Джеффри Хоскинг - Россия и русские. Книга 1
Ништадтский договор (1721) дал России контроль над Лифляндией, Эстляндией, Ингрией, частью Карелии вокруг Выборга и всеми островами от Курляндской границы до Санкт-Петербурга. Один из этих островов, Котлин (переименованный в Кронштадт), стал базой Балтийского морского флота России. Договор также позволял шведам ежегодно получать с их бывших провинций ржи на 50 000 рублей. Русские объявили себя гарантами новой шведской конституции 1720 г., положившей конец абсолютизму и установившей законодательную власть риксдага. Другими словами, Россия претендовала на право вмешиваться во внутренние дела Швеции и диктовать свою волю на другом берегу Балтики.
Но подобное вмешательство не могло принимать открытые формы. Любое свидетельство того, что Россия стремилась повергнуть Швецию или возыметь на нее решающее влияние, вызывало либо сопротивление других европейских держав, обеспокоенных тем, что Россия готова превратить Балтику в свое внутреннее озеро, или, наоборот, побуждало их искать собственную выгоду в российском присутствии в Швеции. В 1727 г. к Ганноверскому союзу, в который входили Дания, Швеция и Пруссия, присоединились Британия и Франция, чтобы вместе не позволить России воспользоваться династическим союзом с Голштинским герцогством. С другой стороны, в 1765 г. Россия, Пруссия и Дания активно обсуждали вопрос о возможном разделе Швеции.
Однако ни одному из этих планов не суждено было сбыться. Несмотря на три войны (1742–1743, 1788–1790 и 1808–1809), России так и не удалось решительно повлиять на внутреннюю политику Швеции. Шведская монархия в отличие от польской являлась наследственной, не избирательной, а ее политическая структура не поощряла полной свободы группировок и конфедерации. России пришлось столкнуться и с определенной угрозой при передвижении войск, так как Финляндия и Ботнический залив располагались на шведской территории. Пока Швеция контролировала Финляндию, та представляла определенную опасность для новой российской столицы. Эта опасность стала невыносимой, и в период наполеоновских войн Россия воспользовалась временным затишьем после подписания Тильзитского договора (1807), чтобы завоевать Финляндию21.
Победа в Великой Северной войне с неизбежностью вовлекала Россию в европейское дипломатическое и военное соперничество, начавшееся в 1720-е гг. Ее царская семья теперь заключала браки с королевскими домами Европы, иногда для поддержания дипломатических кампаний и всегда в династических территориальных интересах. Россия нуждалась в союзниках, чтобы противостоять Турции на юге и тому, кто возжелал бы главенствовать на Балтике, — на севере. К середине XVIII в. определенную угрозу стала представлять Пруссия, которая благодаря налоговой и военной политике (не похожей на российскую) быстро становилась доминирующей силой в северной континентальной Европе.
В самой длительной Семи летней войне этого периода (1756–1762) Россия вела войну вместе с Австрией и Францией и оккупировала Пруссию. Так полностью окупились военные реформы Петра — мобилизация многочисленного населения и уровень боевого духа оказались достаточными для победы. Несмотря на нехватку в командном составе и серьезные трудности с припасами, великолепная артиллерия и выносливая, подвижная пехота позволили русской армии разбить пруссаков в Гросс-Егерсдорфе и Кунерсдорфе. Некоторые иностранцы ужаснулись готовности русских военачальников добиваться победы ценой огромных потерь; после не решающей, но кровавой Цорндорфской битвы (1758) Фридрих Великий, до этого презрительно отзывавшийся о русской армии, сказал: «Этих русских проще убить, чем победить»22. Русские смогли захватить Восточную Пруссию и совершить поход на Берлин. Однако после смерти императрицы Елизаветы на престол вступил Петр III, отдавший приказ освободить Восточную Пруссию и готовить войска к действиям против Дании, соперницы его родной Голштинии23.
Итоги Семилетней войны показали, что Россия являлась не только полноценным членом союза великих европейских держав, но и потенциально главенствующей силой. Это означало, что ее армия была по меньшей мере равной любой европейской, но ее военачальники все еще сталкивались с трудностями в осмыслении и формулировании некой постоянной идеи государства и его интересов, независимых от семейных владений и связей правящей династии.
Польша
Одной из самых животрепещущих проблем в русской имперской и внешней политике оставалась проблема слабых государств, граничивших с Россией. Подобные государства, с одной стороны, представляли угрозу, а с другой — открывали определенные возможности. Угроза заключалась прежде всего в их внутреннем беспорядке, способном перекинуться и на саму Россию. А их гибель могла привести к тому, что создавшийся вакуум заполнила бы другая, более мощная держава. Классическим примером стала Польша XVIII в., чья граница располагалась на Восточно-Европейской равнине (и именно с этого направления великие европейские державы грозили напасть на Россию).
Известно, что в первой половине XVII в. Речь Посполитая сама угрожала существованию независимого Российского государства. Однако ее сила и статус заметно упали в конце XVII — начале XVIII в. Ставшая к концу XVI в. выборной, монархия потеряла контроль над армией и превратилась в игрушку группировок знати и иностранных интриганов. Бастионом знати являлся сейм, где республиканская конституция позволяла одному-единственному депутату наложить вето на резолюцию. И хотя это право не использовалось слишком широко, оно тем не менее ослабляло способность государства принимать решения, особенно по спорным вопросам. Конституция давала также право конфедерациям, объединяющим группы граждан, поддерживать закон силовыми методами.
Внутреннее положение Польши позволило России использовать то, что она применяла и раньше при подготовке к конфликту с одним из степных ханств: поддерживать отношения с той или иной группировкой государства-соперника и, если возможно, склонить ее на свою сторону. В каком-то смысле это было повторением того, что в свое время предприняла Польша по отношению к униатской церкви. В XVIII в. Россия при поддержке православных священнослужителей несколько раз выступала в защиту интересов православных и других некатоликов, проживавших в Польше. Кроме того, Россия решительно участвовала в каждом избрании короля, продвигая кандидата, готового в дальнейшем представлять ее интересы. Таким образом, Россия всячески старалась помешать возрождению Польши посредством реформирования конституции и даже посылала войска в сейм для ареста неугодных ей депутатов.
Польша, однако, была не степным ханством, а европейской державой, а следовательно, другие европейские державы испытывали законную, хотя и далеко не альтруистическую, озабоченность ее судьбой. России была выгодна слабая Польша, существующая как буферное государство. Другие страны отрицали особый статус России, и в итоге соседи Польши приняли окончательное решение — разделить Речь Посполитую на три части, в 1772, 1793 и 1795 гг., между Пруссией, Австрией и Россией и прекратить ее существование как независимого государства. Так в XVIII в. европейское «содружество» поступило с одним из ослабевших его участников24.
Сложившаяся ситуация поставила Россию перед новыми трудностями, но и предоставила новые возможности. Она получила свою долю Польши (которая после 1815 г. включала столицу, Варшаву) в виде целой зоны украинской культуры и всех территорий, некогда принадлежавших Киевской Руси, за исключением Галиции (все еще являвшейся частью габсбургских владений). Теперь притязания России на статус «собирателя русских земель» себя оправдали. Но в результате на нее легла ответственность за два народа, которых оказалось очень трудно ассимилировать, — большую часть поляков и большинство европейских евреев.
Османская империя
Самой желанной для России XVIII в. являлась огромная степная территория между южной линией укреплений и северным побережьем Черного моря. В стратегическом и экономическом отношениях эти земли имели решающее значение для закрепления за Россией статуса евразийской империи и европейской великой державы. До тех пор, пока Россия не могла быть уверена в защищенности или по крайней мере стабильности границ, она постоянно оставалась уязвимой со стратегической точки зрения. Крымские татары не имели такой мощи, как монголы, но все же на протяжении более чем двух веков их набеги несли разорения и жертвы. Противостояние татарам превратилось в основное содержание военной политики России и даже влияло на формирование ее социальной структуры.
Огромной была и экономическая роль региона: степь простиралась на самых обширных и плодородных землях в Европе, включая большую часть чернозема, с теплым климатом — гарантом долгого сельскохозяйственного сезона, причем землю из-за геополитической уязвимости региона практически не эксплуатировали. Для империи, занимавшей в основном менее плодородные земли и с более суровым климатом, перспектива захвата этой территории казалась весьма заманчивой.
