Александр Нечволодов - Сказания о Русской земле. Книга 3
Королева Бона была чрезвычайно алчная женщина, весьма низкой нравственности, причем она не останавливалась для достижения своих целей перед самыми чудовищными преступлениями, отрава была ее излюбленным средством против врагов. Беря взятки, она не брезговала ничем; так, с бедных православных галичан, чтобы спасти от приговора к вечному заключению их епископа Макария, твердо стоявшего за свою паству против посягательств костела, Бона не постыдилась потребовать 200 волов. От брака со старым Сигизмундом у Боны был единственный сын – Сигизмунд-Август, человек, несомненно, с большими дарованиями, но получивший от своей порочной матери крайне дурное воспитание. Она умышленно старалась развивать в нем качества, вредные для государя, с тем чтобы после смерти мужа самой захватить всю власть в свои руки. Королева Бона была причиной многочисленных недоразумений между королем и панами как в Польше, так и в Литве, причем Сигизмунд, чтобы приобрести расположение литовских панов, предоставил им возможность управляться в своем княжестве вполне самостоятельно и назначил в 1529 году в качестве правителя Литвы своего малолетнего сына, 13-летнего Сигизмунда-Августа, с полным наименованием великим князем литовским, позволив даже возвести его на литовский престол. К этому же 1529 году относится и составление первого литовского судебника, или «Статута», который был написан на русском языке.
Огромные вольности, приобретенные знатью и иудеями, не пошли на пользу Литовскому государству. До нас дошло написанное в половине XVI столетия сочинение одного весьма образованного литвина-католика по имени Михалон: «О нравах татар, литовцев и москвитян».
В сочинении этом Михалон горько упрекает порядки и обычаи своей страны и ставит в пример порядки московские и даже татарские. Вот некоторые отрывки из его произведения: «На обязанность судьи татары смотрят не как на средство к наживе, а как на службу ближнему. Они тотчас отдают всякому то, что ему принадлежит, а у нас судья берет десятую часть цены спорной вещи с невинного истца… Если обе стороны помирятся, судья все-таки берет деньги, с виновного – штрафные, а с истца – десятинные; отыскивающему свою украденную вещь приходится потратить на суд больше, «чем она стоит, и потому многие не решаются заводить тяжбы…
Древние литовцы, – по замечанию Михалона, – отличались мужеством и воинской деятельностью, а ныне предаются роскоши и праздности. Вместо того чтобы самим идти в неприятельские земли или оберегать свои пределы, или упражняться в воинском искусстве, обязанные военной службой молодые шляхтичи литовские сидят в корчме, пьянствуют и, весьма склонные к взаимным ссорам, убивают друг друга, а военное дело и защиту отечества предоставляют татарам (поселенным при Витовте), беглым людям из Московии и вообще наемным отрядам».
Так же как и Михалон, отзывается о литовцах и Себастиан Мюнстер, составитель известной «Космографии», или описания различных земель и государств. Помещая в своей «Космографии», изданной в 1550 году, рисунок литовской корчмы, он замечает: «Среди литовской шляхты распространен весьма дурной обычай: если только они соберутся в корчме, то сидят в ней с утра до полуночи».
Порицая литовских панов за изнеженность нравов, Михалон ставит им в пример москвитян. «Москвитяне, – говорит он, – изобилуют мехами, но дорогих соболей запросто не носят, а сбывают их в Литву, получая за это золото. Они не употребляют также дорогих привозных пряностей; у них не только простолюдины, но и вельможи довольствуются грубой солью, горчицей, чесноком и плодами своей земли; а литовцы любят роскошные привозные яства и пьют разные вина, отчего у них всевозможные болезни. В городах литовских нет более распространенных заводов, чем те, на которых варится из жита водка и пиво. Эти напитки берут с собой и на войну, а если случится пить только воду, то по непривычке к ней гибнут от судорог и поноса. Крестьяне дни и ночи проводят в шинках, заставляя ученых медведей увеселять себя пляской под волынку и забыв о своем поле. Посему, растратив имущество, они нередко доходят до голода и принимаются за воровство и разбой. Таким образом, в любой Литовской области в один месяц больше людей казнят смертью за эти преступления, нежели во всех землях Татарских и Московских в течение 100 или 200 лет. Попойки часто сопровождаются ссорами. Лень начинается у них питьем водки; еще в постели кричат: "Вина, вина!", и пьют этот яд мужчины, женщины и юноши на улицах, на площадях и, напившись, ничего не могут делать, как только спать. Между тем в Московии великий князь Иван III обратил свой народ к трезвости, запретив везде кабаки. Поэтому там нет шинков, а если у какого-нибудь домохозяина найдут каплю вина, то весь его дом разоряется, имение отбирается, прислуга и соседи, живущие в той же улице, наказываются, а сам навсегда сажается в тюрьму. Вследствие трезвости города московские изобилуют разного рода мастерами, которые, посылая нам деревянные чаши и палки для опоры слабым, старым и пьяным, седла, копья, украшения и различное оружие, отбирают у нас золото». Далее Михалон говорит, что вследствие распространения роскоши и пьянства на Литве московские государи завоевывают у нее целые области и города, так как московский народ всегда трезв и всегда при оружии, а в крепостях всегда находятся постоянные войска; другие же по очереди занимаются охранением границ.
«В Литве, – продолжает он, – один чиновник занимает десять должностей, а прочие удалены от правительственных дел. Москвитяне же соблюдают равенство между своими и не дают одному многих должностей. Управление одним городом на год или на два поручают они двум начальникам вместе и двум дьякам. От этого придворные, надеясь получить начальство, ревностнее служат своему государю, и начальники лучше обращаются с подчиненными, зная, что они должны отдать отчет и подвергнуться суду, так как обвиненный во взятках бывает принужден выходить на поединок (поле) с обиженным, даже если этот последний принадлежит к низшему сословию. Князь их бережливо распоряжается домашним хозяйством, не пренебрегая ничем, так что продает даже солому. На пирах его подаются большие кубки золотые и серебряные, называемые „соломенными“, то есть приобретенными за проданную солому. От расчетливого распределения должностей он имеет еще и ту выгоду, что те, которых посылает исправлять различные общественные дела и даже в самые далекие посольства, исполняют все это на свой счет. За хорошее исполнение они награждаются не деньгами, а местами начальников и землею. У нас же, напротив, если кто посылается куда-либо, даже не заслужив того, получает обыкновенно в излишестве деньги из казначейства, хотя многие возвращаются, ничего не сделав. На пути люди эти бывают в тягость тем, через владения которых идут, истощая их подводами. В Московии же никто не имеет права брать подвод, кроме гонцов по государственным делам; благодаря быстроте езды и часто меняя усталых лошадей (ибо везде стоят для этого в готовности свежие и здоровые лошади), они чрезвычайно скоро доставляют известия. У нас же придворные употребляют подводы на перевозку своих вещей, отчего происходит недостаток в подводах, и мы, не готовые, терпим нападения врагов, предупреждающих вести об их приходе».
Приведенная выше выдержка из сочинения Михалона о чрезвычайно быстрой езде в Московском государстве совершенно совпадает и с записками барона Герберштейна, который говорит, что 600-верстный переезд от Новгорода до Москвы был сделан в 72 часа благодаря отличному устройству почтовой части в Московии.
Про литовских женщин Михалон выражается так: «Татары держат жен своих в сокровенных местах, а наши жены ходят по домам праздные, в обществе мужчин, в мужском почти платье. Отсюда страсти… У нас некоторые женщины владеют многими мужчинами, имея села, города, земли, одни на правах временного пользования, другие по праву наследования, и по этой страсти к владычеству живут они под видом девства или вдовства необузданно, в тягость подданным, преследуя одних ненавистью, губя других слепою любовью».
В крайне мрачных чертах описывается Михалоном и угнетение простого народа шляхтою: «Мы держим в беспрерывном рабстве людей своих, добытых не войною и не куплею, принадлежащих не к чужому, но к нашему племени и вере, сирот, неимущих, попавшихся в сети чрез брак с рабынями; мы злоупотребляем нашей властью над ними, мучая их, уродуя, убивая без суда, по малейшему подозрению. У татар и московитян ни один человек не может убить человека, даже при очевидном преступлении. Это право предоставлено только судьям в главных городах, а у нас по всем селам и деревням делаются приговоры о жизни людей».
Особенно же удручает Михалона та кабала, в которую попало христианское население Литвы вследствие покровительства великих князей и знатных панов жидам. «В страну нашу, – говорит он, – собрался отовсюду самый дурной из всех народов – иудейский, распространившись по всем городам Подолии, Волыни и других плодородных областей. Народ вероломный, хитрый, вредный, который портит наши товары, подделывает деньги, печати, на всех рынках отнимает у христиан средства к жизни, не знает другого искусства, кроме обмана и клеветы».
