От Второй мировой к холодной войне. Немыслимое - Никонов Вячеслав
Наставший момент истины сразу обнажил слабость, в которой продолжала пребывать Франция, вынужденная добиваться своих целей, наталкиваясь на корыстные расчеты других держав. Было ясно, что последние, несомненно, попытаются оказать на нее давление при урегулировании нерешенных проблем и отвести ей место на задворках Истории, когда другие государства приступят к строительству нового мира. Но я был намерен не допустить этого. Более того, я считал, что крах Германии, разобщенность Европы, русско-американский антагонизм создают для чудом спасшейся Франции исключительные шансы, и я не исключал, что новая эра даст мне возможность приступить к осуществлению широкого плана, который я разработал для своей страны.
Франции предстояло обеспечить себе в Западной Европе безопасность, не допустив возрождения рейха, способного вновь угрожать ее существованию. Ей необходимо было наладить сотрудничество и с Западом, и с Востоком, а в случае надобности заключить с той или иной стороной необходимый союз, ни в коей мере не поступаясь при этом независимостью. Ей требовалось для преодоления пока еще не очень явной опасности развала Французского Союза постепенно преобразовать его в свободную ассоциацию стран».
Пока же де Голль вошел в клинч едва ли не со всеми великими державами. Буквально на следующий же день после Победы возник серьезный конфликт по вопросу о французско-итальянской границе в Альпах.
Воюя с немцами, французские войска оказались на территории Северо-Западной Италии. Стремясь сдерживать немецкие дивизии на французско-итальянской границе, Эйзенхауэр в начале апреля отдал французским войскам приказ осуществлять патрулирование на расстоянии до 20 километров вглубь территории Италии. Французы продвинулись гораздо дальше, дойдя до Риволи и Валле-д'Аоста, и даже вышли к Лигурийскому побережью и вовсе не собирались оттуда выходить. Более того, Париж намеревался присоединить эти области к Франции, готовя проведение референдума.
Де Голль занял жесткую и откровенную позицию: «Мы предполагали довести рубежи нашей территории до линии главного альпийского хребта, что означало бы присоединение к Франции нескольких итальянских анклавов у перевалов на французской стороне Альп. Мы рассчитывали также на присоединение некогда входивших в Савойю кантонов Тенда и Брига. Возможно, то же требование мы выдвинули бы и в отношении Вентимильи, если бы того пожелали ее жители. Что касалось долины Аосты, то мы полагали, что с этнической и языковой точек зрения имеем на нее больше прав, чем Италия. Кстати, во время продвижения наших войск почти все ее население высказывало горячее желание присоединиться к Франции… Условия наши были поистине скромными, если учесть те испытания, через которые Италия заставила нас пройти, и те преимущества, которые несло ей примирение с Францией».
Жорж Бидо, французский министр иностранных дел, получил 18 мая у президента Трумэна аудиенцию, собираясь представить несколько пожеланий французского правительства, среди них просьбу де Голля об участии в конференции великих держав. Президент США заявил, что он обязательно напомнит Сталину при встрече об этой просьбе де Голля.
Трумэн взял жесткий тон, заявив, что чаша американского терпения переполнилась. Америка снабжает продовольствием страны Западной Европы, включая Францию и готова выделить часть своей зоны оккупации в Германии для Франции. Но США крайне недовольны политикой Франции в Северо-Западной Италии. Трумэн также подчеркнул, что он согласен пойти навстречу желанию Франции принять участие в войне с Японией лишь при условии, если французские войска будут исполнять приказы американского главнокомандующего. Он не хотел бы повторения печального опыта, который союзники получили в Италии.
На следующий день Грю обсудил с Бидо создавшееся положение. Глава французского МИДа объяснял действия Франции выражением «чувства собственного достоинства», коль скоро Италия в 1940 году оккупировала часть Франции. Отвергая обвинение в аннексии, Бидо говорил о «частичных изменениях границы». Американцы жестко потребовали отвести французские войска к границе 1939 года, обосновав это требование нежеланием предвосхищать территориальные изменения в Европе до подписания ожидавшихся мирных договоров.
Тем временем ситуация стала накаляться. В Италии уже сошлись французские войска генерала Дуайена и союзные – генерала Уиллиса Криттенбергера.
Де Голль возмущался: «В значительной степени этот инцидент объяснялся стремлением США к гегемонии в мире, которое они не скрывали и которое я никогда не оставлял без ответа. Но прежде всего я усматривал в этом происки англичан, ибо в это время Великобритания готовилась осуществить решающий маневр на Востоке. Для Лондона было сподручнее сначала подтолкнуть к конфликту с Парижем Вашингтон. Многие факты убеждали меня в том, что я не ошибался.
Главнокомандующий войсками в Италии генерал Александер, выполняя волю Черчилля, направил к Танде, Бриге и Вентимилье находившиеся под его началом итальянские части, что, согласись мы с этим, привело бы к восстановлению суверенитета Рима над этим районом. Последовал резкий обмен мнениями между Криттенбергером, который хотел занять удерживаемую нами территорию, и Дуайеном, всячески этому противившимся. Французский генерал, более удачливый в битвах, чем в переговорах, письменно уведомил своего коллегу, что „в случае необходимости, он пойдет на крайние меры в соответствии с предписаниями генерала де Голля“. Ставка главнокомандующего в Италии не преминула оповестить корреспондентов газет, что, согласно моему приказу, французские войска готовы открыть огонь по американским солдатам. Более того, из секретных источников мне поступила копия телеграммы британского премьер-министра американскому президенту, в которой Черчилль называл меня „врагом союзников“, призывал Трумэна проявить по отношению ко мне непреклонность и утверждал, что „если верить информации, поступившей из французских политических кругов, этого будет вполне достаточно, чтобы вызвать скорый крах генерала де Голля как лидера нации“».
Дуайен действительно 30 мая написал Криттенбергеру, командующему американским IV корпусом в Италии: «Я был уполномочен временным правительством Французской Республики ввести французские войска на эту территорию и создать там органы управления. Эта миссия несовместима с установлением в этом же регионе административных органов союзников, и я обязан противостоять этому. Любые предпринимаемые активные действия в этом направлении будут рассматриваться как явно недружественные и даже враждебные и могут привести к тяжелым последствиям».
2 июня Дуайен дополнил свое заявление: «Генерал де Голль поручил мне как можно яснее дать понять Главному командованию союзных войск, что мной был получен приказ предотвратить создание административных органов Военного правительства союзников на территориях, занятых нашими войсками и с нашей администрацией, всевозможными средствами, без каких бы то ни было исключений».
Запланированный визит де Голля в Вашингтон этим инцидентом был сорван. Так и не подписанное приглашение ему посетить США отправилось в архив. Вместо него была отправлена нота французскому правительству: его действия в Северо-Западной Италии американское руководство рассматривает как повторение того, что Тито делал в Венеции-Джулии и Триесте, против чего Вашингтон решительно выступает.
Де Голль стоял на своем, верный своей цели: вернуть Франции то место, которое она потеряла.
Это касалось и колоний. Все еще глобальную французскую колониальную империю де Голль собирался сохранить любой ценой: «Если заморские территории отделятся от метрополии или нам придется удерживать их силой, сколько останется нас, французов, между Северным и Средиземным морями? Они должны идти вместе с нами, и для этого нам придется немало потрудиться на континенте! Это вековое предназначение Франции! Но после того, что произошло на территории наших африканских и азиатских владений, было бы безумием рассчитывать на сохранение нашей империи в прежнем виде. Тем более, нечего об этом и думать, когда по всему миру народы поднимают голову, а Россия и Америка всяческими посулами заманивают их в свои сети».