Габриэль Городецкий - Миф «Ледокола»: Накануне войны
Глава 10. Гесс и Кремль
«В погоне за большевистским зайцем»
Информацию, которая пригодилась бы для проведения пропагандистской кампании, получить от Гесса не удалось. Из-за этого все усилия теперь были брошены на то, чтобы использовать дело Гесса в русском контексте. Однако молчание, сохранявшееся вокруг этого дела англичанами с самого начала, до того как было принято решение использовать Гесса в отношениях с русскими, привело к появлению слухов, которые влияли на Кремль очень долго — даже после того, как свернулось само дело Гесса. Так, даже в октябре 1942 г. сэр Кларк-Керр, английский посол в Москве, сообщал о подозрениях русских, связанных с тем фактом, что их оставили в неведении о деле Гесса. Как бы Вы себя чувствовали, писал он Черчиллю, если бы Риббентроп прилетел в Россию, а Англию заставили теряться в догадках относительно характера его миссии? Кларк-Керр информировал, что в Москве имеют хождение две версии. Первая: Гесс был связан с влиятельными людьми в Англии, «которые дали ему понять, что, если он прибудет со специальной миссией и определенными предложениями, то правительство Его Величества не только заключит мир, но и объединится с немцами в крестовом походе против большевизма». Эти люди были столь могущественны, что Черчилль, хотя и отверг предложения Гесса, не осмелился разоблачить их и предпочел оставить русских «в беде». Согласно другой версии, которую посол считал преобладающей, предполагалось, что Черчилль держит Гесса про запас, на случай если понадобится вести с ним переговоры1. Размах, который с течением времени приняли связанные с делом Гесса подозрения Сталина, и причины этого проявились осенью следующего, 1942-го года. Лондонская «Таймс» вновь разожгла эти подозрения, перепечатав статью из стокгольмской нацистской газеты «Дагспостен». Сама статья, написанная очевидно по заказу Берлина, была примером лжи и дезинформации, составленной так, чтобы сыграть на известных подозрениях Сталина в обстановке ухудшения англо-советских отношений. Статья с поразительными подробностями описывала полет Гесса. Утверждалось, что миссия Гесса была не какой-то бессмысленной и самостоятельной выходкой одиночки, а представляла собой часть хорошо продуманной политики Гитлера. Его план якобы имел целью убедить Англию прекратить военные действия и заключить союз с Германией против СССР. Дезавуирование миссии Гитлером было страховкой против возможного провала переговоров. В этих разоблачениях обыгрывалась тактика англичан, которые вели дело, связанное с Гессом, очень скрытно; обращалось особое внимание на то, что Черчилль ни разу не советовался ни с парламентом, ни с кабинетом2.
Через несколько дней стокгольмскую статью подробно изложила и прокомментировала лондонская газета — «Ди цайтунг». Эта газета немецких эмигрантов в Англии фактически финансировалась английским министерством информации. Однако комментарий, сделанный по поводу статьи о Гессе, был напечатан без предварительных консультаций с министерством. В нем говорилось, что хорошо осведомленные политические наблюдатели в Лондоне «считают, что версия, изложенная в «Дагспостен», является в целом правильной». Газета, далее, связывала это с «целым рядом зондажей, проводимых Берлином уже несколько месяцев, и особенно активно в последнее время, с целью исследовать наличие возможностей компромиссного мира». Кларк-Керр предупредил Идена, что русские обязательно сочтут эту статью «выражением официального мнения правительства Его Величества» и что «они сделают из мухи слона». И действительно, Сталин дал санкцию на публикацию 19 октября в «Правде» злобной статьи, в которой, среди прочего, заявлялось, что отказ англичан предать Гесса суду превращает Англию в убежище для гангстеров. Из-за того, что Сталину в свое время подбросили дезинформацию, он по-прежнему подозревал, что Гесс все еще может быть использован в качестве канала для переговоров, если военные действия примут неблагоприятный оборот. По словам Кларк-Керра, «с тех пор как Гесс прибыл в Шотландию, его дело время от времени активно обсуждали и в отношении него ощущалось определенное беспокойство. Он был, если можно так выразиться, скелетом в шкафу, однако бренчание костей этого скелета, раздававшееся эпизодически, не слишком портило настроение публики. И вот теперь Советское правительство сочло необходимым вытащить его и выставить на всеобщее обозрение»3.
Эти подозрения можно оценить в полной мере только, если еще раз вспомнить о решении Идена и Б и верб рука, с которым нехотя согласился Черчилль в ночь с 14 на 15 мая 1941 г. Тогда они планировали сыграть на пропагандистской стороне миссии Гесса. Сцена для тонкой игры, в которой Гесса использовали бы для изменения советской политики, была к тому времени уже готова. Как только Гесс приземлился в Англии, Криппс сообщил в Форин оффис об интересе, который его миссия возбудила в Москве. Криппс ошибся, когда посчитал, что его угрозы Молотову были «по всей видимости проигнорированы». Полностью отдавая себе отчет в взрывоопасном характере дела Гесса, он предложил воспользоваться «прекрасным случаем», чтобы или сыграть на советских страхах, или развеять их. Он предложил следующее:
«1. Инцидент с Гессом, несомненно, заинтриговал Советское правительство не меньше, чем кого-либо другого и вполне мог вновь возбудить их старые страхи относительно того, что сделка о мире будет заключена — за их счет.
2. Я, разумеется, не знаю, до чего дойдет откровенность Гесса, если он вообще был готов говорить открыто. Но если предположить, что он готов к откровенности, тогда я очень надеюсь, что вы в срочном порядке рассмотрите возможность использовать то, что он вам скажет, для того, чтобы усилить советское сопротивление перед лицом давления немцев. Это можно сделать либо: (а) усиливая их страх остаться в одиночестве и иметь дело с последствиями этого, либо (б) дать им понять, что трудности не будут столь ужасными, если разрешить их сейчас и не в одиночку. Можно также проводить обе эти линии одновременно и это предпочтительнее, так как они в действительности не являются взаимоисключающими.
3. В пункте (а) я имею в виду: (1) раскрыть тенденции во влиятельных немецких кругах к компромиссному миру с Англией; (2) раскрыть несомненно ведущуюся немцами подготовку либо к прямому нападению на Россию, либо к подрыву нынешнего режима политическими средствами.
4. В пункте (б) я имею в виду раскрытие слабых сторон германской военной машины, особенно в том, что касается прямого столкновения с Россией и, в более общем плане, внутренних политических и экономических трудностей Германии. Также любые конкретные свидетельства существования оппозиции войне против СССР — в народе или в партии; при этом должно быть совершенно ясным, что такая оппозиция, хотя возможно и недостаточно сильна, чтобы не дать немцам напасть на Россию, но будет мешать им после нападения».
В следующей телеграмме он продолжал развивать эту тему: если правильно использовать соответствующую информацию, русские могут перестать рассуждать и убедятся, что сейчас у них еще есть какая — то опора, а позже может и не быть. В этот момент Сарджент, автор концепции, определявшей англо-советские отношения, как представляется, категорически возразил против идеи упоминать о сепаратном англо-германском мире. Эта идея, считал он, могла бы бросить охваченного паникой Сталина в немецкие объятия. Криппсу поэтому пришлось какое-то время терпеливо ожидать, будет ли получена от Гесса какая-нибудь информация4.
Через пару дней, когда стало ясно, сколь ограничены оказались перспективы использования Гесса для ведения пропаганды на Германию, Сарджент предложил использовать Гесса в духе предложений, высказывавшихся Крип-псом. Поскольку Гесс не сообщал что-либо о немецких намерениях в отношении России, идеи Криппса можно было реализовать только умышленным распространением дезинформации. В материалы дезинформации и предполагалось включить указания на раскол в нацистском руководстве относительно планов, касающихся России. В дезинформации можно было сообщить, что Гесс, в отличие от Геринга и Риббентропа, которых он, казалось, не выносил, оставался «одним из самых фанатичных нацистов». В своей ипостаси хранителя истинной доктрины нацизма Гесс был, дескать, преисполнен решимости не допустить какого-либо соглашения между Россией и Германией5.
Острое желание осуществить замысел, намеченный этими рекомендациями, несмотря на его явную опасность, было тесно связано с выводами английской разведки относительно наращивания немецких войск на русских границах. Следует помнить, что использование дела Гесса против России в большой мере исходило из ошибочного анализа ситуации английской разведкой, которая только в конце мая 1941 г. полностью осознала вероятность германо-советской войны. А до этого разведка по-прежнему твердо придерживалась мнения, что размещение немецких войск на Востоке было прелюдией к переговорам с Советским Союзом. Объединенный комитет по разведке (ОКР) впервые обсудил вопрос вероятности войны лишь 23 мая. Но и тогда он сделал тот же вывод: «наиболее вероятным курсом является сотрудничество… Если несколько недель назад по всей Европе наибольшее распространение получили слухи о надвигающемся нападении Германии на СССР, то сейчас дело обстоит противоположным образом. Есть некоторые признаки, дающие основание предполагать, что новое соглашение между двумя странами, может быть, уже почти готово». Самая последняя информация дает основание предполагать, что «Гитлер и Сталин могли прийти к решению заключить далеко идущее соглашение, — основа которого пока еще не ясна, — о политическом, экономическом и даже военном сотрудничестве». Война возможна только в том случае, если «Советский Союз либо не согласится на германские требования, либо не выполнит какое-либо достигнутое соглашение»6. В то же время в подробной межведомственной памятной записке, утвержденной Иденом, делался вывод, что война против России не соответствовала бы экономическим интересам Германии7.
