Константин Сухов - Эскадрилья ведет бой
Его уже подстерегает Трофимов, и метров с семидесяти бьет врага, да так, что «фокке-вульф» вмиг взрывается, и только обломки да черно-белое облачко, нашпигованное искорками, возникает там, где секунду-две тому назад стремительно несся куда-то вражеский истребитель.
Тем временем вторая группа «фокке-вульфов» совершает новый маневр — разделяется. Три пары чуть ли не парадным строем идут прямо на нас и, ведя огонь, проскакивают мимо, ныряют вниз. Опять демонстрация: пытаются увлечь за собой, увести с высоты, где мы барражируем. Нет, не выйдет! Мы на уловку «не клюем»! Твердо заучили правило: у кого высота — у того и перевес. Теперь мы в буквальном смысле висим над «каруселью», которую крутит группа Клубова, не давая «фоккерам» выйти вверх и с высоты ударить по ней.
Эфир перенасыщен звуками — в наушниках свистит, гудит, воет, кто-то кому-то подает команду, кто-то кого-то предупреждает об опасности, снова шум, треск, брань… Кто-то включил передатчик и не отпускает тангенту — ив уши бьет буквально треск, давит угнетающе зудящий напев умформера. И вдруг, как после обвала, наступает тишина. И четко, внятно слышен резковатый голос Покрышкина:
— С юго-запада — до пятидесяти «юнкерсов» и двадцать истребителей. Высота три — три с половиной…
На фоне синеватой дымной пелены, сквозь которую едва-едва просматривается земля, хорошо видны тут и там разбросанные группки самолетов. Вокруг них, выше и ниже, взблескивают огоньки рвущихся в небе снарядов, проносятся цветные ниточки пулеметных трасс, вспухают темные комья дымков — бьют зенитки среднего калибра.
А ниже, почти у самой земли, над занятой нашими войсками территорией то и дело появляются необычные дымки — желтые и белые: это вражеская артиллерия дает целеуказания авиации — вот, мол, куда надо бросать бомбы…
Пустить туда врага мы не можем. И не пустим!
Вот Ивашко переходит в пикирование, я за ним, атакуем головную шестерку Ю-87. По второй группе кто-то из наших тоже ведет огонь: видимо, пара Петухова завершает атаку. Два «лапотника» уже горят.
Интуиция это или привычка, но вдруг словно бы кто приказал: «Оглянись!»…
И почему-то именно в тот момент, когда никак не хочется отрываться от прицела: очень уж заманчивая цель, «юнкерс» почти вписался в прицел. Дистанция — двести метров, еще несколько мгновений, и нажму гашетки.
Но трезвый разум охлаждает страсть, и снова звучит внутренний приказ: «Оглянись — там ведь Жигалов один, и больше никого из наших за плечами нет!..»
Быстрый, почти молниеносный взгляд бросаю вправо вверх и затем вниз. Жигалов должен быть где-то в поле зрения. Ага — вот он! А что это за дымки ниже его?.. «Фоккеры»! Вот-вот дотянутся до Виктора, уже пытаются взять упреждение. Если даже и крикнуть в эфир, предупредить ведомого об опасности, успеет ли он быстро и правильно отреагировать? В одно мгновение бросаю свой самолет в сторону Жигалова, и Виктор, предотвращая столкновение, левым полупереворотом уходит под меня, но, оказавшись над «фоккерами», сразу же сориентировался и устремился им навстречу. Те от неожиданности метнулись вправо, стали уходить вверх.
Тем временем Виктор, разогнав на пикировании скорость, переводит истребитель в набор высоты и пристраивается ко мне.
Так и хочется похвалить молодого летчика за смелость, за грамотные действия. Но сделаю это не сейчас, а когда возвратимся на аэродром.
Продолжаем полет. Осматриваюсь. Внизу творится невообразимое: сущий ад — да и только! Смешались «юнкерсы», «мессеры» и «фокке-вульфы» с нашими самолетами, и не разберешь, кто кого атакует, кто уходит из-под огня.
В стороне вижу двух «фокке-вульфов», намеревающихся забраться выше нас. Эфир забит настолько, что и не пытайся установить связь. Доворачиваю истребитель и нацеливаюсь на заднего «фоккера». Но ведущий вражеской пары выполняет переворот и тут же устремляется вниз, атакуя кого-то из наших в той «куче». Крутнулся и «мой» «фоккер» и тоже почти отвесно вошел в пике.
Как ни быстр взгляд, брошенный в сторону ведомого («Молодец, Жигалов, не отстает!»), на какое-то мгновение теряю вражескую пару из виду. Вот незадача! Где же они, те «фоккеры», которых только что преследовал? Да вот же — опять «лезут» вверх. Видимо, их атака сорвалась, и теперь они снова пытаются занять выгодное положение для повторения удара. Нет уж — теперь им не уйти!
Резко беру на себя ручку, выношу упреждение. Впереди с дымом «ползет» все выше и выше «мой» «фокке-вульф». Даю очередь. Сверкнула трасса, замелькали впереди, перед самым носом вражеского истребителя, огоньки. По моим расчетам, Он вот-вот должен был напороться на этот фейерверк, который и решит его участь.
Но что это? Перед взором вдруг вырастают контуры еще одного «лобатого». Он всплывает в каких-нибудь пятидесяти метрах и своим желтым носом закрывает «фоккера». И то, что в ту же секунду увидел, что буквально парализовало пальцы, уже коснувшиеся было кнопки открытия огня из пушки: в поле зрения четко вырисовывались ярко-красные звезды на камуфлированных плоскостях. Так это ведь «лавочкин»!
С трудом отвернул, чтобы не столкнуться с ним. На резком маневре истребитель буквально дрожит. А страх уже холодит душу: попал ведь в своего, наверняка попал!..
Проходят отяжелевшие, растянувшиеся секунды. «Фокке-вульф» падает: «лавочкин» все же завалил его. Подходит еще один, ведомый, и оба, присоединившись к нашей группе, продолжают вести бой. Откровенно говоря, злюсь на этих друзей: «украли» ведь у меня «фоккера», а теперь как ни в чем не бывало крутятся рядом…
Со станции наведения, именующейся «Мушка-7» (это передовой командный пункт командира нашего авиакорпуса генерала Утина), передана новая команда:
— Всем, кто в воздухе, идти на Карпиций, Вултурул: идет большая группа «юнкерсов» и «хейнкелей» с истребителями. Высота — четыре — пять тысяч метров…
Идем с набором высоты. Жигалов — на своем месте. Молодец, новичок! Невдалеке плывет и пара «приблудившихся» Ла-7. Ведущий покачивает крыльями — поддразнивает. Показываю ему кулак.
К нам подстраивается еще пара истребителей. На борту одного из них знакомая цифра — «25». Это Ивашко. Значит, второй — Слава Березкин… Наконец, команда «тридцать три» — домой: горючего едва хватит на обратный путь. «Лавочкины» тоже возвращаются.
К счастью, под нами какой-то аэродром. Включаю передатчик и — докладываю Ивашко:
— Сажусь к соседям — горючего мало!
— Давай. Только не задерживайся.
— Понял.
Сели с Жигаловым с ходу. Заруливаем. За нами один за другим садятся «лавочкины». Такие же по окраске — желтоносые. «Ну, найти бы мне того архаровца!» — думаю я.
А тут подруливает Ла-7 прямо к нам. Летчик выбрался из кабины, спрыгнул на землю, подошел к техникам, внимательно осматривающим самолет. Вот они забегали вокруг истребителя, засуетились, позвали летчика, что-то показывают ему.
Подошли с Виктором к «желтоносому». Это ведь «мой» — вон сколько пробоин темнеет!
— Ну что, получил! — спрашиваю летчика с ехидцей. — Сколько насчитал?
Он поднял голову — и хоть бы что: улыбается!
— Семь.
Пересчитал и я «просверленные» моей трассой отверстия. Действительно, семь: все — от крупнокалиберных, в фюзеляже и в плоскости.
— Что же ты за летун? — спрашиваю с укором. — Ты что, меня не видел?
— Видел.
— Зачем же под трассу полез?
— Да цель уж очень хорошая. Ты его сверху хотел ударить, а я ведь гонюсь за ним чуть ли не от самой земли.
— Мы ведь столкнуться могли — я тебя не видел!.. А что, если бы я из пушки врезал, да не в него, а в тебя попал?
— Тогда бы мы с тобой сейчас не разбирались, — зубоскалит мой «крестник».
Поговорили, отвели душу, пощипали друг друга, потом помирились. Поздравил я нового своего знакомого еще с одной победой. Он оказался комэском, Героем Советского Союза, старшим лейтенантом: под летной курткой не видно ни погон, ни Золотой Звезды. Ходил, оказывается, с напарником на «охоту».
— Не спеши, Константин. Переночуй у нас, завтра полетишь домой, — уговаривает меня.
— Нет, не могу…
— Что ж — вольному воля!.. Сейчас только распоряжусь, чтобы побыстрее заправили ваши самолеты.
А минут сорок спустя мы уже были на своем аэродроме в Стефанештах.
Там и узнали окончательный итог. Он был более чем внушителен: двенадцать — один.
Единственно плохо — самого Еремина сбили, и он выбросился с парашютом.
…Над аэродромом уже сгущались сумерки. Солнце легло на горизонт и подсвечивало только далекие облака на западе. Летчикам велели собраться в одном из пустых капониров: вот-вот с передового командного пункта должен приехать комдив и провести разбор этого первого дня воздушных боев в районе Ясс.
Вдруг — очередь, вторая. Специфический звук стрельбы нам Хорошо знаком: «мессершмитты»!.. В ту же секунду затукали зенитки, охраняющие аэродром. А вот и «гости» — стремительно Проносятся вдоль границы аэродрома два «мессера». Мы их увидели, когда они уже выполнили «горку» метров на сто, потом нырнули вниз и «змейкой» стали уходить от трасс 37-миллиметровых пушек, посылавших и посылавших вдогонку им снаряды.
