Анджей Иконников-Галицкий - Тридевятые царства России
Я ещё не знал, до какой степени попал. Климат Приморья и особенно Владивостока, с нашей среднерусской точки зрения, ужасный. На благообразном языке это называется – муссонный. Дикая влажность, дышать невозможно, давление скачет, от жары падаешь, холод пробирает до костей, ветры налетают и валят с ног, и к тому же – как придёт циклон (или тайфун, это одно и то же), а приходит он летом раз в неделю, – так начнётся: ливень, потом дождь, потом в воздухе висит отвратительная мелкая морось, потом опять ливень, потом опять дождь, опять морось – и так пять-шесть дней без просвета. И температура: двадцать восемь – тридцать. Не знаю, как местные жители, а приезжий скоро начинает чувствовать себя рыбой в аквариуме. Крыша едет. Обсушиться негде: даже в доме на батарее ничего не сохнет. Утром натягиваешь штаны, рубаху – а они ещё мокрее, чем вчера.
Прилетел я, правда, в короткий просвет между циклонами. Светило солнце и давила тяжкая жара.
Всех прилетающих во Владивосток поджидает одна засада. Транспорт. Аэропорт расположен от города далеко: шестьдесят километров по трассе. А транспорт не ходит. Никакой. Вообще. Во всяком случае, так было, когда я прилетел. Может быть, специально повезло… Значит, такси. Представьте себе цены. Они вполне сопоставимы с ценой авиабилета. Поторговавшись и найдя попутчиков, можно договориться за более приемлемые деньги.
КитайцыСижу во влажном и жарком Владивостоке в дорогом кафе (дешёвых нет). Тридцать градусов. Пью пиво: «Балтика» питерского производства. Стоило ехать десять тысяч вёрст, чтобы пить «Балтику»! Вся страна пьёт «Балтику» и курит «Петра Первого».
Русские города – неудобные и неуютные. Владивосток огромен, разбросан по сопкам, островам, полуостровам и мысам. Центр: двух-трёхэтажные дома, несколько длиннющих улиц, тянущихся то вверх, то вниз, параллельно и перпендикулярно берегам. Разбитые мостовые, облупленные фасады, бесконечность машин (все японо-корейско-китайские, все гудят, все мчатся без правил), тяжкая загазованность, дышать нечем. Следы быстрого перехода от обеспеченности к бедности: как уволенный без пенсиона морской офицер, благородный, но уже затасканный. Тихоокеанская твердыня России.
Не любит русский человек удобства. А любит создавать проблемы себе и другим. В доме, где я живу, нет горячей воды. Но хорошо, что ещё пока есть холодная. И электричество есть. Пока «Чубайс» не отключает. (Рубильник по старинке называют «Чубайсом».) Наверно, скоро отключит.
Всюду китайцы, корейцы. Экскурсанты; но будто приглядываются: как бы в этом доме мебель расставить по-своему.
Русский мир сжимается. Кому мы, неуютные, нужны? За противоположным столиком русские тётки пьют водку и едят. Деловые такие. Разговаривают. Расслабляются. Лет по сорок. А где мужики? То же самое – в Питере, в Москве, в Красноярске, в Кызыле… Женщины общаются в кафе, ездят на машинах, делают дела, руководят предприятиями, воспитывают себе подобных… А мужики где? Ушли на войну? Непонятно.
Первое, что поразило меня во Владивостоке, буквально повалило с ног, – обилие красивых девушек. Поразительно: они все очень красивы и стройны. Ничего подобного нет ни в Питере, ни в Москве, нигде.
Все они достанутся китайцам?
Очень много китайцев было в краеведческом музее. Интересная нация: они всегда и всюду ходят толпою и обязательно имеют на себе какой-нибудь элемент униформы. Одинаковые кепки. Или одинаковые галстуки. Или одинаковые тапки. Или хотя бы очки одинаковые.
У них принято разглядывать незнакомого человека. Я стоял в подъезде музея, пережидал ливень. Китайцы проходили мимо – двадцатая группа, тридцатая – и каждый внимательно разглядывал меня. В залах музея они вели себя вежливо, но громко. Хохотали.
Потом русская училка привела в музей группу русских детей, и я понял, что китайцы – образцовые в своём поведении люди. Русские дети вели себя чудовищно: всюду бегали, всё хватали, ржали, сопели, возились, верещали, издавали непристойные звуки… К счастью, они скоро ушли. Китайцы же всё осмотрели обстоятельно, после чего все до единого выстроились в очередь в туалет.
Приморские забавыЧерез пару дней начался главный аттракцион Владивостока: отключение электричества. Дом, в котором я жил, – двенадцатиэтажный. И я жил на одиннадцатом этаже. В ситуации отключённого рубильника и лифта политические взгляды граждан чётко стратифицируются по этажам. Жильцы первых трёх – ещё лояльны власти; с четвёртого по шестой – готовы голосовать за Жириновского; на седьмом – девятом по-матерну проклинают «Чубайса», Ельцина, Путина, Клинтона и папу римского, а на трёх последних – пьют запасённую водку и точат топоры.
Ситуация усугубляется тем, что за отключением электричества рано или поздно следует отключение отопления и воды. Газа во Владивостоке нет: город готовит кашу только на электрических плитах. За водой – бегай на улицу, к гидранту; а готовить на чём? Есть ещё и такой аспект: как-то при мне хозяйке квартиры, где я жил, пожилой Эльвире Владимировне, стало плохо. Вызвали скорую. Пока скорая ехала, электричество ещё было. Когда же доктор стал делать укол – вырубилось. Хорошо ещё, что бригада приехала не на пять минут позже: застряли бы в лифте.
Почему и за что приходится страдать – никто ни понять, ни объяснить не может. Плату по счётчику платят все. Но – страдают. И жалуются. В этом плане любят приезжих: им, свеженьким, особенно приятно пожаловаться.
Поразительное дело: уже несколько лет семисоттысячный город живёт в условиях осады. Электричество – это ещё не всё. А вот однажды поссорились приморский губернатор с владивостокским мэром – и отключили паром, единственный транспорт, соединяющий город с районом, расположенным на острове Русском (гордое название!)[26]. Три недели остров был отрезан от мира; туда не везли хлеба, оттуда не забирали больных и рожениц… А? Каково? Потом паром таки пустили. Ну и что, произошло восстание, революция? Побили морду мэру с губернатором? Или хотя бы окна в их офисах? Ничего подобного. Пожаловались друг другу, попили водки – и успокоились.
В другой раз, тоже из-за каких-то разборок с мэром, губернатор запретил вывозить в городе мусор. Месяц (или около того) мусор не вывозился. Летом, в жару. Какой милый человек губернатор!
«Дальэнерго», конечно, тоже не лучше. Во время отключений электричества в больнице каждый раз кто-нибудь умирает. Однажды у женщины в роддоме погиб ребёнок. Ну и что? Об этом напечатали во всех газетах, поохали, пожаловались на жизнь, попили водки и успокоились. А ведь надо было строить баррикады, вешать на фонарях чиновников, штурмовать здание краевой администрации, губернатора – Наздратенко или кого там, Дарькина, – вышвырнуть из окна двенадцатого этажа вместе с начальником «Дальэнерго»… Нет, ничего подобного. Тишина.
Кстати, лифт на одиннадцатый этаж в доме, где я жил, не ходит ещё и потому, что некие местные жители с поразительной целенаправленностью выламывают и выжигают кнопки вызова. Тут уж ни Путин, ни Чубайс ни при чём.
Русский остров и японские машиныНа остров Русский я попал: и с паромом удалось, и с погодой. Зелёное море: океан у берегов Приморья зелёный как нигде. Изумруд.
На острове Русском – военная база и военный городок. Естественно, разруха, груды разбитого железа; местные жители безработны, жалуются по этому поводу на жизнь, но с голодухи не пропадают: потихонечку тащат разбитое железо и продают его японцам.
Один из парадоксов Приморья заключается в том, что при всеобщей безработице (без работы – офицеры, моряки, рыбаки, геологи и инженеры этого военно-приморского города) и при вроде бы – безденежье, все ездят на машинах. Быть без машины – признак крайней бедности: неприличнее, чем без штанов. Все машины японские, с правым рулём. Встретить «жигули» так же трудно, как снежного человека; на «Волгах» ездят только начальники недоприватизированных госпредприятий; милиция – и та пересела с уазиков на «тойоты». Вся эта японская рухлядь стоит копейки, носится как угорелая и при этом дико воняет неотрегулированным выхлопом. Никто машин не жалеет: мой знакомый, Эльвирин зять, обитающий на Русском, возил меня по острову на своём грузовичке-«тойоте», рулил по каменистым горным тропам, сползал к пляжам, вылезал из распадков – от колёс дым шёл. А чего жалеть? Год назад купил машину, теперь уже пора менять на новую.
Остров гористый, его гранитные осыпи поросли лесом. Хоть называется он – Русский, но пейзажи здесь русскому глазу непривычные, японо-корейские. Растения для нас экзотические: ильмы, мелколиственные клёны, аралии. Даже берёзы невысокие, раскидистые, выглядят, как на японских гравюрах. Всё это очень живописно. Сверху, с горы Русских, видны внутренние озёра, пляжи и бухты. И бесконечные тихоокеанские дали.
На вершине в зарослях высоких трав греются на солнце два береговых орудия. Огромные стволы, высовывающиеся из гигантских вращающихся башен. Внутри, в скале, – устрашающее сооружение: шесть этажей, лифты, казармы, снаряды, подъёмники. Перед нами Ворошиловская батарея, главная и самая, наверно, впечатляющая часть системы береговой обороны Владивостока. Построена в тридцатые годы. Теперь – музей; вход – за деньги. Какой-никакой заработок для воинской части.
