Татьяна Соболева - История шифровального дела в России
Во время русско–японской войны шел очень оживленный обмен шифрованными сообщениями между Японией, с одной стороны, и Англией и Германией — с другой. Код, который при этом использовался, был составлен на английском языке и имел пять различных ключей. Кривошу–Неманичу удалось раскрыть три ключа, с помощью которых разбиралось большинство перехватываемых телеграмм. В Париже, а, как известно, Франция была союзницей России в этой войне, также работали над раскрытием этого кода. Там были также раскрыты два ключа к нему: один из тех, что уже знал Кривош–Неманич, а другой особый. Дешифрованные японские телеграммы французы пересылали в Россию. Таким образом, неизвестным для дешифровальщиков России и Франции оставался один ключ. В этой ситуации Министерство иностранных дел командировало Кривоша–Неманича в Париж для совместной работы с французами. Французы приняли российского криптографа, снабженного соответствующими бумагами, как своего человека и ввели его в святая святых своей секретной службы — в «Surete generate», где он и проработал около десяти дней, пока не был открыт пятый способ применения японского кода. Кривош–Неманич был первым русским криптографом, подробно познакомившимся с работой дешифровальной службы Франции того времени. Эти сведения были, безусловно, с успехом русскими использованы, а многие полезные вещи внедрены в практику.
Из архивных документов видно, что дешифровальщики–аналитики МИД России работали успешно и накануне, и в первый год Первой мировой войны. В 1913—1914 гг. они раскрыли 2 939 телеграмм из переписки государств из коалиции противника, в том числе: австрийских — 569, германских — 171, болгарских — 246, турецких — 181.
Дешифровальщики всегда работали в тесном контакте с разведкой, одна из важнейших задач которой была выкрасть код, сфотографировать его, естественно, положив затем на место, дабы не скомпрометировать Ставилась и более трудная, но и более эффективная задача — внедрить агента в среду противника, имеющую доступ к шифрам и кодам Эта сторона работы разведки описана в литературе достаточно подробно.
Большим подспорьем для раскрытия шифров и кодов являлись полученные агентурным путем открытые тексты, которые можно было привязать к соответствующим шифрованным сообщениям. Для кодов, например, это сразу давало достаточное число раскрытых кодовых групп, после чего значительно облегчалась работа по дешифрованию других сообщений. Зачастую коды просто–напросто покупались и продавались. Европейским центром такой деятельности разведок того времени была Вена — сердце балканских государств, где сталкивались интересы многих стран. В Вене производились всевозможные сделки по покупке и продаже копий секретных документов, писем, карт, кодов, планов, чертежей и т.п. Там Германия агентурным путем приобрела английский военно–морской шифр, Австро–Венгрия получила итальянский шифр.
Известна история вербовки русской разведкой начальника отдела австрийской разведки и контрразведки полковника Альфреда Редля. Еще в 1902 г. он за большую сумму продал России копию единственного военного словарного кода Австрии, равно как и австрийские планы ведения войны на Восточном фронте. Несмотря на то, что Редль был разоблачен еще за два года до начала войны, австрийская армия потерпела поражение в Галиции в самом начале войны с Россией[171].
В конце XIX — начале XX века Россия активно использовала возможности подкупа иностранцев, имевших доступ к шифрам, кодам, шифрованной переписке. Особо важная корреспонденция иностранных дипломатов не отправлялась по почте, а обычно упаковывалась в специальные портфели с секретными замками и отправлялась к месту назначения с особыми курьерами. В результате она не попадала в «черный кабинет» и не могла быть перлюстрирована обычным образом. Однако из этого положения разведчики выходили с легкостью, обычно пуская в ход презренный металл. Как свидетельствует Майский, не было случая, чтобы золото не открывало замок портфеля и не давало возможность всего за несколько минут взглянуть глазом, объектива фотоаппарата на содержание тщательно запечатанных вложений портфеля. В этих делах все сводилось только к тому, во сколько червонцев обойдется вся эта манипуляция.
Здесь кстати будет заметить, что все или почти все эти курьеры, фельдъегери, служители и прочие были подкуплены. За весьма небольшую мзду, выплачиваемую им помесячно или поштучно, они приносили в указанное место не только все содержимое корзины у письменного стола своих господ, но и копировальные книги из канцелярий, черновики их писаний, подлинники получаемых писем и официальных донесений и даже целые коды и шифровальные ключи. Для достижения этого им приходилось брать у спящего хозяина ключи от письменного стола или от несгораемого шкафа, снимать с них отпечаток из воска и заказывать дубликаты ключей или пускать ночью в канцелярию посольства таких лиц, которые могли бы выбрать то, что было нужно. «Поражаться надо было доверию некоторых послов к своим лакеям, которые продавали их за гроши. Однажды произошел такой случай: вместо одного посла великой державы был назначен другой, который должен был с собой привезти весь новый штат служащих, так как прежний посол старым своим слугам не доверял, но в письме к новому послу он очень ходатайствовал за одного, по его выражению, «незаменимого» человека, своего выездного лакея, т.е. именно за то лицо, которое за незначительное месячное вознаграждение доставало из посольства все, что было угодно», — писал Майский.
Майский же указывает, что Россией коды, кроме Брюсселя, приобретались в Париже и Вене, где известные лица производили открытую торговлю иностранными кодами за определенную цену (совершенно тождественную в обоих упомянутых городах). При этом коды, представляющие меньший интерес, например греческий, болгарский или испанский, которые и достать было легче, ценились дешевле — тысячи в полторы–две, а такие коды, как германский, японский или Северо–Американских Штатов, стоили по несколько десятков тысяч; цены же шифрдокументов остальных стран колебались между 5 и 15 тысячами. Этим торговцам кодами можно было давать заказы достать тот или иной новый код, и они выполняли все заказы в весьма непродолжительные сроки[172].
Глава одиннадцатая. Криптография и полиция
«Господину Соколову…»
В дополнение к действовавшим «черным кабинетам», занимавшимся перлюстрацией дипломатической корреспонденции, в связи с ростом революционного движения в России в 80–х годах XIX в. в стране было учреждено семь перлюстрационных пунктов для перехвата переписки российских граждан: в Петербурге, Москве, Киеве, Харькове, Одессе, Тифлисе, Варшаве. Позже такие пункты открылись в Вильно, Риге, Томске, Нижнем Новгороде, Казани. Однако последние действовали короткое время. В Тифлисе перлюстрационный пункт действовал с перерывом (1905—1909гг.), т.к. был разгромлен во время революционных событий 1905 г.
Эти перлюстрационные пункты создавались на почтамтах при отделах цензуры иностранных газет и журналов. Официально они назывались «секретными отделениями». Общее руководство всей перлюстрационной работой в России возлагалось на старшего цензора Петербургского почтамта, который был наделен правами помощника начальника Главного управления почт и телеграфов и в то же время находился в подчинении министра внутренних дел, от которого получал распоряжения и санкции на проведение перлюстрации. Более 30 лет, до ухода в отставку в 1914г., эту должность исполнял действительный тайный советник Фомин, затем до октября 1917 г. — тайный советник Мордарьев. Перлюстрированные материалы из секретных отделений направлялись в Департамент полиции для расшифрования, в случае необходимости, а также дальнейшего использования. Старший цензор переписывался с Департаментом полиции под псевдонимом. Направляемые ему письма шли на имя «его превосходительства С. В. Соколова», что означало, что переписка предназначается для отдела цензуры[173].
Перлюстрирование писем было действием незаконным, оно шло вразрез с Уложением о наказаниях, предусматривающим кару за нарушение почтового Устава. Поэтому работа по перлюстрации держалась в строгом секрете. Никаких циркуляров по ведению этой работы издано не было. Существовало негласное распоряжение об уничтожении всей переписки и всех материалов перлюстрационных пунктов в случае народных волнений. Этим объясняется то, что множество документов погибло в 1905 г. и почти все материалы были уничтожены во время Февральской революции 1917 г.
Особенно тщательно подбирались служащие «черных кабинетов». Как правило, это были всесторонне проверенные люди, «безоговорочно преданные престолу», давшие подписку о неразглашении тайны. Среди сотрудников перлюстрационного пункта в Петербурге были люди, кроме цензуры служившие в других учреждениях: МИД, банке, университете и др., т.е. сохранялась традиция, заведенная еще в середине XVIII в. Непосредственно перлюстрацией по всей России занимались всего 40—50 человек, которым помогали работники почт, отбиравшие письма. В места, где перлюстрационные пункты отсутствовали, в случае необходимости командировались чиновники из центрального пункта в Петербурге. Но чаще губернские жандармские управления привлекали к этой работе узкий круг местных почтовых чиновников и проводили перлюстрацию сами.