Борис Акунин - Часть Европы (с иллюстрациями)
Чувствуется, что князь (по многим признакам видно, что он писал или диктовал текст сам) обладал незаурядным литературным даром. Вот фрагмент вступления, дающий представление о стиле автора:
«Сидя на санях[11], помыслил я в душе своей и воздал хвалу Богу, который меня до этих дней, грешного, сохранил. Дети мои или иной кто, слушая эту грамотку, не посмейтесь, но кому из детей моих она будет люба, пусть примет ее в сердце свое и не станет лениться, а будет трудиться. Прежде всего, Бога ради и души своей, страх имейте Божий в сердце своем и милостыню подавайте нескудную, это ведь начало всякого добра. Если же кому не люба грамотка эта, то пусть не посмеются, а так скажут: на дальнем пути, да на санях сидя, безлепицу молвил».
Отдых великого князя Владимира Мономаха после охоты
В. Васнецов
Правила, которыми руководствовался Мономах, занимаясь государственными делами, таковы:
«Что надлежало делать слуге моему, то сам делал — на войне и на охотах, ночью и днем, в жару и стужу, не давая себе покоя. На посадников не полагаясь, ни на приказчиков, сам делал, что было надо; весь распорядок и в доме у себя также сам устанавливал».
Владимир подробно перечисляет все свои походы, войны, перемещения из удела в удел, однако не меньше внимания уделяет и «охотам», потому что звериный лов занимал большое место в жизни всякого князя, считался важным государственным делом и свидетельством личной доблести:
«А вот что я в Чернигове делал: коней диких своими руками связал я в пущах десять и двадцать, живых коней, помимо того, что, разъезжая по равнине, ловил своими руками тех же коней диких. Два тура метали меня рогами вместе с конем, олень меня один бодал, а из двух лосей один ногами топтал, другой рогами бодал; вепрь у меня на бедре меч оторвал, медведь мне у колена потник укусил, лютый зверь вскочил ко мне на бедра и коня со мною опрокинул. И Бог сохранил меня невредимым. И с коня много падал, голову себе дважды разбивал, и руки и ноги свои повреждал — в юности своей повреждал, не дорожа жизнью своею, не щадя головы своей».
Из батальных описаний, которыми изобилует автобиография, приведу только одно, поскольку оно типично для Мономаховой манеры воевать: упорный в бою, он при всякой возможности старался избежать лишнего кровопролития — во всяком случае, когда бился с соотечественниками.
В 1094 году Олег «Гориславич» привел большую орду, чтобы согнать Владимира с черниговского княжения.
«И потом Олег на меня пришел со всею Половецкою землею к Чернигову, и билась дружина моя с ними восемь дней за малый вал и не дала им войти в острог; пожалел я христианских душ, и сел горящих, и монастырей и сказал: «Пусть не похваляются язычники». И отдал брату отца его стол, а сам пошел на стол отца своего в Переяславль. И вышли мы на святого Бориса день из Чернигова и ехали сквозь полки половецкие, около ста человек, с детьми и женами. И облизывались на нас половцы точно волки, стоя у перевоза и на горах. Бог и святой Борис не выдали меня им на поживу, невредимы дошли мы до Переяславля».
Резюмируя свой военный опыт, Мономах пишет: «А всего походов было восемьдесят и три великих, а остальных и не упомню меньших. И миров заключил с половецкими князьями без одного двадцать, и при отце, и без отца…»
У историков есть возможность сопоставить рассказ Владимира Всеволодовича с другими источниками и довольно подробно реконструировать эту большую, богатую событиями жизнь, которую можно разделить на три этапа.
Один из многих (1053–1093)
«В лето 6561 (1053). У Всеволода родися сын Володимир от цесарице гречькое», — сообщает летопись.
Сначала один из многочисленных внуков Ярослава Мудрого, затем сын младшего из членов «триумвирата» — вот положение, которое Владимир-Василий занимал в детские годы. Он рос в Переяславле, при дворе Всеволода Ярославича. Взрослым стал считаться с тринадцати лет — возраст, начиная с которого, по собственным его словам, беспрестанно «ся тружал, пути дея и ловы» (то есть разъезжая и охотясь).
В юности княжич выполнял поручения отца: водил дружину против бунтовавших вятичей и мелких половецких орд. Первое самостоятельное княжение, Смоленское, получил в двадцать лет. Из этого западного края, выполняя волю великого князя Святослава, ходил в поход на чехов, участвовал в войне с «чародеем» Всеславом Полоцким.
В молодые годы Мономах еще не обладал качествами, которые впоследствии сделают его самым уважаемым из русских князей. Два тяжких греха запятнали его репутацию в самом начале пути. Он первым пригласил для участия во внутрирусской княжеской ссоре половцев, что вскоре станет повсеместной практикой. И кроме того, во время кампании 1079 года против Всеслава, вырезал всё население Минска, что, впрочем по тем временам считалось не слишком большим грехом — сам Мономах рассказывает об этом без особого раскаяния: «На ту осень ходили с черниговцами и с половцами-читеевичами к Минску, захватили город и не оставили в нем ни челядина, ни скотины».
После того как в 1078 году Всеволод занял киевский «стол», возвысился и Владимир — ему достался второй по важности Черниговский удел. На этот край, однако, претендовали сыновья покойного великого князя Святослава. С ними 26-летний Мономах справился очень ловко, впервые проявив свои дипломатические таланты. Олег и Роман Святославичи повели на Чернигов половцев с хазарами, но Владимир вступил со степняками в переговоры и сумел склонить их на свою сторону. В результате те убили Романа, а Олега вскоре схватили хазары и услали к грекам, в заточение.
В неспокойное княжение Всеволода его сын всё время сражался то с одними, то с другими «изгоями», отбивался от половецких разбойников, беспрестанно мчался в Киев по вызову отца: «А и-Щернигова до Кыева нестишьды ездих ко отцю, днем есм переездил до вечерни», — рассказывает в своем жизнеописании Мономах. То есть, он проделал этот маршрут несчетное количество раз, добираясь до столицы (это полтораста километров) всего за один день.
Так, не слезая с седла, он дожил до сорока лет, постепенно завоевав себе славу опытного полководца и умелого переговорщика, но в число ближайших помощников великого князя, видимо, не входил. Летопись жалуется, что под конец жизни Всеволод «нача любити смысл уных», то есть слушаться молодых советчиков, которые натворили в Киеве немало зла. Очевидно, Мономах был всецело занят управлением собственным княжеством и в столичные дела не вмешивался.
Второй (1093–1113)
Особенность политической биографии Владимира Всеволодовича состоит в том, что самые выдающиеся свои деяния он совершил, находясь не во главе государства, а на вторых ролях, и продолжался этот период дольше, чем собственно Мономахово правление.
В 1093 году, после смерти отца, Владимир уже был первым по значению среди русских князей и мог бы занять освободившийся престол, однако добровольно уступил место двоюродному брату Святополку Изяславичу, оставшись в Чернигове. Летопись объясняет уступчивость Мономаха уважением к династическому старшинству — Святополк был сыном старшего из Ярославичей. На самом же деле Владимир поступил единственно разумным в той ситуации образом.
Кроме них двоих на Руси была еще одна активная политическая сила — Святославичи, дети второго члена «триумвирата». Если бы Мономах пожелал занять киевский «стол», на него напали бы обе партии. В то же время, встав на сторону Святополка, он становился для того незаменимым союзником, и Святославичи не могли противостоять этому тандему. Нельзя забывать и о том, что в это время у рубежей собралось огромное половецкое войско, ожидая, не начнется ли в стране война за власть.
Как мы знаем, из-за неразумности нового великого князя, не пожелавшего откупиться от половцев, нашествие все-таки состоялось и привело к полному поражению русского оружия.
Но и после вынужденного брака Святополка с дочерью хана Тугоркана кризис не закончился. Подняли голову Святославичи — Олег привел к Чернигову новую орду, и Мономаху пришлось уйти оттуда в Переяславль.
К этому времени относится еще один неприглядный поступок, бросающий тень на славное имя этого великого исторического деятеля.
В 1095 году к нему явились два хана, Итларь и Кытан, «на мир». Первый вошел в крепость для переговоров, второй остался снаружи, получив в заложники Мономахова сына. Дружина стала уговаривать Владимира расправиться с половцами. «Как могу я сделать это, дав им клятву?», — возражал князь, но приближенные сказали: «Княже! Нет тебе в том греха: они ведь всегда, дав тебе клятву, губят землю Русскую и кровь христианскую проливают непрестанно». Этот сомнительный аргумент подействовал. Владимир распорядился выкрасть сына из половецкого стана, после чего оба хана и все их люди были истреблены самым вероломным образом, причем Итларя в нарушение законов гостеприимства убили прямо в горнице — стрелой, пущенной из потайного отверстия в потолке. Летопись рассказывает об этом неприглядном деле без осуждения, но и без одобрения — мол, что было, то было.
