Леонид Млечин - Зачем Сталин создал Израиль?
Разрыв дипломатических отношений казался предвестием трагических событий. В Израиле гадали, что теперь Сталин сделает со своими евреями.
Но когда советские дипломаты, покинувшие Израиль, добрались до Москвы, Сталин уже был мертв.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
БУМЕРАНГ
Шестого марта пятьдесят третьего года восточноевропейский департамент МИД Израиля инструктировал представительства в Восточной Европе:
«1. По случаю траура в связи со смертью Сталина следует приспустить флаги на половину флагштока, по аналогии с миссиями западных стран.
2. Не следует наносить визитов соболезнования и/или расписываться в книгах соболезнований…»
Но дипломатический протокол строго соблюдался. Девятого марта миссия Израиля в Нидерландах обратилась в министерство иностранных дел:
«Миссия Израиля свидетельствует свое уважение Министерству иностранных дел и, основываясь на согласии Нидерландского правительства представлять интересы Государства Израиль в СССР, имеет честь просить Нидерландское правительство соблаговолить передать Правительству СССР соболезнования и выражения сочувствия Правительства и народа Израиля по случаю кончины главы СССР генералиссимуса Сталина…»
Когда четвертого апреля пятьдесят третьего года в советских газетах сообщили о полной реабилитации арестованных «врачей-вредителей» и о том, что они «были арестованы бывшим министерством государственной безопасности неправильно, без каких-либо законных оснований», ситуация изменилась.
В тот же день министр иностранных дел Израиля Моше Шаретт, находившийся в Нью-Йорке, заявил корреспондентам, что «его страна будет приветствовать восстановление дипломатических отношений с Советским Союзом»
Представитель МИД сделал официальное заявление:
«Правительство Израиля надеется, что искоренение несправедливости будет завершено окончанием антиеврейской кампании, и будет приветствовать восстановление нормальных отношений между Советским Союзом и Израилем».
СКАНДАЛ ВОКРУГ ЕГИПЕТСКОГО ПОСЛА
Израильские дипломаты обратились к польским дипломатам с просьбой быть посредниками в восстановлении отношений между двумя странами.
Представители арабских стран заявили, что если Советский Союз восстановит дипломатические отношения с Израилем, «это серьезно огорчит все население арабских стран». Мнение арабов мало интересовало советское руководство. Но и особого интереса к восстановлению отношений с еврейским государством тоже не было.
Переговоры шли медленно. Они велись в Болгарии между израильскими дипломатами и советским послом Михаилом Федоровичем Бодровым, который со временем получит назначение в Тель-Авив.
Двадцать четвертого июня вновь назначенный министром иностранных дел Молотов представил главе правительства Маленкову на утверждение проект постановления Совета министров о возобновлении дипломатических отношений с Израилем. Решение было принято.
Восьмого августа, выступая на сессии Верховного Совета, Маленков объяснил, почему произошло восстановление дипломатических отношений с Израилем: «Стремясь ослабить общую напряженность, советское правительство дало согласие на восстановление дипломатических отношений с Государством Израиль. Оно приняло во внимание при этом обязательство правительства о том, что Израиль не будет участником какого-либо союза или соглашения, преследующего агрессивные цели против Советского Союза. Мы полагаем, что восстановление дипломатических отношений будет способствовать развитию сотрудничества между обоими государствами.
Слова Маленкова в Израиле сочли «теплыми», хотя в реальности они были подчеркнуто холодными. Говоря об отношениях с арабскими странами, Маленков говорил о «дружеском сотрудничестве». В отношении Израиля слово «дружеское» отсутствовало.
Годы усиленной антисемитской, а затем и антиизраильской пропаганды не прошли даром. Все, что Сталин хотел заложить в умы людей, он заложил.
Писатель Корней Иванович Чуковский беседовал в те дни с женой классика советской литературы Леонида Леонова Татьяной Михайловной. Она жаловалась, что после сообщения о «врачах-вредителях» невозможно было обратиться к медикам: «Вы же понимаете, когда врачи были объявлены отравителями… Не было и доверия к аптекам; особенно к Кремлевской аптеке: что, если все лекарства отравлены?!»
Чуковский ошеломленно записал в дневнике: «Оказывается, были даже в литературной среде люди, которые верили, что врачи — отравители!!!»
Быстрое освобождение врачей, сообщения в прессе о том, что они не виноваты, было личной инициативой Берии. Когда арестовали самого Лаврентия Павловича, чекисты потребовали отменить решение о прекращении «дела врачей», настаивали на том, что все отпущенные на свободу после смерти Сталина должны быть арестованы вновь.
Новое руководство страны к чекистам не прислушалось. Врачей оставили на свободе, но обсуждать эти темы публично были запрещено. На пленуме ЦК после ареста Берии руководители партии и государства поносили его за то, что он приказал опубликовать сообщения об освобождении врачей в газетах. Ну, освободил бы втихую, зачем внимание привлекать, подрывать авторитет партии и органов?
«Взять всем известный вопрос о врачах, — откровенно говорил на пленуме секретарь ЦК Николай Николаевич Шаталин. — Их арестовали неправильно. Как выяснилось, заранее знали, что их арестовали неправильно. Надо было поправить, но так, чтобы это было не в ущерб нашему государству. Нет, этот вероломный авантюрист добился опубликования специального коммюнике министерства внутренних дел, этот вопрос на все лады склонялся в нашей печати и так далее… Ошибка исправлялась методами, принесшими немалый вред интересам нашего государства. Отклики за границей тоже были не в нашу пользу…»
У советских чиновников сложились странные представления о морали. Посадить невинных людей, протрубить на весь мир о мнимых преступлениях врачей — это не позор для страны. А вот публично признать, что они невиновны, — значит совершить преступление, нанести ущерб престижу государства…
После смерти Сталина на Лубянке продолжали допрашивать сестру первого президента Израиля Марию Вейцман. Причем обвинения не менялись. Только когда стало ясно, что продолжения антиеврейских дел не предвидится и исчезла нужда в ее показаниях, на Лубянке призадумались, что с ней делать? Просто отпустить, признать, что пожилая женщина, врач, ни в чем не виновата, было для руководителей госбезопасности делом немыслимым.
Двадцать восьмого июля новый министр внутренних дел генерал-полковник Сергей Никифорович Круглов утвердил обвинительное заключение по ее делу:
«Вейцман М. Е. вела антисоветскую агитацию, восхваляла условия жизни и культуру евреев, проживающих в Палестине, возводила клевету на политику партии и советского правительства, а также высказывала измышления в отношении вождя советского народа. Систематически слушала антисоветские клеветнические радиопередачи из США и Англии. Вынашивала мысль о своем выезде в Израиль, однако ничего практического в этом направлении не предпринимала».
В последней фразе отразились происшедшие в стране перемены: Мария Вейцман, конечно, виновата в том, что она слушала иностранное радио и радовалась созданию еврейского государства. Но в связи с изменением обстановки кара не будет строгой.
Министр внутренних дел и заместитель главного военного прокурора решили:
«Следственное дело по обвинению Вейцман Марии Евзоровны направить на рассмотрение Особого совещания при МВД СССР, предложив определить меру уголовного наказания — пять лет исправительно-трудовых лагерей с применением указа президиума Верховного Совета Союза ССР от 27 марта 1953 года „Об амнистии“.
Двенадцатого августа особое совещание приговорило Марию Вейцман к пяти годам «за проведение антисоветской агитации» и тут же решило — на основании указа об амнистии «Вейцман Марию Евзоровну от наказания и из-под стражи освободить».
Тем временем шло следствие по делу Берии и его соратников. От Лаврентия Павловича следователи требовали ответа: а с какой целью он предлагал восстановить в Москве еврейский театр и возобновить выпуск газеты на идиш? Это по-прежнему казалось предосудительным и подозрительным.
Процессы над соратниками Берии и другими высокопоставленными чекистами были закрытыми. В печати никаких деталей. В результате расчет с позорным прошлым не совершился, моральное очищение не состоялось. Многие советские граждане остались в убеждении, что дело было нечисто и какую-то пакость врачи-евреи все-таки совершили. А уж в злонамеренность «мирового еврейства», которое в нашей стране именовали «мировым сионизмом», поверили очень многие. Израиль воспринимался как подозрительное, опасное и враждебное государство.
