История Первой мировой войны - Оськин Максим Викторович

На заседании Совета министров 16 июля военный министр А. А. Поливанов заявил: «Отечество в опасности… Несомненное утомление войск… Немцы давят со всех сторон». Такие настроения, распространяемые в тылу высшими государственными деятелями, только подрывали стойкость духа и сеяли панику. И все это происходило в то время, когда исполнявшим свой долг солдатам и офицерам русской Действующей армии некогда было паниковать, коль скоро надо было драться, не жалея себя, а защищая Отечество. Паника, царившая в тылу, достигала невероятной степени: сооружались укрепления у Киева, Пскова и Новгорода, даже у Смоленска. Ставка, по предположениям, должна была переместиться в Калугу.

Но вместо того чтобы со всей энергией работать на оборону, как водится, стали искать виновных. Образцом панических настроений и совершенного непонимания ни создавшейся обстановки, ни военного дела вообще стал доклад членов военно-морской комиссии Государственной думы под председательством А. И. Шингарева на имя императора. Эта комиссия ранее именовалась Комиссией по государственной обороне, и во главе ее стоял лидер оппозиции – глава партии октябристов А. И. Гучков, который теперь передал контроль над этим важным учреждением лидирующей партии Прогрессивного блока – кадетам.

В данном документе, в частности, говорилось, что отступавшие войска нигде не находили укрепленных позиций. Вспоминая панику главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта генерала Н. И. Иванова, думцы писали, что «дальновидные военачальники», под которыми имелся в виду прежде всего генерал Н. И. Иванов, еще год назад предлагали укрепить Киев. Однако «ему было отказано. Между тем, если бы его послушались, сейчас Киев был бы окружен кольцом почти неприступных окопов, и тогда у нас было бы сознание, что все в пределах человеческих сил сделано ради того, чтобы сберечь древнюю Святыню и Матерь Городов Русских». И далее: «Псков, древний Псков, укрепляется только теперь, на скорую руку, кое-как, впопыхах, при общем беспорядке и сумятице» [128].

Кадет, масон, верный сподвижник П. Н. Милюкова, Андрей Иванович Шингарев займет пост министра земледелия в первом составе Временного правительства. Из вышеприведенного отрывка видно, какие люди пришли к власти после Февральской революции: мало того что они не понимали смысла и характера современной войны, так еще и готовились допустить врага к Пскову и Киеву, совершенно не надеясь на истекавшую кровью, но стойко защищавшую Отечество русскую армию. Как могли такие люди рассчитывать привести страну к победе в жестоком семнадцатом году, бог весть.

Власть, неподъемная жажда власти – вот единственный мотив и единственная цель, двигавшая буржуазно-либеральной оппозицией в период разжигания внутригосударственной розни с осени 1916 года и в дни февральского переворота. С другой стороны – что требовать от штатских думцев, если летом Ставка Верховного Главнокомандования поставила перед императором вопрос об эвакуации Петрограда? А настроения, царящие в тылу, перекидывались и на фронт: солдаты чрезвычайно интересовались вопросами, поднимаемыми на заседаниях деятелей Государственной думы по поводу нехватки вооружения в Действующей армии [129].

Завершение осенней кампании 1915 года

Летом 1915 года рухнула русская крепостная оборона в Польше: крепости оставлялись одна за другой, так как полевые армии постепенно отходили на восток. Германская тяжелая артиллерия и павший дух русских защитников не могли достойно противостоять друг другу: немцы всегда оставались в выигрыше. Уже 24 июля неприятель подошел к крепости Ковно, прикрывавшей сосредоточение русских резервов у Вильно. После восьмидневной артиллерийской подготовки и двух неудачных штурмов немцы прорвались сквозь линию фортов, защищаемых резервными ополченскими дивизиями. Комендант крепости генерал В. Н. Григорьев в панике бежал, и 4 августа немецкие части генерала Лицмана вступили в крепость, взяв до двадцати тысяч пленных и более четырехсот орудий.

После сдачи крепости Ковно стало окончательно ясно, что русская система крепостей на передовом театре пала. Германцы уже вошли в очищенные Алексеевым Ивангород и Варшаву (5 августа); захватили предательски сданный комендантом Новогеоргиевск (7 августа); заняли оставленный после героической шестимесячной обороны Осовец. Только в одном Новогеоргиевске, чей комендант генерал Бобырь еще до падения крепостных фортов умудрился попасть в плен к немцам, неприятельскими трофеями стали восемьдесят три тысячи человек и тысяча двести орудий. Теперь приходилось без боя сдавать крепости Усть-Двинск и Гродно, совершенно неготовые к обороне.

В ходе победоносного продвижения по Польше вслед за измученными отступавшими русскими армиями немецкое командование принимает новый план действий. Замысел кампании 1915 года – окружение русских армий в польском выступе и вывод России из войны – еще не был решен. Русские понесли громадные потери, но ни одна кадровая дивизия целиком, не говоря уже о целой армии, еще не сдалась в плен. Гинденбург, конечно, мог утешаться пленением гарнизонов Новогеоргиевска и Ковно, но там были слабые второочередные дивизии и существенного урона живой силе русских их потеря не принесла.

Потеря орудий и массы боеприпасов была куда существенней, но и это дело в конечном счете было поправимо: русская промышленность, переводимая на военные рельсы, набирала обороты. Полевые армии Северо-Западного фронта успешно уходили все дальше на восток, изматывая австро-германцев, заставляя их растягивать коммуникационные линии и разбрасывать свои ограниченные силы и средства по просторам Восточной Европы.

В этих условиях разногласия внутри немецкого военного истеблишмента только усилились. Людендорф по-прежнему предлагает нанести главный удар на Минск через Вильно, чтобы одним махом зайти в тыл всему Северо-Западному фронту русских. Чтобы сковать противника, предполагается производство второстепенных ударов от Ковно на Двинск и с Верхнего Немана на фронт Лида – Барановичи. Фалькенгайн, готовящийся к отражению французского наступления на Западе, настаивает на фронтальном преследовании.

В свою очередь в русской Ставке также сознавали опасность виленского направления. После отступления 5-й и 10-й русских армий от линии реки Бобр немцы вполне могли сосредоточить кулак на крайнем русском фланге и попытаться смять русских ударом с севера на юг. Поэтому уже в начале августа (когда Варшава была сдана 5-го числа и сразу же начался общий отход армий Северо-Западного фронта) Ставка перебрасывает все возможные резервы под Вильно, укрепляя 10-ю армию.

3 августа на совещании в Волковыске Верховный Главнокомандующий принял решение о разделении Северо-Западного фронта на два – Северный и Западный. Эта мера обусловливалась тем обстоятельством, что в руках главнокомандующего Северо-Западным фронтом генерала М. В. Алексеева находилось управление восемью армиями, оперировавшими севернее Полесья. Командующим Западным фронтом оставался генерал М. В. Алексеев, а Северный фронт переходил в подчинение командарму-6 генералу Н. В. Рузскому, который должен был вступить в должность в ночь с 17 на 18 августа.

Гинденбургу подвезло и еще раз. Как раз в этот момент император Николай II решил вступить в командование вооруженными силами в качестве Верховного Главнокомандующего. В середине месяца в Ставку прибыли великий князь Николай Николаевич и генерал М. В. Алексеев. К этому моменту начальник штаба Верховного Главнокомандующего генерал Н. Н. Янушкевич уже получил новое назначение на Кавказский фронт и 18 августа сдал дела генералу Алексееву (главнокомандующим армиями Западного фронта стал командарм-4 генерал А. Е. Эверт).

Подразумевалось, что генерал Алексеев станет начальником штаба при Николае Николаевиче. Сам великий князь, тяготившийся лично ему симпатичным, но бесталанным для столь высокой должности Янушкевичем, также предпочитал именно этот вариант. Конечно, слухи о намерениях императора не были секретом в Ставке, однако общественность тыла и Действующая армия склонялись к тандему великий князь Николай Николаевич – генерал Алексеев. Сам М. В. Алексеев, прибывший в Ставку 19 августа, также был готов к сотрудничеству со старым Верховным Главнокомандующим.