Олег Жиганков - Григорий Распутин: правда и ложь
Новой властью были возвращены из ссылок епископ Гермоген и протоиерей В. И. Востоков. О последнем в «Русском слове» писали: «8 марта в Епархиальном доме состоялось собрание Московского духовенства и преподавателей духовно-учебных заведений. <…> В. И. Востоков признал необходимость, чтобы лица, замаравшие себя в грязи распутинства, были смещены со своих должностей. Им следует сказать: „Руки прочь!“ <…> На собрании было прекращено дело В. И. Востокова»[321].
Одним из самых ужасных событий в истории православной церкви, совершившихся весной 1917 года на волне антираспутинской пропаганды, стало избрание нового (и последнего в церковной истории России) обер-прокурора Синода князя В. Н. Львова.
«Досадуя на то, что ему не поручали правительственной должности, о которой он мечтал, Львов приписывал свою неудачу зловещему влиянию Распутина. В довоенные годы и во время войны он активно распространял более или менее преувеличенные слухи о значении при Дворе „темных сил“, возглавляемых Распутиным. Этого оказалось достаточно, чтобы первое Временное правительство назначило его обер-прокурором Синода, — писал историк Г. М. Катков. — Львов воспользовался своим положением, чтобы отомстить тем епископам, которых он считал бывшими сторонниками Распутина, и внушить страх остальным»[322].
«По инициативе синодального обер-прокурора В. Н. Львова при Святейшем Синоде предлагается учредить следственную комиссию для расследования некоторых дел в области церковного управления, — сообщала 8 апреля 1917 года газета „Новое время“. — На комиссию будет возложена задача выяснить ту роль, которую вообще играл в делах нашего церковного управления Г. Распутин, и принять все меры к ликвидации следов его влияния. Во главе комиссии предполагает стать сам синодальный обер-прокурор В. Н. Львов»[323].
С московской кафедры удалили митрополита Макария. Вот как сам он это описывает: «…обер-прокурор, прибыв на митрополичье подворье в Петрограде с вооруженной стражей, вечером вошел в комнаты митрополита и, подозвав меня к себе жестом руки, выкрикивал по адресу моему: „Распутинец! Распутинец!“ Потом, пригрозив Петропавловской крепостью, потребовал, чтобы я тотчас садился писать прошение в Святой Синод об увольнении меня на покой. Требование мною молчаливо было исполнено»[324].
За репутацию «распутинца» отправили в отставку тверского епископа Серафима (Чичагова), будущего священномученика, и архиепископа Владимирского Алексия (Дородницына). Не избежал расправы и митрополит Питирим. «Митрополита Питирима в полном святительском облачении посадили в разбитый автомобиль и с гиканьем и криками целый день возили по городу»[325]. А вот что, злорадствуя, записала в дневнике Гиппиус 28 февраля: «Пришел Карташев, тоже в волнении и уже в экстазе… „Сам видел, собственными глазами. Питиримку повезли! Питиримку взяли и в Думу солдаты везут!“ Это наш достойный митрополит, друг покойного Гриши»[326].
Историк М. Бабкин собрал речи отдельных русских архиереев весной 1917 года. Вот что, например, говорил епископ Енисейский и Красноярский Никон (Бессонов) на собрании кадетской партии 12 марта 1917 года: «Господа, я всегда уважал и уважаю английскую конституционную монархию и считаю этот образ правления наилучшим, но не для нас, не для нашего государства. И потому я — за Российскую республику. Наши многие русские монархи, и особенно последний из них, Николай II, со своею супругою Александрою, так унизили, так посрамили, опозорили монархизм, что о монархе, даже и конституционном, у нас и речи быть не может. В то время как наши герои проливали свою драгоценную кровь за отчизну, в то время как все мы страдали и работали во благо нашей родины, Ирод упивался вином, а Иродиада бесновалась со своими Распутиными, Протопоповыми и другими пресмыкателями и блудниками. Монарх и его супруга изменяли своему же народу. Большего, ужаснейшего позора ни одна страна никогда не переживала. Нет, нет — не надо нам больше никакого монарха. Самое слово „монарх“ теперь для нас странно…»[327].
Впоследствии почти все архиереи, причастные к истории Распутина, приняли мученическую смерть. Вообще, можно сказать, что в каком-то смысле духовенство и политики давно уже рыли себе яму — начали тогда, когда ополчились на Распутина. Теперь же по всей стране налево и направо летели головы как врагов, так и друзей Григория Ефимовича.
Архиепископ Никон, резко выступавший против Распутина, был расстрелян той силою, чуму которой церковники накликали, оболгав и отдав на убиение старца Григория. Другого противника Распутина, митрополита Владимира (Богоявленского), по легенде, «народ» умучил насмерть, посадив на кол.
Расстрелян был верный Распутину Исидор, отпевавший царского Друга. Исидор провел свои последние годы в Вятке. «Мы свидетельствуем, что епископ Исидор с утра до вечера бескорыстно трудился для детей вятского пролетариата, устроил для них приют. Для нас, слепых, со сборами и хлопотами было куплено место с шестью домами, на доходы с которых мы и живем теперь… Глубоко благодарны владыке за его труды и заботы о бедных и слепых», — писали верующие письма в его защиту[328], но ходатайство об освобождении владыки, согласно Варламову, было написано на день позже вынесения ему смертного приговора[329].
В Тобольске жестоко расправились с епископом Гермогеном, ненавидевшим Распутина. Его сбросили с парохода в реку Туру. Епископа Пермского Андроника, также выступавшего против Распутина, большевики заставили самого рыть себе могилу, потом живого еще присыпали землей и расстреляли. Сохранился рассказ очевидца, который приводит в своей книге М. Польский: «…С полгода тому назад привелось мне встретиться с одним лицом, просидевшим весь 1918 год в московской Бутырской тюрьме. Одною из самых тяжелых обязанностей заключенных было закапывание расстрелянных и выкапывание глубоких канав для погребения жертв следующего расстрела. Работа эта производилась изо дня в день. Заключенных вывозили на грузовике под надзором вооруженной стражи к Ходынскому полю, иногда на Ваганьковское кладбище, надзиратель отмерял широкую, в рост человека канаву, длина которой определяла число намеченных жертв. Выкапывали могилы на 20–30 человек, готовили канавы и на много десятков больше. Подневольным работникам не приходилось видеть расстрелянных, ибо таковые бывали ко времени их прибытия уже „заприсыпаны землею“ руками палачей. Арестантам оставалось только заполнять рвы землей и делать насыпь вдоль рва, поглотившего очередные жертвы ЧК.
Мой собеседник отбывал эту кладбищенскую страду в течение нескольких месяцев. Со своей стражей заключенные успели сжиться настолько, что она делилась с ними своими впечатлениями о производившихся операциях. Однажды, по окончании копания очередной сплошной могилы-канавы, конвойцы объявили, что на завтрашнее утро (23 августа 1918 года) предстоит „важный расстрел“ попов и министров. На следующий день дело объяснилось. Расстрелянными оказались: епископ Ефрем, протоиерей Восторгов, ксендз Лютостанский с братом, быв. министр внутренних дел Н. А. Маклаков, председатель Государственного совета И. Г. Щегловитов, быв. министр внутренних дел А. Н. Хвостов и сенатор С. П. Белецкий. Прибывших разместили вдоль могилы и лицом к ней…
По просьбе о. Иоанна Восторгова палачи разрешили всем осужденным помолиться и попрощаться друг с другом. Все встали на колени и полилась горячая молитва несчастных „смертников“, после чего все подходили под благословение Преосвященного Ефрема и о. Иоанна, а затем все простились друг с другом. Первым бодро подошел к могиле о. протоиерей Восторгов, сказавший перед тем несколько слов остальным, приглашая всех с верою в милосердие Божие и скорое возрождение Родины принести последнюю искупительную жертву»[330].
Не стало министра внутренних дел Хвостова и его заместителя Белецкого, совсем недавно ликовавших по поводу убийства Распутина. Вскоре были расстреляны и князь Андронников, и министр внутренних дел Протопопов — еще два врага Распутина. В 1918 году в Москве расстреляли последнего царского военного министра М. А. Беляева, которого Вырубова когда-то умоляла дать Григорию Ефимовичу хорошую охрану.
Убит был Манасевич-Мануйлов, замышлявший за спиной Григория против царского друга. В Одессе на улице было найдено тело Ржевского, которому когда-то было поручено убить Распутина. В теле насчитали пятнадцать пуль. Поэт Александр Блок умер в 1921 году глубоко разочарованным революцией, путь к которой он сам же и вымащивал.
В 1917 году в Россию, где наконец вышла его пасквильная книга «Святой черт», вернулся С. Труфанов. После октябрьского переворота он заявил о своей поддержке новой власти. «К октябрьской революции отношусь сочувственно, ибо после февральской революции остались помещики, купцы и фабриканты, которые пили народную кровь», — писал он. После этого Труфанов попытался создать на царицынских землях «Коммуну Вечного мира», объявлял себя то «русским папой», то «патриархом», сотрудничал с ВЧК и в апреле 1921 года писал Ленину: «Глубокоуважаемый товарищ-брат Владимир Ильич!
