Алексей Величко - История византийских императоров. От Юстина до Феодосия III
Как бы ни были напористы и опасны варвары и персы, как ни ослаблялась римская армия — особенно после разделения Империи на Восточную и Западную части, — но на фоне окружавших врагов византийская армия всё равно выглядела превосходно. Дело заключалось в том, что всё же за плечами Византии стояла древняя римская традиция и военная выучка: византийские солдаты обучались владеть всеми видами оружия, двигаться строем, а офицеров — стратегии и тактике. При наличии довольно многочисленных источников пополнения армии никакое поражение не являлось смертельным для Империи, и она, нередко сжимаясь до границ Константинополя, неоднократно повергаемая врагами, каждый раз вставала с колен[417].
Классифицируя солдат по различным отрядам, государство выделяло «отборных», которые были вооружены тяжёлой броней или кольчугой. Эти отряды, в свою очередь, делились на букеллариев, федератов и оптиматов, формировались из иноземцев и воспринимались, скорее, как ассимилированные римской армией подразделения, чем неотъемлемая часть национальной армии[418]. Как правило, союзнические ненадёжные части ставились во второй линии. Иногда их использовали для засад, но никогда не ставили в центр позиции, где было наиболее опасно[419].
Как следствие, в какой-то момент времени, как, например, при императоре св. Феодосии I, римская армия почти совершенно утратила национальные черты и стала германской. При довольно высокой численности это были не те железные легионы, патриотичные, мотивированные, дисциплинированные и прекрасно обученные военному делу, какие привыкли видеть раньше. Во времена св. Феодосия Великого численность римской армии составляла в Восточной империи 140 тыс. человек пехоты и 15 тыс. всадников, в Западной — 75 тыс. пехотинцев и 9 тыс. кавалеристов. Ещё почти 50 тыс. легионеров составляли пограничные войска. И почти все они являлись варварами — германцами[420].
После падения Западной Римской империи способы комплектации армии мало изменились. По-прежнему большую часть солдат составляли варвары. Но теперь все солдатские должности разделяли на 3 класса, и по мере выслуги лет воины переходили из более низкого класса в более высокий. Пограничные войска перешли в полное подчинение дуксам, действовавшим от имени императора. Дуксы самостоятельно набирали своих воинов, содержали их и пользовались почти неограниченной властью над солдатами[421].
Хотя некоторые традиции старой римской армии ещё сохранились, но в целом, в немалой степени благодаря инородной военной верхушке, армейская дисциплина стала давать серьёзные трещины. Римские полководцы были вынуждены принимать очень суровые меры к нарушителям воинской дисциплины, но это далеко не всегда помогало[422].
Но, как ни странно, и эти тяжёлые проблемы мало-помалу разрешались. Во-первых, путём естественной ассимиляции варваров и, во-вторых, путём создания личных дружин военачальников, содержащихся за их счёт. Именно эти подразделения составляли ядро любой римской армии, и благодаря им происходит определённый ренессанс старого армейского духа и традиций. Правда, при этом численность римской армии постоянно снижается, редко превышая 20–25 тыс. воинов[423]. Меняется и привычный с незапамятных времён облик римского воина. Вместо тяжеловооружённого легионера — основы основ римской армии, преобладающую роль начинает играть кавалерия, набираемая из варварских народов, и лёгкая пехота. Тяжёлое вооружение практически не встречается — во-первых, по причине его дороговизны, во-вторых, по необходимости постоянно тренировать такого воина и держать войско в строгой дисциплине, что было практически невыполнимо. Вследствие ослабления пограничных войск появляется настоятельная потребность заменить отсутствующие там легионы пограничными крепостями, начинающими играть важную роль в деле обороны Римской империи[424].
Впрочем, в трансформации военной стратегии сказался новый характер отношений между варварами и Империей. В отличие от времён классической республики, византийцы уже не стремились уничтожить врага, прекрасно понимая, что на место уже известному противнику придёт новый — возможно, сильнейший. А потому их стратеги видели своей главной задачей не тотальное уничтожение неприятеля, а вытеснение его со своих территорий. При каждой возможности византийцы уходили от лобовых атак, несущих множество жертв, и полагались на манёвры, к которым вследствие естественных причин более подходящей оказывалась конница. Нельзя не отметить и определённую моду на гуннов — императоры пытались скопировать гуннский конный строй, блестяще продемонстрировавший себя на полях сражений[425].
По-прежнему наиболее боеспособными и дисциплинированными подразделениями считались личные дружины или телохранители полководцев, если те, конечно, имели средства для её содержания. Наконец, самую большую часть армии составляли федераты, получавшие жалованье и часть добычи. Дисциплина римского войска была порой настолько слаба, что собственное население боялось его больше, чем врагов. Например, во время войны с Персией в 577 г. германские наёмники оставили чёрный след в памяти византийцев, насилуя монахинь, грабя всё вокруг, подвергая пыткам отшельников — очевидно, в поисках скрытых сокровищ[426].
Неслучайно в военных рекомендациях того времени обращают на себя внимание следующие рекомендации военачальникам, касающиеся воинской дисциплины.
«Не следует вооружать союзников прежде, чем не станут явными все их тайные намерения»[427].
«Если возможно, союзников надо составлять из различных народов: по этой причине им будет труднее объединиться в злодеянии»[428].
«Не следует смешивать боевые силы союзников с нашим войском, но нужно и их лагерные стоянки, и их передвижения осуществлять обособленно и всегда скрывать от них наш боевой порядок и нашу стратегию, чтобы они, зная эти приёмы, в период вражды не использовали их против нас»[429].
«Во время войны следует создавать видимость, что проступки стратиотов не принимаются во внимание, но по прошествии времени зачинщики бунтов должны получить по заслугам»[430].
В «Воинском законе» как о чём-то само собой разумеющемся говорится о наказании, которому должен быть подвергнут стратиот, если вздумает перебежать к варварам[431].
Но — поразительно: так промыслительно сложилось, что система комплектования армии стала своего рода способом цивилизации диких варваров и их христианизации. В первую очередь, христианские начала вошли в основу военной стратегии, и это обстоятельство нашло своё отражение в наставления по идеологической, как сейчас бы сказали, подготовке солдат. «Мы советуем стратегу прежде всего, — говорится в «Стратегиконе» императора св. Маврикия, — иметь заботу о благочестии и справедливости и стремиться посредством этого снискать благоволение Бога, без чего невозможно успешно завершить ни одно начинание, даже если замысел кажется разумным, и невозможно одолеть врагов, даже если они кажутся слабыми, потому что всё находится в Провидении Божьем, и это Провидение управляет всем». «Кроме того, — гласит дальше военное руководство, — стратег должен являть всем, кто с ним общается, спокойствие и невозмутимость, скромность и простоту в быту и в одежде, не допускать лести и чрезмерного угодничества в почитании самого себя, но прежде всего выполнять свои прямые обязанности неутомимо и усердно, а не беспечно и небрежно, ибо благодаря заботе и настойчивости можно легко довести до благополучного результата самые трудные из дел»[432].
По одному меткому замечанию, религия определяла всю военную жизнь. Уже св. Константин Великий регулярно проводил личные занятия с солдатами по основам христианского вероучения. За ним эту практику продолжили и другие императоры. Воинские знамёна обязательно освящались, утром и вечером солдаты возносили молитвы, перед боем пели «Трисвятое», а в виде боевого клича использовался возглас: «С нами Бог!». В глазах солдат командир играл роль священника, хотя существовал и институт войсковых иереев[433].
Изменения, произошедшие в способах комплектования армии, и внешние условия существования Византийской империи потребовали изменения государственной системы власти. Военное управление было отделено при св. Константине Великом от гражданского, и во главе него поставлены три magistri millitum. Один из них располагался в Константинополе (magistri millitum Inpraesenti), второй командовал пехотой (magistri peditum), третий — кавалерией (magistriequitum) [434]. Начиная со времён св. Феодосия Старшего, магистров армии стало 5, из которых 3 заведовали восточными провинциями. Они имели высшую власть над военным населением подчинённых им провинций и являлись для них высшими судьями. Военные округа делились на участки, во главе которых стояли дуки и комиты, duces и comites, имевшие высшую юрисдикцию над подчинёнными им лицами. На решения дуки апелляция подавалась непосредственно императору, и только позднее в восточных провинциях была создана специальная апелляционная комиссия. Вся армия, состоявшая из сыновей и потомков ветеранов, обязанных государству военной службой, а также рекрутов, поставляемых сенаторами и поземельными собственниками, и из варваров, добровольно или принудительно поступивших на военную службу, распределялась по провинциям Империи. Воины там составляли особое народонаселение, судившееся по особым законам, jus millitum, и подчинённое во всех отношениях своим властям[435].
