Василий Потто - Кавказская война. Том 2. Ермоловское время
Беседа продолжалась довольно долго. Гамза льстил надеждам дяди и наконец сказал ему: “Вели отойти сыну и нукеру, мне нужно передать тебе кое-что по секрету”. Уцмий приказал всем удалиться. Мамед-хан, все время не спускавший глаз с Гамзы-бека, исполнил приказание с видимым неудовольствием и только после строго повторенного отцом приказания. Впрочем, он скоро успокоился, так как видел, что отец и брат его прощаются самым дружеским образом. Но едва Адиль-хан, повернувшись, сделал несколько шагов, как Гамза прицелился и выстрелил в дядю сзади. Уцмий упал, пораженный навылет двумя ружейными пулями. Он был убит наповал. Мамед-бек, выхватив шашку, бросился на убийцу; Гамза и два его нукера побежали. Становилось темно. Два раза Мамед-бек выстрелил на бегу из ружья, видел, как двое упали, один за другим, но третий еще бежал. Пылкий Мамед, бросив ружье, преследовал его по пятам с обнаженной шашкой и наскочил на засаду. Пятьдесят винтовок выстрелили в него залпом, пятьдесят человек кинулись на него с кинжалами и шашками... Уцелевшему непонятным чудом, Мамеду удалось спрятаться в лесу, отделавшись легкой раной в ногу. Он утешал себя мыслью, что все-таки успел убить Гамза-бека, но впоследствии ему стало известно, что Эмир избежал смерти, убиты же были его нукеры.
В современных русских донесениях дело излагается, впрочем, несколько иначе, вероятно, по показаниям самого Эмир-Гамзы-бека. Они говорят, что Адиль-хан, давно старавшийся погубить племянника, составил заговор на жизнь его вместе с Мамед-ханом и, прощаясь с Гамзой, намеревался убить его, но что Гамза предупредил их замысел и выстрелом из пистолета положил Адиль-хана на месте, а Мамед-бека ранил в ногу.
На другой день останки покойного уцмия перевезены были в селение Янги-Кенд в Верхнем Каракайтаге и там погребены со всеми почестями и пышностью, приличествовавшими его высокому званию.
Убийство уцмия было началом целого ряда катастроф. В конце 1826 года Эмир-Гамза был убит во время экспедиции в Табасарань, и Каракайтагом последовательно управляли младшие его братья – Бей-Балла и потом Элдар-бек. Старший их брат, Бала-хан, был возвращен из Сибири только в 1831 году, но он через год умер скоропостижно. Вслед за ним умер и Мамед-бек – некогда наследник Каракайтагского уцмийства. Затем случайное обстоятельство послужило поводом к кровавому эпизоду, в котором погибли новые члены Каракайтагского дома.
В это время, то есть в тридцатых годах нынешнего столетия, первой красавицей в Дагестане слыла Фатимат, дочь одного простого горца по имени Ибаха. Элдар, еще в то время, когда Каракайтагом управлял его брат Бей-Балла, влюбился в нее и стал просить руки, но родители долго не соглашались на этот неравный брак, так как, по обычаям страны, сыновья от такого брака не пользуются ни званием, ни правами беков; чтобы иметь наследников законных от жены простого происхождения, в Дагестане нужно было не иметь других жен. И влюбленный Элдар присягнул тогда на Коране, что он на другой не женится и что дети от Фатимат получат таким образом звание и все права беков. Но когда, после смерти Бей-Баллы, Кайтаг подчинен был Элдару, последний, несмотря на свою клятву, женился на вдове брата, женщине умной и прекрасной. Фатимат не избежала горькой участи покинутых жен; Элдар ее бросил, и она возвратилась к братьям. Тогда, раздраженная этим поступком, семья старого Ибаха поклялась мщением. Но, не смея действовать явно против владетеля, братья Фатимат решились направить смертельный удар посторонней рукою.
В Кайтаге в это время жил Устар-хан, семнадцатилетний юноша, третий сын покойного уцмия[9]. Неоднократно и явно высказывал он ненависть свою к Элдару за убийство отца. Долго мучила Устара мысль, что это убийство останется без отмщения, и он не раз насмехался над старшими братьями, укоряя их в нерешительности взяться за святое дело.
– Будь мне тогда, когда убили отца, хоть пятнадцать лет,– говорил он,– я не замедлил бы в ту же минуту успокоить его тень. Но я и теперь найду средство исполнить сыновний долг.
Братья считали эти слова просто хвастливостью ребенка и не обращали на него внимания. Но Устар, верный своему обещанию и обладавший смелым и упорным характером, выжидал только удобного времени. Он со злобной радостью принял братьев Фатимат в надежде, что найдет в них верных товарищей для мщения Элдару и за себя, и за других.
Была Пасха 1836 года. По принятому обычаю владетель Кайтага поехал в селение Великент, чтобы поздравить с праздником русского пристава. В Великенте уже ожидал его Устар-бек вместе с братьями Фатимат и четырьмя нукерами испытанной храбрости. Встретились они весьма дружелюбно и все вместе отправились к приставу. Принятые с почетом, Элдар и Устар-бек сели рядом на диван и за завтраком пили даже за здоровье друг друга. Товарищи и нукеры их почтительно стояли по обеим сторонам комнаты. Случилось, что вскоре после завтрака пристав за чем-то отлучился из комнаты. В это самое время один из нукеров Устара подал условный сигнал; Устар встал и вдруг, выхватив из-за пояса пистолет, заряженный двумя пулями, в упор выстрелил в Элдара. Элдар упал, обливаясь кровью. На мгновение в комнате водворилась страшная тишина, все оцепенели от ужаса. Тогда один из братьев Фатимат, видя, что Элдар в предсмертных судорогах старается вынуть кинжал, крикнул зловещим голосом: “Устар, руби его!” Слова эти заставили Устара опомниться; он выхватил шашку и в остервенении нанес до двадцати ударов по голове уже умершему Элдару. Тогда только друзья и нукеры владетеля схватились за оружие и бросились на противников. Устар первым пал под ударами шашек. Нукер его, Бахам, желая спасти его тело, проворно подсунул его под диван и заслонил собою. После нескольких выстрелов с обеих сторон началась страшная резня кинжалами. В дыму, которым наполнилась небольшая комната, сражавшиеся едва могли различать друг друга. Выстрелы, шум и дикие крики подняли на ноги весь Великен. Прислуга пристава в ужасе разбежалась. Сам пристав бросился на гауптвахту и приказал ударить тревогу. Команда солдат прибежала к его дому, но никто не посмел войти, и скоро комната была завалена телами убитых и умирающих. Погибло тринадцать человек, и только Бахам, защитник трупа Устара, покрытый тяжкими ранами, еще стоял на ногах. В эту минуту, растолкав столпившихся в сенях солдат, в комнату вскочил конюший Элдара и, увидев бездушное тело своего господина, бросился на Бахама. Но Бахам имел еще достаточно сил, чтобы насмерть поразить его кинжалом, а затем с криком: “Прощай, Устар! Довольно я послужил тебе!” – кинулся к выходу. Острый кинжал, брошенный вдогонку ему умиравшим конюшим, просвистел мимо, и Бахам выскочил на двор, где его схватили солдаты.
В живых еще оставался в комнате один молодой Искандер-бек, друг и товарищ Элдара. “Умираю! – крикнул он.– Но умираю с гордостью: я честно защищал труп моего друга Элдара!” – и с этими словами он бросил свой кинжал с такой силой вверх, что тот глубоко врезался в потолок... Команда русских солдат нашла, впрочем, и его уже мертвым.
И поныне путнику, проезжающему из Дербента в Кизляр или в Темир-Хан-Шуру, укажут в Великенте дом, в одной из комнат которого, на потолке, еще остается глубокий след от кинжала Али-Искандер-бека.
Так погибла вся фамилия бывшего уцмия каракайтагского за исключением среднего сына Адиль-хана – Джамов-бека, случайно не попавшего тогда в Великент. К нему, как к единственному представителю рода, и перешло управление Каракайтагом.
XVI. ПАДЕНИЕ АКУШИ
На реке Койсу-Казикумык, в глубине Среднего Дагестана, лежит обширное лезгинское селение Акуши. Селение это было центром могучего Акушинского, или, правильнее, Даргинского союза, знаменитого в горах любовью к независимости и гордым воинственным духом.
Даргинский союз состоял из шести автономных магалов – обществ, из которых каждое управлялось своим кадием; но акушинский кадий считался главою союза, и акушинское общество преобладало над другими.
В истории Дагестана был момент, когда свободе горских народов грозила опасность: великий завоеватель Надир-шах стоял перед ними. Тогда, в кровавой битве под Иран-Хараба, что значит “Гибель Персии”, акушинский народ нанес ему страшное поражение. Бегство персов было так поспешно, что шах потерял на поле сражения корону и драгоценное седло. Эти единственные в мире трофеи ныне, к сожалению, кажется, совершенно утеряны; но они долго переходили в Дагестане из рук в руки до последнего имама Чечни и Дагестана, Шамиля, утратившего их только на Гунибе. Акушинцы после этой блестящей победы слыли в горах непобедимыми и, как сильнейший народ, привыкли с давних пор вмешиваться в посторонние распри и играть в событиях первенствующую роль.
Территория Даргинского союза, лежавшая по рекам Кара-Койсу и Казикумык-Койсу граничила с шамхальством, Мехтулой, Каракайтагом, Казикумыком и Андалялом. Таким образом, в 1819 году, когда Каракайтаг пал перед русским оружием и вековое значение в горах уцмия было стерто одним росчерком пера сурового сардаря, когда, с падением Каракайтага, запаялось грозное кольцо из русских штыков вокруг гор Дагестана, гордому акушинскому народу, ставшему теперь лицом к лицу с северными пришельцами, выпало на долю явиться во главе движения и на себе самом испытать силу русского оружия.
