Сергей Кремлёв - 10 мифов о 1941 годе
Итак, успехи вермахта в начальный период войны были не более чем оперативными, то есть всего на ступень выше, чем тактические. А ведь надежды-то возлагались на немецких офицеров и солдат стратегические. И крах этих надежд уже в 1941 году косвенно признавали, как видим, сами германские генералы образца 1941 года.
Выше приведена немецкая оценка. Причём, уважаемый мой читатель, это вообще-то военная классика, ныне нами подзабытая, а «демократами» усиленно замалчиваемая. Так что далее я приведу без каких-либо купюр текст, взятый со страниц 161–162 уже упоминавшейся мной и тоже классической книги англосакса Джона Фуллера, изданной в 1956 году Издательством иностранной литературы. Этот текст настолько убедителен, что ни в каких комментариях не нуждается:
«…события в России развивались не так, как в Польше и Франции. Внешне «молниеносная война» была успешна сверх всяких ожиданий, однако, как ни странно, на русском фронте и за ним не было или почти не было паники. Уже 29 июня в «Фелькишер беобахтер» (германский официоз. — С.К.)появилась статья, в которой указывалось: «Русский солдат превосходит нашего противника на Западе своим презрением к смерти. Выдержка и фатализм (ну-ну. — С.К.)заставляют его держаться до тех пор, пока он не убит в окопе или не падет мертвым в рукопашной схватке». 6 июля в подобной же статье в «Франкфуртер цайтунг» указывалось, что «психологический паралич, который обычно следовал за молниеносными германскими прорывами на Западе, не наблюдается в такой степени на Востоке, что в большинстве случаев противник не только не теряет способности к действию, но, в свою очередь, пытается охватить германские клещи»…»
Приведя эти германские публичные оценки, данные в реальном масштабе времени, Фуллер продолжал:
«Это было до некоторой степени новым в тактике войны, а для немцев — неожиданным сюрпризом. «Фелькишер беобахтер» в этой связи писала в начале сентября: «Во время форсирования германскими войсками Буга первые волны атакующих в некоторых местах могли продвигаться вперед совершенно беспрепятственно, затем неожиданно смертоносный огонь открывался по следующим волнам наступавших, а первые волны подвергались обстрелу с тыла. Нельзя не отозваться с похвалой об отличной дисциплине обороняющихся, которая дает возможность удержать уже почти потерянную позицию».
Короче говоря, — заключает Фуллер, — по словам Арвида Фредборга, «германский солдат встретил противника, который с фанатическим упорством держался за свое политическое кредо и блиц-наступлению немцев противопоставил тотальное сопротивление»…»
Важна для нас и такая констатация Фуллера (стр. 162):
«…До начала войны с Россией германская разведывательная служба в значительной степени полагалась на «пятую колонну». Но в России, хотя и были недовольные, «пятая колонна» отсутствовала…»
Фуллер здесь был не совсем точен — элементы «пятой колонны» имелись и в России. Но, в отличие от европейских стран, это были лишь разобщённые элементы, неспособные сколько-нибудь решающим образом повлиять на ситуацию даже в тактическом отношении, не говоря уже о стратегическом. Причём даже на оккупированной территории России влиятельная «пятая колонна» так и не сформировалась — РОА Власова воспринималась как организация отщепенцев даже многими власовцами, хотя они это тщательно скрывали даже от себя.
Начиная с номера 2-го «Военно-исторического журнала» за 1992 год на страницах журнала публиковались немецкие протоколы допросов ряда советских генералов, попавших в плен в 1941 году. В самом № 2, 1992 г., на страницах 53–58, приведены данные допроса от 28 сентября 1941 года взятого в плен командующего 5-й армией генерал-майора М.И. Потапова (читатель должен помнить его по моему предыдущему рассказу).
1902 года рождения, уроженец села Мочалово Юхновского района Смоленской области, Потапов на допросе выдал себя за уроженца Подмосковья, что вполне объяснимо — Смоленщина тогда уже была оккупирована немцами. Биография Потапова была вполне типичной для молодого советского генерала образца 1941 года: в РККА с 1920 года, потом — учёба, служба, вновь учёба, рост в должностях и званиях вплоть до командира 4-го мехкорпуса с июля 1940 года и с января 1941 года — командующего 5-й армией КОВО.
До освобождения советскими войсками 29 апреля 1945 года Потапов содержался в лагерях Хаммельсбурга, Годелыитейна, Вайсенбурга и Моозбура. В своём поведении в немецком плену генерал оказался тоже достаточно типичным. Не пойдя на какое-либо сотрудничество с немцами в плену и ведя себя всё время плена, скажем так, сносно, он тем не менее в лицо врагу не плюнул и отвечал в сентябре 1941 года даже на такие вопросы, в ответ на которые стоило бы и промолчать.
Но именно поэтому протокол допроса Потапова с точностью документа зафиксировал ряд фактов, убийственных для нынешней «демократической» концепции истории России. Например, то, что отношение офицеров и красноармейцев к комиссарам — «вполне хорошее и товарищеское», что «комиссар — друг солдата, делящегося с ним своими заботами», что доля комиссаров-евреев в армии вряд ли превышает один процент от общего числа комиссаров.
На вопрос о том, готов ли русский народ в глубине души вести войну и в том случае, если обнаружит, что армия отступила до Урала, Потапов ответил: «Да, он будет оставаться в состоянии моральной обороны».
Потапов так сказал в плену, в состоянии несомненной подавленности от собственных неудачных оборонительных действий. Однако наиболее деятельная часть советского народа, сформированная Советской властью, уже в 1941 году находилась в состоянии морального наступления!
Только один пример из множества, способного составить строго документальную, без единой строчки вымысла, толстенную книгу, а точнее — многотомное издание. В 1968 году тиражом 25 000 экземпляров (для тех времён тираж почти ограниченный) была издана прекрасная книга десантника-политработника генерала Ивана Ивановича Лисова «Десантники (воздушные десанты)».
Генерал Иван Лисов был сподвижником знаменитого генерала Ивана Маргелова, одного из создателей послевоенных советских Воздушно-десантных войск (ВДВ) и многолетнего командующего этими «войсками дяди Вани», как называли ВДВ сами десантники.
В книге генерала Лисова среди описания боевых действий советских десантников в первые дни войны приведены дневниковые записи старшего политрука А.Ф. Полякова о действиях оказавшейся во вражеском тылу 214-й воздушно-десантной бригады 4-го воздушно-десантного корпуса под командованием полковника Левашова.
Алексей Федорович Левашов — в 1941 году ему исполнился 41 год — был ярким представителем молодого поколения новых русских людей, воспитанных новой Россией. Уроженец деревни Большой Двор Бабушкинского района Вологодской губернии, он был призван в Красную Армию в сентябре 1919 года по мобилизации, воевал с Колчаком, бил банды Тютюника и Струка на Украине… В августе 1921 года был направлен на учёбу в пехотную школу, служил, снова учился, снова служил, с 1936 года стал одним из первых советских десантных командиров. И затем всю свою жизнь — до гибели 23 февраля 1942 года во время боевых действий возглавляемого им 4-го воздушно-десантного корпуса — был десантником.
И сам Левашов, и его подчинённые никакой растерянности с началом войны не испытали. Оказались во вражеском тылу? Ну, это для десантников ситуация «штатная». И три месяца бойцы Левашова громили немецкие гарнизоны, штабы, тыловые коммуникации, а в августе 1941 года вышли к своим.
В декабре 1941 года корпус полковника Левашова, вскоре ставшего генерал-майором, принял участие в Вяземской воздушно-десантной операции, в ходе которой Левашов и погиб.
Я смотрю на его фотографии — на одной, довоенной, он с двумя майорскими «шпалами» и со значком парашютиста с подвеской, на которой обозначено число прыжков. Вторая фотография сделана уже после выхода из немецких тылов: четыре полковничьи «шпалы», медаль «XX лет РККА» и новенький орден Ленина… Крупное, волевое, с подбородком «ямкой», русское лицо.
Алексей, сын Фёдора, солдат армии Сталина… А вот теперь о стойкости таких, как генерал Левашов, устами генерала Гальдера.
23 июня, 2-й день войны:
«…противник в белостокском мешке борется не за свою жизнь, а за выигрыш времени».
24 июня, 3-й день войны:
«Признаков оперативного отхода противника нет… Следует отметить упорство отдельных русских соединений в бою. Имели место случаи, когда гарнизоны дотов взрывали себя вместе с дотами, не желая сдаваться в плен».
25 июня, 4-й день войны:
«…русские решили в пограничной полосе вести решающие бои и отходят лишь на отдельных участках фронта, где их к этому вынуждает сильный натиск наших наступающих войск…»
