущенная очевидной трусостью турок, она действовала с похвальной энергией. Очевидец этой сцены из 2-го батальона герцога Кембриджского рассказал о ней Кинглейку: «Эта добрая христианка вовсю охаживала правоверных по спинам. Похоже, она думала, что эти турки не только повинны в бегстве с поля боя, но и хотят ограбить ее лагерь, так что ее удары были не просто выражением презрения к трусам, но и реальным и довольно жестоким наказанием. Одного дородного и на вид сильного турка она держала и лупила довольно долго». Таков был боевой дух «лагерных дам».
Кроме холма Канробера и Федюхиных гор русские захватили три из шести редутов. Утвердившись на взятых высотах, пехота Липранди начала медленное наступление на англо-турецкие позиции. В ответ лорд Лукан выдвинул Бригаду тяжелой кавалерии, чтобы встретить наступающих русских, а точнее — чтобы создать угрозу этой пехоте. Однако на русских эта угроза не произвела впечатления, и они продолжали движение вперед. Тогда Лукан повернул влево к Воронцовской дороге, чтобы помочь шотландским стрелкам сэра Колина Кемпбелла, занимавшим позицию у западного конца дамбы.
Тем временем, опасаясь удара по самой Балаклаве, Раглан приказал подразделениям герцога Кембриджского и сэра Джорджа Кэткарта двигаться в этом направлении на случай подхода свежих сил из Севастополя. Движение это началось не сразу, поскольку солдаты завтракали после ночи, проведенной в траншеях, так что приказ был выполнен с задержкой. С уходом этих частей западный фланг союзников был ослаблен: его защищала турецкая и британская пехота при практическом отсутствии артиллерии. Русские получили возможность прорвать эту оборону, и генерал Рыжов не замедлил ею воспользоваться.
Батальон гусар изготовился к атаке. Британский пехотный батальон должен был встретить натиск 400 всадников. При обычных обстоятельствах пехота, ожидающая атаки кавалерии, выстраивается компактным прямоугольником, чтобы встретить противника огнем по всей окружности. Однако в этом случае для такого построения у англичан было слишком мало людей. Атаку русских встретит цепь, «тонкая красная линия», как ее стали потом называть, имея в виду цвет мундиров британской пехоты. «Помните, — обратился сэр Колин Кемпбелл к своим шотландцам, — уйти мы не можем. Мы должны умереть на этом месте». «Таймс» опубликовал репортаж Уильяма Рассела об этом бое:
Земля уносится из-под ног русских лошадей. Набирая скорость с каждой секундой, они мчатся к тонкой красной линии, ощетинившейся сталью. Турки дают залп с расстояния 800 ярдов и бегут. Русские подходят на 600 ярдов, красная шеренга опускается, и гремит залп винтовок Минье. Расстояние слишком велико, русские не замедляют движения — сквозь дым они несутся вперед во весь опор. Редкие ядра наших батарей вырывают из этой массы то одного, то другого всадника. Затаив дыхание в страшном напряжении, все ждут, когда эта волна разобьется о шотландскую скалу, но не успевают они приблизиться на 150 ярдов, как еще один залп несет смерть и ужас русским. Они поворачивают коней и несутся прочь еще быстрее, чем наступали.
Тем временем основные силы кавалерии Рыжова начали переходить через дамбу и Воронцовскую дорогу. Командир Бригады тяжелой кавалерии Джеймс Скарлет обнаруживает этот маневр и тут же бросает своих драгун навстречу русским. Не имея представления о силе противника, Скарлет разделяет своих людей на две колонны, приказывает трубить атаку и сам, несмотря на шестьдесят один год прожитой жизни, ведет в бой левофланговый эскадрон, бесстрашно врубаясь в самую середину русских гусар. Мастерство верховой езды отошло на второй план, уступив место мастерству владения клинком. Засверкали сабли, и Скарлет рубился в общем строю, превосходя в этом деле многих молодых драгун. Вот как описывает этот бой сержант Генри Фрэнке:
Кое-кто из русских был поражен тем, как владеют саблями наши люди. Несколько минут шел горячий бой, не было времени оглядеться. Мы все превратились в клубок бешеных безумцев, изо всех сил старающихся убить друг друга. Наши лошади, наше вооружение были тяжелее, и мы смогли пробиться сквозь неприятеля — противник стал уступать. Говоря словами господина Рассела, «наша бригада прошла сквозь русских как нож для разрезания бумаги».
Вскоре открыли огонь три английских орудия, чем решили судьбу этой яростной схватки. Сила и решительность натиска британской тяжелой кавалерии в сочетании с орудийным огнем сломили русских, которые отступили — правда, временно — в Северную долину. Бой, в который сломя голову бросился Скарлет, оказался столь же кратким, сколь и неожиданным, но его результат был ничтожным. Ни одна из сторон не захватила территорию или позицию противника. Убитых на месте было мало — как выяснилось, английские клинки были плохо наточены, но от ран пострадали многие, в том числе от тяжелых и смертельных. Сам Скарлет получил пять ран, а его адъютант — шестнадцать. Однако для британцев этот успех можно считать выдающимся: Скарлет повел в бой 800 драгун против 1600 русских гусар и победил, заставив врага отступить.
История Крымской войны знает замечательные примеры героизма, совершенного отдельными личностями — вспомним хотя бы гардемарина Лукаса с «Геклы». Были случаи и коллективного героизма, к которым можно отнести штурм французами Малахова кургана и самоотверженную защиту русскими Севастополя. Для англичан примером такого героизма была атака тяжелой кавалерии Скарлета под Балаклавой. Это была истинная победа, хотя она и не привела к непосредственным важным результатам.
Впрочем, история переменчива. И слава отважной атаки драгун побледнела в сравнении с атакой Бригады легкой кавалерии — без сомнения, самым прославленным эпизодом этой трагической войны. Когда тяжелая кавалерия бросилась вперед, лорд Кардиган наблюдал за ее действиями в прогал между двумя холмами, но не приложил каких-либо усилий, чтобы поддержать Скарлета. Его отряд из 675 кавалеристов не двинулся с места и когда русские гусары стали отступать. Раглан со своего командного пункта мог видеть всю картину — не только схватку драгун с гусарами, но и бездействие Кардигана. Во время краткого затишья он послал Лукану приказ занять территорию, освобожденную отступившими русскими: «Кавалерии выдвинуться вперед и приложить все усилия для захвата высот. Ее поддержит пехота, которой приказано наступать в двух направлениях». Лукан получил приказ, но не двинулся с места, предпочитая ждать прибытия обещанной пехоты — та, кстати, так и не появилась. Затем он переместил Бригаду легкой кавалерий ближе к Северной долине, откуда легче было оценить обстановку.
