Юрий Никулин - Почти серьезно
- Ну, один день не отдохнут, - последовал ответ.
И началось. Я видел Карандаша в гневе. Но таким, как тогда... Карандаш кричал так, что у меня по коже бегали мурашки. Он размахивал руками, топал ногами. На шум сбежались униформисты и не без радости смотрели, как артист отчитывает директора. Я уже не рад был, что Михаил Николаевич узнал о том, что мы остались без жилья. А Карандаш стоял в своем махровом халате перед здоровенным ухмыляющимся директором и кричал ему:
- Вы хам! Вы не любите артистов. Мы кормим вас. Мы приносим пользу государству. Вы нас не цените! Людей надо беречь. Даже маленьких. Поймите это...
Карандаш кричал долго, исступленно, не давая директору вставить ни слова. Распалясь от собственной речи, Карандаш схватил жестяное ведро (реквизит для "Венеры") и бросил его о цементный пол так, что оно смялось.
А потом неожиданно замолчал, выдержал паузу и сказал спокойно-будничным тоном:
- Сегодня я не работаю.
- И не надо, - бросил, уходя, директор в полной уверенности, что Карандаш работать все-таки будет.
Ведь билеты-то все проданы за месяц вперед, на премьеру придет городское начальство.
До спектакля оставалось часа три. Директор надеялся, что за это время артист успокоится.
Михаил Николаевич велел нам переодеться, умыться и повел нас обедать в столовую недалеко от цирка.
За обедом молчание нарушила Тамара Семеновна.
- Может быть, все-таки отработаем?-спросила она робко.
- Тамара Семеновна, прошу вас на эту тему не говорить, -произнес Михаил Николаевич ледяным тоном. Так отстраненно, по имени и отчеству, он обращался к своей жене только в острых ситуациях.
Нам же Карандаш сказал:
- Вы не волнуйтесь. Лучше потом дадим дополнительное представление, но сегодня работать не будем. Таких директоров учить надо.
Потом помолчал и, вытянув вперед руки, сказал, обращаясь почему-то к Мише:
- А я и сам теперь работать не смогу. Видите, как руки дрожат.
После обеда пошли в цирк. Михаил Николаевич в гардеробной разбирал ящики, приводил в порядок костюмы, расставлял грим в баночках.
Вечером артисты загримировались в своих гардеробных, в оркестре настраивали инструменты. Публика уже входит в цирк. А Карандаш не гримируется - спокойно гуляет с собачками во дворе цирка. Об этом сообщили директору. И он, поняв, что Карандаш сегодня работать не будет, срочно повесил у входа в цирк наспех написанное объявление: "Сегодня представление отменяется". Зрителям, уже занявшим свои места в зале, инспектор объявил: "По техническим причинам представление отменяется". Некоторые пошли сдавать билеты в кассу, а группа наиболее "эмоциональных" зрителей решила поговорить с директором, и он, испугавшись, через конюшню убежал из цирка.
Большинство артистов и сотрудников одобряли отказ Карандаша. Михаил Николаевич в своей гардеробной занялся делами как ни в чем не бывало. Мы с Мишей молча выжидали, что будет дальше.
В знак протеста и солидарности с нами Карандаш решил в гостиницу не ехать. Вповалку мы легли спать в его гардеробной на знаменитом ковре от "Венеры".
Только улеглись, как в дверь просунулась голова экспедитора. Он робко спросил:
- Михаил Николаевич, может быть, поедете в гостиницу?
- Вон отсюда! - крикнул Карандаш.
Голова исчезла.
Полночи мы проговорили. Михаил Николаевич вспоминал о том времени, когда он работал художником-плакатистом в столичном кинотеатре "Экран жизни". Рассказывал о фильмах с участием знаменитых комедийных артистов Глупышкина, Гарольда Ллойда, Чаплина, Макса Линдера. Заснули мы поздно. Цирк не отапливался, и к утру мы замерзли. Тамара Семеновна всю ночь продремала в кресле с уютно устроившимися у ее ног Кляксой и Пушком.
Утром нас с Мишей поселили в отличном номере гостиницы. (Нас туда отвезли на машине и даже вещи помогли внести.)
После этого случая директор стал тише воды, ниже травы. Любые указания и просьбы Михаила Николаевича он выполнял моментально. Впоследствии я узнал, что этот директор проворовался и попал в тюрьму.
Так и ездили мы из города в город. Я присматривался к людям, с которыми меня свела работа, стараясь как можно больше узнать и понять. Порой у меня в душе возникали тревога, сомнение, робость перед будущим.
Карандаш, видимо, чувствуя мое настроение, иногда говорил мне:
- Вот вы, Никулин, в чем-то, я вижу, сомневаетесь, не верите, копаетесь в себе, а не надо это. Зачем? Смотрите, Шуйдин. У пего все правильно идет. У Миши ясный взгляд. Он схватывает все хорошо.
С одной стороны, вроде бы моя судьба складывалась благополучно - я артист, работаю с Карандашом ("У нас фирма солидная",- часто говорил Михаил Николаевич), а с другой - никаких перспектив. Ну, буду работать с Карандашом, подыгрывая замечательному артисту в его клоунадах, а дальше?..
Служащие, артисты нас в глаза и за глаза называли холуями, прихлебателями, мальчиками на побегушках. Одни говорили это зло, желая досадить Михаилу Николаевичу, видимо, завидуя его успеху, другие - жалея нас. Меня не смущали подобные разговоры. Неприятно это было, но не обижало. Мы уважали и любили своего учителя. Я просто считал своим долгом погулять с собаками Михаила Николаевича, когда его рабочий по уходу за животными в дни получки физически не мог этого сделать. И порой в моем воображении рисовалось: вот наступит время, и Михаил Николаевич придумает нам самостоятельную клоунаду, и мы с Мишей начнем делать все, что захотим, а Карандаш время от времени будет только подходить к нам и давать советы.
Готовя себя для будущей клоунады, оставаясь один в гардеробной, я перед зеркалом, купленным в Хабаровске, разыгрывал странные этюды. Даже не этюды, а так, импровизации: корчил гримасы, декламировал стихи, танцевал, пел, издавал всякие звуки, а то и просто выкрикивал бессмысленные, но, как казалось мне, смешные фразы. Искал смешное. А самым смешным было, когда однажды после ряда подобных упражнений я услышал тихий голос:
- С ума, что ли, сходишь?
Это сказала уборщица, которая долго смотрела из приоткрытой двери на мои импровизации перед зеркалом.
- Довел вас Карандаш, -добавила она печально.
ВСЕ НАЧАЛОСЬ С ЛОШАДКИВместе с нами в программе работает известный дрессировщик Николай Гладильщиков со своими львами. Самый страшный момент вечером. Для репризы Карандаша "Дрессированная корова" мы с Мишей, надев коровью шкуру, проходим мимо клеток с хищниками. Львы ревут, скалят зубы, встают на задние лапы, а передними бьют по прутьям клетки. Принимают нас за настоящую корову. Я испытываю страх, представляя, что будет, если вдруг один из хищников разобьет клетку и кинется на нас.
(Из тетрадки в клеточку. Ноябрь 1949 года)
После гастролей по Дальнему Востоку и Сибири я приехал в Москву. К великой радости мамы, привез домой ценную вещь - чайный сервиз на шесть персон. Края чашек, блюдечек и чайника украшали розочки.
- Очень симпатичный сервиз! - радостно воскликнула мама. - Теперь есть что поставить на стол, когда придут гости.
Я быстро вошел в московскую жизнь. Отец продолжал писать для эстрады. Но в это время его преследовала полоса невезения - его монологи, репризы, интермедии плохо брали.
Маме, как и другим сотрудникам станции "Скорой помощи", выделили небольшой огородный участок под Москвой. Подошло время копать картошку. В выходной день мы поехали на электричке втроем: мама, ее сестра и я. Взяли с собой мешки, лопаты. Я надел свое армейское обмундирование - шинель, сапоги, гимнастерку Накопали пять с половиной мешков картошки. Пока ждали транспорт-машину дали от маминой работы, - чтобы не замерзнуть, разожгли костер. Подсел я поближе к огню, прикурил от костра.
Осень. Пахло прелыми листьями, дымом, землей. Небо потемнело. Я сижу у костра, греюсь. И тут ухом задел поднятый воротник шинели. Несколько раз потерся о воротник и вдруг почувствовал себя как на фронте. Жутко стало на миг.
Воспоминания нарушила тетка, протянув мне хлеб, намазанный маргарином. И я сразу вспомнил, что завтра надо с утра идти в цирк. В цирке мы начали репетировать клоунаду "Одевальная и раздевальная машина". Клоунады как таковой, собственно, еще не существовало. Просто Карандаш придумал трюк: пусть будет машина, которая сама оденет и разденет человека. Михаилу Николаевичу эта мысль нравилась, и он давно носился с идеей сделать такую клоунаду.
- Смешно будет. Главное - придумать технику, - говорил нам Карандаш.
Долго мы занимались изготовлением реквизита- раздевально-одевального приспособления. Мыслилось так: машина перед сном мгновенно разденет человека, а когда он встанет с кровати, она молниеносно его оденет. Долго репетировали этот трюк, но так и не сделали. Хотя до сих пор мне кажется, что из этого могла бы получиться хорошая карандашевская клоунада. Видимо, мы что-то до конца не додумали.
