Николай Дубровин - Первая оборона Севастополя 1854–1855 гг. «Русская Троя»
С отступлением англичан стихли ружейные выстрелы на 3-м бастионе, только орудия не прекращали своей деятельности, провожая незваных гостей. Защитники вздохнули свободнее, радостнее: им оставалось только прогнать неприятеля, ворвавшегося на батарею Жерве и засевшего в домиках, разбросанных по всему правому скату Малахова кургана.
Заняв матросские домики и развалины, покрывавшие все это пространство, французы грозили разрезать нашу оборонительную линию на две части и потом взять в тыл Малахов курган и 3-й бастион. Неприятельские силы росли, зевать было нечего. Целая туча снарядов полетела на батарею Жерве и на домики, в которых засели французы. Шесть полевых орудий стреляли картечью с фронта, правая половина кургана поражала неприятеля сбоку, батарея Будищева и стрелки Камчатского полка сыпали снаряды с другого.
На место действий прибыл начальник войск Корабельной стороны генерал-лейтенант С. А. Хрулев.
Видя, что полтавцы отступают, он остановил их.
– Ребята, стой! – закричал он. – Дивизия идет на помощь!
Благодатным ветром пахнули на солдат эти слова начальника, которого каждый знал в лицо. Все остановились… Один из матросов, наиболее решительный, рванулся к стороне неприятеля.
– Ну, ребята, навались! – крикнул он.
– Навались, ребята! – повторил Хрулев, понимая всю силу этого жгучего слова.
– Навались! Навались! – загремело в толпе, и все бросилось вперед.
В это время Хрулев увидел 5-ю (ныне 7-ю) роту Севского полка, возвращавшуюся с работ. В ней было всего 138 человек под командой штабс-капитана Островского. Севцы шли с лопатами в руках и с ружьями за спиной.
– Ребята, бросай лопаты! – крикнул им Хрулев.
Севцы в один миг схватились за ружья.
– Благодетели мои, в штыки, за мной, – произнес Хрулев, обращаясь к севцам и сам кидаясь вперед.
Воодушевленные словами любимого генерала и предводимые храбрым ротным командиром штабс-капитаном Островским, севцы без выстрела бросились в штыки, отбросили неприятеля назад и открыли перестрелку с французами, засевшими в домиках. На этом месте завязался упорный бой. Французы, скрываясь в домиках, поражали наших на выбор; чтобы выбить их оттуда, приходилось брать приступом каждый домик отдельно. Трудно было сладить с неприятелем, который, ожидая прибытия помощи, дрался отчаянно. Перестрелка продолжалась, однако же, недолго.
– Что зевать, ребята, – сказал штабс-капитан Островский, – вперед! – и бросился к одному из ближайших домиков.
Солдаты не выдали – они кинулись за своим начальником. Засевшие открыли из отверстий домов самый частый штуцерный огонь. Как ни валились наши, в числе которых пал и штабс-капитан Островский, но севцы достигли домика, разнесли его в щепы и уничтожили врагов всех до единого. Примеру севцев последовали многие, и вмиг каждый отдельный домик стал местом ужасной свалки. Бой сделался общим и разделился на сотню отдельных картин. В одном месте солдаты влезали на крышу, разрушали ее и поражали неприятеля обломками трубы, бревнами и черепицей, в другом – бросали огонь в трубу, совали пуки зажженной соломы в крышу и окна.
– Сожжем, сдавайся! – кричали они французам.
Те, не понимая слов, но видя угрожающую опасность от огня, растворяли двери, бросали ружья и сдавались военнопленными.
В иных домиках солдаты выламывали двери, бросались внутрь хаты и сталкивались грудью с неприятелем.
– Проси пардон, – кричали ворвавшиеся, – крепость взята!
В ответ на это гремели выстрелы, сыпались удары штыком, прикладом или камнем.
– Э, так выдраться, да еще в чужой хате, – кричали наши. – Души их!
И передушили всех до единого.
Домик за домиком переходили во власть нашу. Французы, очищая их, отступали. На место боя явилось шесть рот Якутского полка, приведенных генерал-лейтенантом Павловым. Две роты с майором Новашиным ударили с фронта, а четыре, под начальством полковника Алейникова, с левого фланга, и неприятель был окончательно опрокинут. Якутцы гнали его до батареи Жерве. Эта батарея, на которой одно орудие уже было обращено против нас, была вновь занята нами.
Видя себя окруженными с трех сторон, французы пытались было взорвать пороховой погреб. Двое из них, выхватив у убитого матроса зажженный пальник, бросились к дверям погреба, но были остановлены и заколоты рядовым Якутского полка Дорофеем Музиченко.
– Э, братцы, шалишь, – кричал Музиченко, – сюда не суйся, пошел-ко, догоняй своих, – приговаривал он, работая штыком.
Французы быстро отступали; кто перелезал через вал, кто бросился в амбразуры, но здесь их ожидали штыки наших солдат. Впереди всех стоял рядовой Севского полка Ищук. Штыком он хватил одного – штык сломался, прикладом уходил другого – приклад пополам. Бросив обломки ружья, он схватил огромный пыжевник и крошил им направо и налево.
– Погодите, куда же вы… гости, гости, – кричал Ищук, – что ж, аль в двери не попали, что в окна (амбразуры) ухо́дите…
Солдаты, в восторге от победы, хохотали над остротами Ищука, кололи защищавшихся, гнали бегущих. Увлеченные успехом, они сами выскакивали в амбразуры и преследовали неприятеля за бруствером. Генерал Хрулев напрасно приказывал трубить отступление.
– Отберем Камчатку! – кричали одни, не слушая сигнала.
– Бить саранчу проклятую насмерть, нечего отступать! – кричали другие, упоенные успехом.
Подполковник Новашин и другие начальники должны были сами бежать за укрепления и с трудом остановили преследовавших.
Преследование могло быть гибельным для нас. Французы готовили новые и значительные силы для штурма. Они могли по пятам горсти преследователей ворваться на батарею. Все это вынуждало наших начальников приказывать отступать как можно скорее. И действительно, едва только солдаты стали подходить ко рву, как из укреплений закричали: «Идут, опять идут!»
В это время офицеры Якутского полка, видя, что на батарее Жерве во время штурма прислуга при орудиях почти вся перебита, поставили к орудиям своих солдат.
– Сюда, ребята, – кричали они, – кто бывал в артиллерии!
Солдаты подбежали к орудиям, и заревели выстрелы навстречу наступавшим. Три раза бросались французы на штурм батареи Жерве, но каждый раз были отбрасываемы картечным и ружейным огнем. Понеся значительные потери, они не доходили и половинного расстояния до батареи, возвращались назад, снова двигались вперед и, наконец, скрылись в своих траншеях…
«Множество французов и англичан, живых и здоровых, повалилось между мертвыми и ранеными, чтобы спастись от нашего огня; многие залегли в разных яминах и траве, чтобы дождаться прекращения картечных выстрелов и батального огня и потом продолжать свое бегство. Преинтересно было смотреть, как из какой-нибудь ямы вдруг выскочит человек десять французов с ружьями наперевес, а иные, бросив всякое оружие, почти прилягут к земле и пустятся что ни есть духу бежать к своим траншеям, а наши так и грянут им со всех сторон вдогонку».
Предпринимая штурм, союзники были так уверены в успехе, что саперам было указано на те работы, которые должны быть произведены по овладении казармами и госпиталем; кроме различных инструментов, саперам приказано было иметь мешки с порохом для взрывания тех частей строений, где наши войска будут держаться с наибольшим упорством. Уверенность, что укрепления и город будут взяты, была всеобщей между солдатами союзных войск. Англичане запаслись различными закусками, чтобы позавтракать в Севастополе; раненый и взятый в плен французский офицер говорил, что напрасно заботятся о его перевязке, когда Севастополь через полчаса будет в руках его товарищей, и что тогда соотечественники перевяжут его.
Один французский капрал, ворвавшийся в числе прочих на батарею Жерве, бросив ружье, пошел дальше на Корабельную и, дойдя до церкви Белостокского полка, преспокойно сел на паперть. В пылу горячего боя его никто не заметил, но потом один из офицеров спросил, что он здесь делает.
– Жду своих, – отвечал он спокойно. – Через четверть часа наши возьмут Севастополь.
Ожидания его оказались напрасными, и союзники не достигли того, что считали несомненным.
Было только 7 часов утра, когда штурм был отбит на всех пунктах, и славный день 6 июня 1855 года, покрывший лавровым венком бойцов севастопольских, принадлежал истории геройских подвигов, совершенных верными сынами России…
«Геройство и самоотвержение, – доносил главнокомандующий государю императору, – с коими все чины севастопольского гарнизона, от генерала до солдата, стремились исполнить свой долг, превосходят всякую похвалу. Пехота, моряки и артиллерийская прислуга при орудиях соревновались друг перед другом, и все, руководимые одним общим желанием отразить врага от Севастополя, с величайшим хладнокровием и мужеством исполняли обязанности свои и презирали смерть. Полевая артиллерия, размещенная на оборонительной линии, оказала значительную услугу обороне».
