Андрей Васильченко - Штрафбаты Гитлера. Живые мертвецы вермахта
26 октября 1944 года. Сквозь дыру во фронте севернее Руж враг с полудня подтягивает усиленные части. Во второй половине дня передовые отряды противника достигают опушки леса к югу от Номпатлиза, Бургунса и Сосре. В тяжелой борьбе, связанной с большими потерями, 106-я танковая бригада отрезает противнику путь на север. В ходе контратаки 291-му батальону удается продвинуться на 2 километра севернее Руж. Во второй половине в Руж отражается очередное вражеское нападение».
Когда союзникам 27 октября в районе 11 часов удалось прорвать немецкую оборону в 45 километрах западнее Бургунса, то на этот участок фронта был брошен 292-й батальон. В тот же самый день силами этого батальона была предпринята контратака, которая закончилась в 8 часов утра следующего дня в районе 521 — й высоты, на подступах к которой остался лежать почти весь боевой состав. Высоту удалось все-таки захватить, но это вызвало очередную атаку союзников. Удар пришелся по правому флангу. Казалось бы, измотанный батальон не мог противостоять силам полка. Атаку не только удалось отбить, но и перейти в контрнаступление, в ходе которого батальон углубился на 3,5 километра во вражеские позиции северо-западнее Бургунса. 30 октября 1944 года в журнале боевых действий 19-й армии значилось: «Сегодня в районе 10 часов враг силами батальона с двух сторон обошел ключевую высоту в нескольких километрах от Ружевилля. Чтобы удержать позиции 16-й пехотной дивизии, командование 89-го армейского корпуса перебросило на этот участок 223-й пехотный и 292-й гренадерский батальоны. Вражеская атака была отбита».
Несколько позже отступление стало неизбежным. 929-й батальон, прикрывая отход немецких частей, двинулся в сторону Ширмека. Здесь нацистское руководство в свою бытность создало «лагерь для перевоспитания», который располагался в непосредственном соседстве с концентрационным лагерем Нацвайлер-Штрутхоф. В августе 1944 года заключенных «эвакуировали». Прикрытые с запада эсэсовцы провели массовую казнь французских заключенных из числа участников Сопротивления. Остальных угнали в Дахау. Убитые эсэсовцами происходили как раз из той местности, где приходилось сражаться 291-му и 292-му батальонам. Когда 292-й батальон вошел в Ширмек, то один из его солдат записал в дневнике следующие строки: «Здесь в Ширмеке, франктриеры[25] чуть было не добили нас. Мы поселились в одном из домов, а быков, которые тянули минометы, так как у нас не было тракторов, поставили в один из хлевов. Утром, когда мы вышли из дома, по нам из всех окон и дверных проемов был открыт огонь. Пули сыпались градом, так что быков забрать было нереально. Чтобы спастись, нам пришлось удирать и оставить орудия и минометы. Через полчаса нас обстреляли из собственных же минометов». В октябре — начале ноября 1944 года следы 292-го гренадерского батальона особого назначения фактически теряются. Сохранилось лишь сообщение Хайнца Вайнхольда, который служил в этом батальоне: «Нас послали в новый район боевых действий, где мы оставались несколько недель. Наш штаб располагался в Мюнстере (Эльзас), а командный пункт — в Зульцерне. Там нам удавалось аккуратно выпустить пар… В конце января — начале февраля 1945 года меня направляют в Трои-Эпи, где к западу от Кольмара я был ранен осколком гранаты. Меня направили в военный госпиталь в Эммендинген. Там за мной постоянно следило гестапо. Я ни на минуту не вырывался из-под их контроля. Штаб гестапо располагался как раз напротив моего госпиталя. Именно в госпитале я услышал, что наш батальон временно занял позицию в Ной-Брейза-хе, а командиром назначен комендант города». Прежде чем Хайнц Вайнхольд смог вернуться в свой батальон, его перевели в другой госпиталь, так как в гестапо опасались, что он может перебежать на сторону союзников. В тот момент он узнал, что 292-й батальон расположен в Ларе. О боевой готовности батальона Вайнхольд писал после войны следующее: «Я могу вспоминать один случай. Субъект, которого называли то ли купцом, то ли торговым агентом, во время воздушного налета американской авиации спрятался от страха за зенитным пулеметом, из которого начал стрелять в воздух. Чудом ему удалось сбить штурмовик. После этого он надул грудь колесом. Он ожидал, что за этот подвиг ему дадут помилование. Ему скостили половину тюремного срока. Это был единственный случай, когда кто-то попал под реабилитацию. Я не могу сказать, что это происшествие было встречено с энтузиазмом. Солдаты продолжали нести службу также, как несли ее раньше».
Поводов для подъема боевого духа в действительности не было. За три-четыре недели боевой состав батальона сводился фактически к нулю. Лишь после этого командование присылало пополнение. Уровень потерь и их разновидности (погибшие, раненые, попавшие в плен, перебежчики, дезертиры, арестованные или казненные солдаты) во многом предопределяли настроения в батальонах. Солдаты устали от войны и были готовы даже на открытый протест. Этому моменту надо уделить особое внимание. Вряд ли присланные пополнения могли полностью восстановить численность батальона. Если говорить о фактах, то из Брюнна большой эшелон с пополнением вышел в марте 1945 года. Предыдущий транспорт уезжал на фронт лишь в декабре 1944 года. Судьба мартовского эшелона неизвестна. Есть только воспоминания солдата из декабрьского транспорта. «Нас погрузили в начале декабря. На длинном транспортном поезде мы ехали по растерзанной родине. В нашем вагоне были лишь деревянные скамьи. Мы жадно занимали места у окон и наполовину раскрытых дверей. У дверных проемов стояла наша охрана, которая в большинстве случаев состояла из унтер-офицеров и фельдфебелей, вооруженных автоматами и винтовками. Наверное, они тоже ехали на фронт проходить «испытание». Оружие: винтовки, легкие минометы и фаустпатроны и боеприпасы к ним — мы должны были получить лишь по прибытии на место. Однако пункт назначения нам не был известен. Мы ехали через Пльзень, Нюрнберг, Штутгарт и Карлсруэ. Ночью строго-настрого запрещалось курить. В Кельне мы медленно пересекли Рейн. И вот остановка. Последовал приказ, отданный почти шепотом: «На выход! Построиться в две шеренги. Получить оружие и боеприпасы. Марш!» Направляющего в колонне мы видели как некий снежный сугроб. В гору вползал странный удав. Команды и приказы все так же отдавались шепотом. Периодически кого-то приходилось вытягивать из глубокого снега. Чтобы зажечь сигарету, приходилось передавать фаустпатрон соседу.
«Hands up! Hands up! Hands up! Hands up!»1 — перед нами стояли двое черных. Раздалась пальба из винтовок и автоматов. Она звучала поблизости, но быстро умолкла. Мы попали в плен американо-французских войск. Мы уютно примостились на ночлег, как раз посреди их позиций. Ночью мы остались среди сугробов. Утром нас отвели в вогезскую деревушку. Там повсюду стояли танки, грузовики и понтоны. Свежая армия была готова к броску через Рейн. Нас допрашивал американский майор. Он отлично говорил по-немецки, наверное, был евреем. Он поздравил нас с пленением, после чего мы получили несколько пакетов с американскими припасами: сухой паек на завтрак, обед и ужин. Кроме этого, нам дали жевательную резинку, сигареты, сухой спирт и подобие спиртовки. Так мы получили возможность попить настоящего кофе в зернах. Затем подъехало три грузовика (студебеккер с открытым верхом), после переклички мы загрузились в них и поехали. Это была страшная поездка по разрушенным деревням и городам. По обе стороны улицы стояли люди, которые выкрикивали в наш адрес угрозы, кидали камни, комья грязи и навоза. Для них мы были разрушителями их страны, убийцами их сыновей, жен и детей. Для них мы были проклятыми немцами, бошами, немчурой. Под вечер 19 декабря (мой день рождения) мы прибывали в лагерь для военнопленных № 29. Это был огромный американский лагерь в окрестностях Шалонсюр-Сол».
Как видим, пленению немецких солдат и их гибели способствовали не только плохая погода, сложная территория, но и неуклонно растущая дезорганизация в работе штабов Вермахта. Все это с особой остротой ставит вопрос о германских потерях на участке ле Бресс — Мортанье — Сен-Дье. Ответ осложняется тем, что списки потерь велись в буквальном смысле «на глазок». Если говорить о 291-м гренадерском батальоне, то списки потерь охватывают лишь период 17 октября 1944 года — 16 февраля 1945 года, причем эти документы относятся не ко всем ротам. Но если посмотреть на эти документы, то видно, что в «гренадерских испытательных батальонах» пик потерь приходился на последние три месяца 1944 года. В 291-м батальоне потери составили 462 человека, причем 270 из них рассматривались как «пропавшие без вести» или «возможно плененные». В 292-м батальоне за тот же период недосчитались 616 солдат, при этом почти половина воспринималась как пропавшие. Даже если принять в расчет сложный рельеф мест боев, то есть со временем пропавшие могли перейти в категорию «погибших», то все равно количество «недосчитавшихся» (пропавших без вести, возможно, пленных и т. д.) было очень высоким. Это невольно подталкивает к предположению, что «испытуемые солдаты» целыми группами дезертировали или переходили на сторону противника. Впрочем, командующий 19-й армии пытался всячески пресечь подобные подозрения. 1 ноября 1944 года он выпускает приказ № 1, в котором он напоминал, что «машину командования должны приветствовать не только офицеры». Одна из мелочей, которая якобы должна была повысить боевой дух в частях. Другой мелочью стал категорический запрет носить карабины вниз стволом, так как это была «большевистская манера». Но особо строго он взялся за дезертиров: «Растет число солдат, которые переходят на сторону врага или сдаются без боя. Во всех этих случаях будет проведено строжайшее расследование. При необходимости военно-полевые суды будут выносить приговоры заочно».
