Евгений Толмачев - Александр III и его время
На многих собраниях принимались решения о выделении средств на сооружение храма в Петербурге на месте смертельного ранения Александра II, а также об увековечении его памяти в пределах своего края. В Финляндии, например, во многих городах была открыта подписка на памятник почившему государю, который со временем был установлен в Гельсингфорсе (Хельсинки) и сохранился до наших дней. Во всех храмах Российской империи состоялись панихиды по усопшему царю-освободителю.
Тяжёлая, мученическая кончина монарха, царствование которого было так обильно благими делами, произвела, конечно, глубокое впечатление не только на русский народ, но и за границей. Кроме немногих радикальных органов революционных партий, вся зарубежная пресса выразила громкое негодование против фанатиков-террористов и скорбь о царственном мученике. До сих пор, при подобных случаях, только главы царствующих династий выражали свои чувства: это было их исключительное право.
Относительно же постигшего несчастья 1 марта к чувствам царствующих династий присоединились чувства и народных представителей для выражения соболезнования Александру III и народу России.
Сенат и парламент Франции чествовали в погибшем царе одного из величайших реформаторов XIX столетия, даровавшего свободу миллионам рабов, и видели в нём истинного благодетеля и друга Франции.
Аналогично с Францией прислал России германский народ свои соболезнования «о лучшем друге Германии». Такие же чувства выразили итальянский парламент, греческая, голландская, английская, американская палаты, из Испании и из далёкой Бразилии. Лишь в австрийском рейхстаге не признали уместным какое-либо заявление в связи с происшедшей трагедией.
2. ПРОЕКТЫ СПАСЕНИЯ РОССИИ
Гибель царя-освободителя и вступление на престол Александра III вызвали появление ряда записок — проектов «спасения России» и совершенствования государственного управления.
Обстоятельную и в то же время противоречивую по своему содержанию записку «Задачи нового царствования» в начале марта через Победоносцева передал Александру III видный общественный деятель Б. Н. Чичерин. «Теперь, — убеждает он, — всякое ограничение власти было бы гибелью» (215, т. 1, с. 113). В то же время он предлагает привлекать «здоровые элементы», до сотни выборных от дворянства и земств в высший законосовещательный орган — Государственный совет. Главным мотивом в записке Чичерина является призыв всеми средствами, без оглядки, решительно бороться с революционным движением.
«Задача верховной власти, — рассуждает Чичерин, — состоит в настоящее время в образовании однородного, вполне согласного между собою правительства… От министров следует потребовать общей программы действий и, следовательно, совокупного обсуждения важнейших вопросов и принятия совокупных мер (162а, с. 37).
6 марта к царю с докладной запиской обратился маркиз Велепольский. Стараясь воспользоваться обстоятельствами, он предлагал расширить местную автономию и обеспечить своим польским соотечественникам признание их национальных особенностей и полную веротерпимость. Для москалей же он требовал только одного — поражающих воображение репрессий (162а, с. 41—42).
В записке Лорис-Меликову изложил свои мысли один из основоположников российского либерализма, сотрудник газеты «Голос», профессор государственного права А. Д. Градовский. Не выдвигая в ней никакой конкретной программы, он доказывал необходимость создания какой-то следственной комиссии для изучения причин возникновения нигилистического движения (162а, с. 42).
Бывший петербургский губернский предводитель дворянства А. А. Бобринский в записке, датированной 10 марта, подчёркивал: «По нашему убеждению то время, когда Россия должна быть призвана к совету, настало. Исторический вопрос необходимости того или другого представительства страны созрел» (381, 1928, т. 6(31), с. 142).
Профессор политической экономии и статистики киевского университета Д. И. Пихно в письме от 18 марта писал: «Многие у нас, как и у вас, ищут спасения в конституции. Другие, в том числе и я, утверждают, что, не создавая никаких ограничений для власти, не связывая её, нужно прежде спросить страну, призвать её только для совета, а затем уже решать, что нужно делать» (162а, с. 47).
В записке, посланной в мае, граф П. П. Шувалов считал, что одних репрессивных мер для борьбы с нигилизмом недостаточно. Необходимо привлекать выборных от земства.
Поступали различные советы царю также и из-за рубежа. Прислал письмо император Вильгельм I, внучатый дядюшка Александра III. Не отрицая пользы созыва народных представителей, престарелый император предостерегал своего внука от «подводных камней, которых необходимо избегать при даровании конституции». Он рекомендовал не вводить всеобщего избирательного права и не допускать парламент к реальному управлению государством. Практиковать трёхгодичный бюджет. Разрешить равноправность вероисповеданий. «Не допускать неограниченной свободы преподавания и печати» (162а, с. 47—48).
Не имея никакого представления об условиях российской жизни, прислал свои рекомендации префект парижской полиции Андрие. Он предложил молодому царю издать манифест, в котором объявить, что он желает дать народу гарантии благосостояния и спокойствия не только строгим сохранением существующих законов, но также реформами и постепенно расширяемой свободой, подобно тому, как это делал его усопший родитель. Никакое правительство не должно уступать перед насилием нигилистов. Есть раны, которые требуют раскалённого железа, и нигилизм из числа таких ран. «Для страшных болезней нужны страшные лекарства… Террористов следует укротить, как укрощают диких зверей… Следует купить кого-либо из нигилистов: купленный продаст и сообщников» (162а, с. 49—51). Наиболее радикальные предложения исходили всё же от «излюбленного интимного советника», как его позже окрестили, К. П. Победоносцева. Своими письмами, записками и советами изо дня в день он побуждал Александра III к более решительной и жёсткой политике. Известно, что уже 1 марта он писал новому монарху: «Вам достаётся Россия смятенная, расшатанная, сбитая с толку, жаждущая, чтобы её повели твёрдою рукою, чтобы правящая власть видела ясно и знала твёрдо, чего она хочет и чего не хочет и не допустит никак». «Не упускайте случая заявлять свою решительную волю, прямо от Вас исходящую», — напоминает он вновь уже 3 марта.
6 марта Победоносцев обстоятельно рекомендует Александру III направить правительственную машину по более правому политическому курсу. «Если будут Вам петь прежние песни сирены о том, что надо успокоиться, надо продолжать в либеральном направлении, — настаивает этот «русский папа», — надобно уступить так называемому общественному мнению, о, ради бога, не верьте, Ваше Величество, не слушайте. Это будет гибель, гибель России и Ваша: это ясно для меня, как день… Не оставляйте графа Лорис-Меликова, — вновь настаивает обер-прокурор Синода. — Я не верю ему. Он фокусник и может ещё играть в двойную игру. Если Вы отдадите себя в руки ему, он приведёт Вас и Россию к погибели. Он умел только проводить либеральные проекты и вёл игру внутренней интриги» (211, т. 1, с. 315—316).
3. КОЛЕБАНИЯ НОВОЙ ВЛАСТИ
Потревоженные внезапной кончиной Александра II, все органы великой страны постепенно входили в свою колею, и государственная жизнь, казалось, потекла обычным путём. Первые шаги молодого императора были весьма осторожны и предусмотрительны. Около двух месяцев Александр III словно выжидал, оценивал расстановку сил в правящих сферах и колебался в выборе курса своего правления.
В циркулярной депеше 4 марта русским дипломатическим представителям за границей говорилось, что «государь император посвятит себя прежде всего делу внутреннего государственного развития, тесно связанному с успехами гражданственности и вопросами экономическими и социальными, составляющими ныне предмет особых забот всех правительств» (22, оп. 1, д. 530, к. 12).
Первый дипломатический акт нового царствования был встречен образованным обществом России с признательностью за те слова, которые касались собственных внутренних дел страны. Новый монарх как бы обещал в этом заявлении проводить взвешенную прогрессивную политику.
Александр III помнил, что его покойный отец планировал 4 марта провести особое совещание, на котором следовало решить вопрос, публиковать ли правительственное сообщение о создании редакционных комиссий, предложенных Лорис-Меликовым, или же не публиковать. Это значило — продолжать ли реформы, начатые родителем, или проводить другой курс? 7 марта молодой император решил обсудить проект министра внутренних дел на Совете министров, назначив его на следующий день.
