Владимир Новоженов - Два ледокола: другая история Второй мировой
Так что, уважаемый Владимир Богданович, уж не взыщите с товарища Сталина.
Так вот задалось… К слову сказать…, теперь можно сколько угодно коллегам А. Минкина по «МК» изгаляться над «ручным режимом» управления такой страной, как Россия… Толку-то… Снявши голову крестьянской общине — по волосам не плачут…
Ибо почитай с середины XIX века картина-то у нас в стране одна и та же…, что описал своим бойким пером Михаил Ростовский аж к исходу первой десятилетки XXI века:
«….Теоретически Россия — страна с рыночной экономикой.
Теоретически у нас теперь все определяет не какой-нибудь Госплан, как во времена треклятого СССР, а акционеры, советы директоров и частная инициатива.
Теоретически в России существует разделение властей — и премьер у нас не всесилен.
Но, вслушиваясь в разговор Путина с народом, сложно было в очередной раз не прийти к наибанальнейшему выводу: между теорией и практикой лежит дистанция огромного размера.
ВВП успел пообщаться с трудягами из самых разных городов и весей нашей страны: Пикалево, Магнитогорск, Тольятти, Набережные Челны, Комсомольск-на-Амуре, Оренбургская область. Но всюду ВВП в разных вариациях, по сути, говорили одно и то же: спасибо вам, Владимир Владимирович, за конкретную помощь, которую вы оказали нашему предприятию Но не может ли так случиться, что в следующем году вы о нас забудете?
Можно, конечно, поизгаляться над неизменностью народного менталитета с его верой в доброго царя и брежневским стилем вопросов….
Но это редкий случай, когда смех с полным основанием можно назвать глупым. За всем этим скрывается фундаментальная проблема. Несмотря на все внешние изменения, в структуре нашей власти и структуре нашей экономики все по-прежнему управляется в ручном режиме. Всем по-прежнему рулят из одного единого центра.
Отвечая на вопрос о самой серьезной проблеме страны, Путин сказал о чрезмерных надеждах, которые граждане возлагают на государство. С полным на то основанием ВВП дал понять: на государство, конечно, надейся, но и сам об обустройстве собственной жизни думать не забывай. Но как такое возможно, если вертикаль власти, как и в прежние времена, контролирует все и вся!
Не будем притворяться наивными. Мы не имеем дело с каким-либо новым феноменом Прошедший кризисный год всего лишь обнажил суть явления, от которого мы так и не смогли избавиться. А прямая линия премьера с народом всего лишь выступила в роли зеркала, в котором отразилась избавленная от фигового листка реальность. Но от этого проблема не стала менее острой или опасной.
Поэтому наши поздравления, Владимир Владимирович!
Не сочтите за лесть, но вы зорко смотрите в корень главных российских бед.
Осталась сущая мелочь: понять, как этот корень можно подрубить…»[50]
Так что мой совет Михаилу Ростовскому — не ерничать, а внимательно всмотреться в историю государства Российского…, и убедиться в том, что сей действительно далеко не «новый феномен» взращен не Путиным, не «треклятым СССР», не коммунистами времен людоеда Сталина или большевиками времен швейцарского разлива от товарища Ленина…, а банально теми самыми милыми сердцу Резуна-Суворова Романовыми, которые это финально оформили усердием столь героического и фундаментально-памятного русскому уму творчеством Петра Столыпина.
Ну а результат этого столыпинского шедевра — остов крестьянской общины России благополучно дорушила Первая мировая война.
Однако искренний порыв Петра Аркадиевича в стиле бессмертной будущей присказки Виктора Черномырдина был столь шедеврален…, что даже сын автора текста Гимна СССР без колебания в душе бросился венчать лаврами этого государственного деятеля, оказавшимся по сути своей крайним в оформлении такого глобального русского бедствия, как повальный бюрократизм, апатия русского народа к каким-либо формам самоуправления и, как следствие, — взяточничество на местах и в столицах…
Все же и вправду наш Никита Сергеевич великий оратор — под стать его тезке Хрущеву.
Впрочем, если бы Никита Сергеевич Михалков спросил бы лично у меня:
— А, собственно, кто же достоин носить «Имя Россия»? — то я бы не задумываясь ответил:
— Федор Михайлович Достоевский.
И первое место…, и второе место…, и третье место… — все его. Хотя вообще смешно говорить о рейтинге мест. Если есть имя у России — то оно и первое… и окончательное.
Аргумент мой один, и он из письма Федора Михайловича к Н.Д. Фонвизиной: «Я скажу Вам про себя, что я дитя века, дитя неверия и сомнения… Если бы кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной».
Вот в этом, в моем понимании, — вся Россия.
Все ее ИМЯ!
Что же до понимания роли именно русского человека в этом мире на всей планете Земля, то позвольте мне привести бессмертные слова Федора Михайловича чуть ниже… О них речь еще впереди, но вот именно ИМЯ РОССИЯ они характеризуют исчерпывающе! В этом Вы убедитесь, когда мне неизбежно придется поднять в этой книге вопрос о том, а, собственно, на каком основании я веду разговор о мировом предназначении «чумазого» русского народа как его нравственного устроителя…
И кстати…, Достоевский Федор Михайлович в бытность свою по военной линии, начиная рядовым в седьмом линейном сибирском батальоне, дослужился до прапорщика. И было это в русской крепости Семипалатинск.
Так-то…. Владимир Богданович.
Чудны твои дела, Господи!
Ладненько…
Продолжу раскрывать обещанное…
3
Теперь уж, к слову, пожалуй, самый драматичный аспект политико-экономического выбора Сталина. Тут прям квинтэссенция нашего Ледокола, которая лично для Чаянова закончилась расстрелом.
«Непонятно только, почему антинаучные теории «советских» экономистов типа Чаяновых должны иметь свободное хождение в нашей печати», — так удивленно и разражено заявил Сталин в 1929 году.
Как в теории поднять товарность сельского хозяйства, было всем понятно — через производительность труда. Как поднять производительность труда, тоже в учебниках было написано — необходимо механизировать сельский труд. СССР был к этому готов. Там, где умеют делать танки, особого ума не надо, для того чтобы делать трактора.
Забегая вперед, скажу, что как раз к упомянутому мною выше 1937 году, то есть к концу Второй пятилетки, в сельском хозяйстве уже работало 345 тыс. тракторов и 129 тыс. комбайнов, сделанных в основном на отечественных заводах. Для того чтобы обеспечить их надлежащее обслуживание, были созданы машинно-тракторные станции (МТС) — государственные предприятия, сосредотачивающие сельскохозяйственную технику и заключающие договоры с колхозами на производство тех или иных работ. То есть отстроить машины и массово — мы технически могли очень быстро.
Сложнее другое и главное. Кому их дать? О том, чтобы трактор получил столыпинский хуторянин, и речи не могло быть — у него не хватило бы денег его купить, средств его обслуживать. А экономически трактор не окупил бы себя на крошечных для него столыпинских наделах.
Очевидными оставались три пути.
Первый — быстро восстановить в сельском хозяйстве крупного латифундиста, то бишь помещика, которого вот только недавно большевики пустили «в распыл»… Он бы купил трактора и комбайны на предоставленные странами Антанты займы. Те бы пошли бы на это — и дав деньги даром. Ибо прекрасно понимали, что экономическая целесообразность инвестиций в сельское хозяйство без Гольфстрима и уж тем паче их возвратность да еще и с профитом— сущий нонсенс и профанация… Или, как говаривал в свое время в таких случаях Вениамин Ерофеев, «…все это томление духа, бесполезнеж… и мудянка…» Но вот политические последствия явно могут быть — грандиозны… Зачем нам тогда подвиги Сиднея Рейли и Бориса Савинкова?
Так вот — на англо-французские транши «новыми русскими» были бы приобретены трактора и комбайны, а также сервисная их инфраструктура. Теперь резко укрупнившиеся сельхознаделы обрабатывали бы допустим не 100 человек, а всего 5. Вот 95 высвободившихся можно было забирать промышленному сектору.
Я даже опущу момент того, что мы тогда бы повсеместно услышали в Советской стране — «За что я проливал кровь в Гражданскую?!»… В принципе мы этот вопрос слышим и по сей день— спустя 80 лет… Просто даже если бы у власти были не большевики с их идеологией экспроприации экспроприаторов, а экономисты из фонда Сороса, то перед любым здравомыслящим правительством встали бы, и причем мгновенно, дичайшие экономические проблемы.
Большевики читали книжки. Они кое-что слышали о фразе Томаса Мора «овцы съели людей», хоть он и был в их понимании писателем-утопистом… И ни одно правительство мира не захотело бы в одно мгновение оказаться в эпицентре огромной страны, в которой кучка латифундистов с отечественными тракторами, как Хрущев непризнанных художников, вывалила бы за пределы своих теперь уже огромных земельных наделов эту чудовищную массу русских пауперов…
