Геннадий Александров - Монархия и социализм
Королевская чета плыла в Америку на корабле трофейном, победитель плыл на корабле побеждённого. Источником демонстративности было вот что — английская сторона знала, что когда Эдвард со своей милой совершал визит в Германию (а визиту этому немецкой стороной была придана вся возможная в тех условиях официальность), то герцог Виндзорский по простоте своей, а также по причинам сентиментальным, выразил желание постетить королевский дворец в Вюртембюрге. Немцы герцогу отказали, но он проявил неуместную в его положении настойчивость и добился своего. Когда его провели внутрь, то там он увидел гигантскую карту мира, окрашенную всего в два цвета — в красный и чёрный, красными были все государства планеты, причём интенсивность красного цвета менялась в зависимости от того, какой процент населения данного государства составляло немецкое «меньшинство». Кроме занимательной карты по стенам дворца были развешаны увеличенные до нескольких квадратных метров фотографии, на которых были запечатлены нацистские парады. Не в Германии, нет. В Чикаго и в Нью-Джерси.
В самом корабле и в его названии крылся и ещё один намёк. Напомню, что дело происходило в 1939 году, за целый год до заявления Кея Питтмана, помните такого? Ну как же, он ещё был главой сенатского комитита, тот самый торопыга Питтман, что выболтал то, что было у Америки на уме. «Пусть Англия перегонит свой флот в Америку, а сама капитулирует.» Сказал он это в 1940, а вот что писали американские газеты (не правительство, Боже упаси, а всего лишь какие-то газеты, «частная лавочка») перед визитом Георга в 1939 году — «…if he [Король Англии и Император Индии] took a notion, he could — theoretically — auction off the British Navy tomorrow to Germany, Japan, Italy, Russia or any other country. It ought to bring a good price, and he «owns» it personally.» Кавычки слева и справа от «принадлежит» и словечко «theoretically» не должны восприниматься уж слишком буквально, это всего лишь дань не только тогдашней, но даже и сегодняшней политкорректности, ну в самом деле, как людям объяснишь, что дело обстоит именно таким образом — захочет король, попадёт ему такая вожжа под хвост, и — выставит на аукцион всё, что ему заблагорассудится, да вот хотя бы и Королевский Флот. «Сарынь на кичку!» Налетай!
Но зачем же король с королевой отправились в Америку, чего они там не видели? В визите был заинтересован Рузвельт, это да, это понятно, он уже летом 1939 года ничуть не хуже англичан знал, что война — вот она, на носу сидит. И сколько руками ни маши, никуда её не сгонишь. Рузвельту нужен был любой повод, чтобы растолкать Америку, убаюканную «изоляционизмом», даром что он сам в эту же дуду дудел вот уже лет десять. Но какой резон в визите был для Георга? А резон был и резон очень существенный, такой существенный, что ему пришлось в Америку отправиться самому. Дело было в том, что из Лондона была видна вся перспектива, Букингэмскому дворцу заранее было известно, что в случае войны с «Европой» ему потребуются деньги, а деньги эти он мог взять только за океаном. Англия заранее была готова к тому, что Америка начнёт её «раздевать», проблема, однако, была в том, что Америка хотела не только английскую одёжку. Америка хотела, чтобы ей за услуги по раздеванию сам раздеваемый ещё и заплатил. Америка в 1939 году хотела, чтобы Англия сперва вернула долг за Первую Мировую. Пять миллиардов долларов. Ограбливаемый должен был заплатить за своё ограбление. И у Англии не было выхода, она готова была платить, да беда была в том, что платить было нечем. Английская казна была пуста. Американцы в это не верили, «братан, да ты чего? за дурака меня держишь? как это — денег нет?!» Для того, чтобы убедить американскую сторону в собственной неплатёжеспособности и потребовался визит высшего в государстве «авторитета», визит короля.
Визит удался. Требование своё американцы сняли. Они решили ограничиться «одёжкой» и «брюликами». Кроме этого их национальному самолюбию льстило унижение тогдашней державы #1. Да ещё и в форме унижения того, кто её представлял. Ну как же! К нам сосед пожаловал, хозяин имения, а мы к нему даже не вышли, мы к нему управляющего на порог выпустили и он там с ним «все вопросы решил». А каким ходил гордецом, а? Работа монарха ещё и в этом, он идёт на всё, что потребно для сохранения государства. Он готов принести в жертву всё, что угодно, даже и собственное самолюбие. Он ломает себя. Ну, или она.
У Рузвельта был такой помощник, всемогущий Гарри Хопкинс. Подобрать ключик к нему, значило подобрать ключик к самому Рузвельту. Подобрать ключик к нему было непросто, он был человек недоверчивый, да к тому же он не любил англичан. Но у каждого человека есть слабость, была такая слабость и у Хопкинса, слабостью была его маленькая дочка, которую он обожал. И вот эта маленькая дочка после официального приёма высоких английских гостей громко высказала своё недоумение — как же так, она так много слышала про королев, она даже их видела на картинках во всяких книжках, она ожидала Fairy Queen, а в жизни королева оказалась самой обыкновенной женщиной в самой обыкновенной одежде. Какое разочарование! Девочку успокоили, пообещав ей мороженное или новую куклу, но каким-то образом об этом маленьком происшествии стало известно английской стороне. И когда Белый Дом устроил в честь гостей «чал», положение обязывало, протокол и всё такое, то Елизавета облачилась во всё самое-самое, водрузила на голову алмазную диадему и отправилась на банкет. Но по дороге автомобильный кортеж сделал крюк, он остановился у дома Хопкинса, Елизавета постучалась, объяснилась, время было позднее, девочка уже спала, королева, шурша бальным платьем, поднялась к ней в спальню и щёлкнула выключателем.
Voila!
Дочка Хопкинса получила свою королеву из сказки. Не приходится говорить, что сердце Хопкинса было размягчено, этого королевского жеста он не мог забыть до гроба. Про девочку и говорить нечего. Красиво, трогательно и всё такое, но за скобками остаётся вопрос — а каково было королеве?
А каково было королю?
Вот вам такой штришок — после очередной встречи «за закрытыми дверями» Рузвельт сказал Георгу: «Ну, что ж, молодой человек, мы сегодня славно поработали. Пора и отдохнуть.» И похлопал Георга по коленке. Это называется дипломатией. Одна сторона пытается вывести другую из равновесия. Она её провоцирует в надежде, что та, потеряв над собой контоль, сделает ошибку. Короля — по коленочке. Хлоп-хлоп-хлоп. Человеку сорока четырёх лет от роду — «молодой человек». Георг, не изменив не то, что выражения лица, но даже и выражение глаз, с улыбкой ответил: «И почему мои министры не обращаются ко мне так же?» Он обернул всё в шутку, королей учат владеть собой. Но уверенность королю давало ещё и другое.
Когда королевская чета прибыла в Вашингтон, её встречала шестисоттысячная толпа. Когда Георг с Елизаветой отправились в Нью-Йорк, на улицы вышло три с половиной миллиона человек. Помните, что говорил королевский советник отцу Георга VI? «На свете нет больших монархистов, чем американцы.» Старик был прав. Всему на свете бывает конец, настал и последний день визита в Америку. Когда поезд с королём тронулся, отходя от перрона Юнион Стейшн, собравшаяся толпа (американская толпа!) стихийно запела «Auld Lang Syne», старую шотландскую песню на слова Роберта Бёрнса. Когда Америка показывала себя Георгу, она показывала себя Англии, и Америке было что показать, но и у Англии нашлось, что показать в ответ. Она показала Америке Монарха. И трудно сказать, кто кого впечатлил больше.
Возвращаясь к дипломатии. Точно тот же приём, что и Рузвельт, пустил в ход Хрущёв в 1961 году, встречаясь в Вене с Кеннеди. Он даже и слова использовал те же. «Молодой человек…» — начал он, обращаясь к американскому президенту. Кеннеди, прерывая его, тут же поднялся, гордо выпрямился и отчеканил: «Я — президент Соединённых Штатов!» В этом эпизоде Кеннеди проиграл, Хрущёв оказался умнее, ему удалось задеть соперника, задеть так, что тот не смог этого скрыть. Может быть и так, что благодаря именно этому эпизоду Хрущёву удалось переиграть Кеннеди во время Карибского кризиса. Во время личной встречи Хрущёв показал Кеннеди, что он сильнее.
Политики не только наносят удары словами, но они ещё и шутят. В феврале 1975 года состоялся визит премьер-министра Великобритании Гарольда Вильсона в Москву. Перед визитом Вильсону донесли, что Брежнев перенёс тяжёлую болезнь, что он плох, что неизвестно даже, может ли он говорить. Как Брежнев узнал о том, что англичане сомневаются в его способности двигать языком, неизвестно, наверное, сорока на хвосте принесла, но когда самолёт с английской делегацией призелился в Москве, у трапа её встретил лично Леонид Ильич. Сыграли гимны, прошёл почётный караул, хозяева и гости направились к зданию аэропорта. А там, откуда ни возьмись — телевизионщики. Брежнев остановился, остановились и все остальные. Перед наведёнными камерами Леонид Ильич дал интервью советскому телевидению. Москва, февраль. «Взлётные огни аэродрома.» Позёмка. Плотный Брежнев в драповом пальто, в мохеровом шарфе, в пыжиковой шапке. А рядом — съёжившийся Гарольд Вильсон в демисезонном пальтишке с поднятым воротником, с встопорщенными ветром волосами, в туфлях на тонкой подошве. Брежнев говорил минут двадцать, про добрые отношения между странами, про взаимовыгодную торговлю, про мир во всём мире. Когда Вильсон уже посинел, Брежнев закончил говорить, сделал приглашающий жест рукой и делегации поспешили к ожидающим их автомобилям.
