Вячеслав Федоров - Оружие Победы
Штаб флота оставил без внимания сообщение, посланное с одного из дозорных тральщиков. Командир корабля докладывал, что на рассвете 22 июня было обнаружено неизвестное минное поле. Донесение проверять не стали, согласно указаниям «не поддаваться на провокации».
Именно к этим минам и двигались корабли, вышедшие перекрыть Ирбенский пролив.
Первым подорвался на магнитной мине эсминец «Гневный». Ему оторвало носовую оконечность корпуса. Вторым стал крейсер «Максим Горький».
Адмирал флота Г.М. Егоров, вспоминая те дни, писал:
«Около полуночи командир отделения радистов доложил на ходовой мостик:
— С крейсера „Максим Горький“ получен сигнал „Урал“!
Все, кто был на мостике, переглянулись с тревогой. Сигнал означал: „имею повреждения“.
Командир дивизиона приказал мне:
— Штурман, нанесите координаты крейсера на карту. Где он?
Я спустился в центральный пост и, вернувшись оттуда, доложил, что крейсер находится севернее острова Хиума (Даго). На лице командира нашей лодки капитан-лейтенанта Дмитрия Клементьвича Ярошевича отразилось недоумение: ведь совсем недавно мы проходили в этом районе, следуя из Рижского залива в Таллин… Вслед за сигналом „Урал“ с крейсера „Максим Горький“ поступили дополнительные сообщения о том, что он атакован подводными лодками. Поскольку наш курс пролегал недалеко от него, командир дивизиона приказал усилить наблюдение и быть готовым к срочному погружению.
Часов в шесть утра сигнальщик доложил:
— На горизонте корабль. Слева тридцать.
Все бинокли были тотчас же обращены в указанном направлении. Действительно, в серой предутренней дымке проглядывались очертания крупного корабля, а рядом еще несколько силуэтов мелких размеров.
— Те, что поменьше, эсминцы, — определил Ярошевич. — Похоже „семерки“ (эскадренные миноносцы седьмого проекта — прим. Г.М. Егорова).
Наш глазастый сигнальщик, старший матрос Бунин, уверенно подсказал:
— Это крейсер „Максим Горький“.
— У „Максима Горького“ другой силуэт, — продолжал сомневаться Ярошевич.
— А у него, товарищ командир, по самую башню нос оторван, — уточнил сигнальщик.
Да, это был крейсер „Максим Горький“».
Траверзная переборка крейсера выдержала нагрузку и сохранила водонепроницаемость. Он тихим ходом дошел до Моонзундского плеса, а затем последовал в Кронштадт.
Специалисты, осмотрев корабль, определили ему трехмесячный ремонт. Рабочие Крондштадского завода внесли поправку — месяц.
Крейсер «Максим Горький» подорвался на мине. Стыковка корпуса крейсера с носовой оконечностью. Июль 1941 года.
19 августа зенитные пушки «Максима Горького» уже вели огонь по самолетам противника.
А в сентябре началась артиллерийская дуэль крейсера с дальнобойными орудиями противника. Как только главный калибр накрыл скопление немецких танков в районе Красного Села, так тут же последовал ответный залп немцев. Один из снарядов попал в трубу, другой угодил в кубрик, а третий разворотил палубу над судовой мастерской. В это время мимо крейсера проходил буксир с баржой, груженой боеприпасами. Снарядом перебило трос и баржа при-дрейфовала к крейсеру. Помощник командира капитан-лейтенант Д. Кутай бросился на баржу и начал тушить загоревшийся брезент и ящики с боеприпасами.
Месяцем позже за этот поступок офицер получил орден Красной Звезды. Это был первый моряк на крейсере, получивший награду.
Через шесть дней обстрел повторился и стало ясно, что к крейсеру немецкая артиллерия хорошо пристрелялась. В корабль попало три тяжелых снаряда, осколками убило девять моряков и семерых ранило.
Командир корабля принял решение сменить позицию. Маневр, который совершил командир I ранга А.Н. Петров, был немыслим. Не разворачивая крейсера, он задним ходом провел его по Морскому каналу, против течения реки, вошел в Неву и стал на новую огневую позицию.
Кто же тогда знал, обороняя Ленинград, что сам Верховный Главнокомандующий потерял уверенность в том, что город удастся отстоять. На случай сдачи города готовились соответствующие документы. Коснулись они и флота. По сути это был приговор боевым кораблям Балтики.
Начальник Генштаба маршал Советского Союза Б.М. Шапошников подписал документ, помеченный двойным грифом секретности: «Совершенно секретно» и «Особой важности». Один из его разделов рассматривал «План мероприятий по случаю отхода из Ленинграда по кораблям и судам».
В нем говорилось: «Уничтожение и затопление производить по строго последовательному плану с момента дачи сигнала Главным Командованием». Крейсеру «Максим Горький» предписывалось встать в район Ленинградского торгового порта и ждать своей участи.
Как же предполагалось исполнять приговор?
«Уничтожение кораблей производить способами: открытия кингстонов, подрыва корпуса, порчи механизмов и котлов подрывом, поджог корабля и уничтожение ценной аппаратуры».
Общая операция начиналась при получении сигнала «Хризантема», а частный сигнал «Василек» касался «Максима Горького». К счастью, ни тот, ни другой сигнал не прозвучали.
Как только угроза захвата Ленинграда миновала, план затопления кораблей расценили как следствие «паникерских настроений». Тут же попытались найти виновных. Но нарком ВМФ Н.Г. Кузнецов сохранил копию телеграммы за подписью Сталина. Поиски «пораженцев» прекратили, а документальные свидетельства и подробности плана широкомасштабной операции уничтожения кораблей остались за кулисами официальной истории.
«Озабочен» судьбой Ленинграда был и Гитлер. 5 апреля 1942 года он потребовал: «Ленинград должен пасть… Из-за голода население города сократилось до двух миллионов. Можно себе представить, что ожидает население Ленинграда в дальнейшем. Разрушение города саперами и артиллерийскими обстрелами только завершит процесс уничтожения… Только один владыка может быть на Балтике — внутреннем немецком море».
За несколько дней до этого Гитлер отдал распоряжение начать операцию «Айштосс» по уничтожению Балтийского флота. Немцы выждали, когда увеличится световой день, а погода будет постабильнее.
Стоявшие у причальных стенок и вмерзшие в лед корабли были хорошей мишенью, но их еще следовало… рассмотреть. Маскировка размыла очертания крейсеров и эсминцев. Для успешного проведения операции в город были заброшены разведчики, которые должны были корректировать бомбовые удары.
Операция началась 28 марта силами 1-го авиакорпуса 1-го воздушного флота и осадной артиллерии 18-й армии.
За месяц в шести массированных налетах приняло участие более трехсот самолетов. У них была одна цель — корабли.
Вот хроника лишь одного дня — 25 апреля, отраженная в боевом журнале крейсера «Максим Горький».
«…16 ч. 41 м. — противник начал обстрел района стоянки.
19 ч. 00 м. — левый борт 10 градусов, два Ме-109.
19 ч. 01 м. — пикирующий бомбардировщик противника идет на корабль.
19 ч. 09 м. — зенитки сбили Ю-87, упал за кормой корабля.
19 ч. 12 м. — разрыв снарядов в районе первой башни, разрыв снаряда по носу правого борта: три самолета Ме-109, на стрелке загорелся склад.
19 ч. 30 м. — правый борт, пять самолетов Ме-109.
19 ч. 42 м. — разрыв снаряда в воздухе с правого борта. На кормовом мостике ранены три краснофлотца».
Но это был не самый жаркий день. Накануне в районе стоянки крейсера разорвалось 150 бомб и 50 снарядов дальнобойной артиллерии. Прямых попаданий в корабль не было, но от осколков погибло три краснофлотца и пять ранено.
Прицельность вражеского огня была очевидной. Разрывы снарядов все ближе продвигались к кораблю. Радисты лихорадочно прощупывали эфир и наконец засекли сигналы вражеского корректировщика. А разведчики обнаружили его в районе стоянки корабля.
Командир крейсера А.Н. Петров, будучи уже вице-адмиралом в отставке, вспоминал о самых трудных днях, которые пережил корабль:
«Защита неподвижного корабля стоила большого труда. Беда была в том, что мы не могли маневрировать и уходить от обстрела. Надо было искать какие-то способы защиты. Но какие? Выручил опыт бывалых моряков.
В Ленинградском торговом порту было много кип не вывезенного хлопка. А кто-то вспомнил, что еще в Гражданскую войну подобные кипы использовались для прикрытия палуб кораблей от бомб и снарядов. Спрессованный хлопок при попадании бомб и снарядов хорошо пружинил и ослаблял удар. Закрыли им верхнюю палубу крейсера и прикрыли зенитчиков. Во время одного из налетов около корабля упало 14 бомб и разорвалось несколько снарядов. В кипах хлопка застряли тысячи осколков. А если бы не хлопок, то весь 2-й дивизион был бы выведен из строя.
За все время блокады врагу не удалось заставить замолчать орудия крейсера.
