Ефим Черняк - Химеры старого мира. Из истории психологической войны
«Стратегия утешения» сопровождалась новым усилением кампании страха, утверждением, что поражение равнозначно гибели десятков миллионов немецких женщин, стариков и детей, которых отошлют «рабами в Сибирь». Поэтому, писал Геббельс в «Ангрифф» 1 марта 1945 года, «лучше умереть, чем капитулировать». Министр пропаганды приказал, нагнетая ужас среди немецкого населения, описывать как действительно происшедшие события то, что якобы «могло произойти».
Не стоит преуменьшать значение этого последнего этапа психологической войны нацистов против немецкого народа. Она — а не только террор гестапо и эсэсовцев — удерживала на военных заводах миллионы немцев и тех, кто верил фашистской демагогии, и тех, кто доверял ей хотя бы частично и не находил поэтому в себе сил и мужества, чтобы отказаться от участия в преступной попытке продлить любой ценой дни нацистского рейха. Эта пропагандистская кампания продолжалась действительно и в самые последние дни германского фашизма. Еще 16 апреля 1945 года Гитлер обещал, что под Берлином русские «потерпят самое кровавое поражение». 19 апреля, выступая по берлинскому радио, Геббельс клялся, что Германия жертвует всем для «спасения западного мира от большевистской угрозы» и, обращаясь к реакционным кругам США и Англии, заклинал их, пока не поздно, выступить против «общего врага». На следующий день, 20 апреля, советская артиллерия начала обстрел фашистских позиций в самом Берлине — конец быстро приближался…
Утром 21 апреля состоялась последняя пресс — конференция, созванная министерством пропаганды. Она проходила в кинозале дома Геббельса на улице Германа Геринга. В душном и темном помещении, где стекла давно уже были заменены деревянными щитами, несколько свечей бросали тусклый колеблющийся свет. Геббельс появился, как обычно, фатовски одетым и стал, не садясь, говорить громким голосом, как будто он выступал на одном из нацистских сборищ в Нюрнберге или Берлинском Дворце спорта.
Темой была опять измена клики старых офицеров. Присутствовавшие несколько десятков чиновников министерства пропаганды молча слушали истерические выкрики тщедушного человечка, все еще пытавшегося угрожать, обманывать, удерживать в духовном рабстве немецкий народ. Уже почти не осталось средств информации, была нарушена связь, не было возможности передать из окруженного Берлина директивы немногим еще печатавшимся газетам и продолжавшие функционировать радиостанциям. Геббельсовская «империя лжи» уже рухнула, а кровавый уродливый фигляр все еще продолжал, как в припадке опьянения, говорить и говорить… 23 апреля выходит последний номер лейб — органа Геббельса — газета «Ангрифф», сообщивший, что со всех сторон части вермахта приближаются к окруженному Берлину, что близка победа. Через неделю после этого, опасаясь расплаты, Геббельс последовал примеру Гитлера, который раздавил во рту ампулу с крысиным ядом, выражая лишь сожаление, что ему не удалось утянуть за собой в могилу весь немецкий народ.
…А кто подсчитает, во сколько миллионов жизней обошлась человечеству нацистская психологическая война, обильно сдобренная призывами к уничтожению коммунизма во имя «свободы», «цивилизации» и «объединения Европы»?
АДВОКАТЫ ДЬЯВОЛА У МИКРОФОНА
Не успела закончиться вторая мировая война, как развернулась «холодная война» западных держав против Советского Союза. Она включала и «атомный шантаж», опиравшийся на временную американскую монополию в обладании ядерным оружием и на столь же интенсивное использование экономической мощи США, которые находились за много тысяч километров от театров военных действий и промышленность которых получила огромный стимул от гигантских заказов на вооружение. На этой основе возникли мечты об «американском веке» — об установлении мирового главенства США, не только открыто проповедовавшиеся в печати, но и получившие отражение в официальных правительственных декларациях. В послании президента Трумэна конгрессу, датированном 19 декабря 1945 года, говорилось, что на США возложено «бремя постоянной ответственности за руководство миром». Трумэн являлся представителем демократической партии, его конкуренты — республиканцы выражались еще более недвусмысленно. В 1950 году вышла в свет книга видного деятеля республиканской партии, впоследствии государственного секретаря США Джона Фостера Даллеса «Мир или война». В ней автор уверял, что США призваны «выполнить всемирную миссию», «руководить миром», что «события сами требуют от нас руководства».
С помощью «плана Маршалла» США пытались экономически подчинить Западную Европу и укрепить там пошатнувшиеся устои капитализма. Вашингтон взял курс на восстановление германского милитаризма. США стали главным оплотом распадавшейся колониальной системы. Многие сотни американских военных баз были рассеяны по всему миру как опорные пункты экспансии и агрессии.
Адвокаты империалистической реакции развернули пропагандистскую войну против социализма, вскоре оставившую далеко позади усилия министерства Геббельса. Американская пропаганда уже в годы второй мировой войны исподволь вела подготовку к открытой идеологической войне против Советского Союза.
С этой целью была поднята на щит теория тоталитаризма. Понятие «тоталитаризм» было взято на вооружение нацистами, но потом перехвачено у них пропагандистской машиной Англии и США.
Этот термин стали употреблять в смысле полного подчинения индивидуума правящим кругам, под которым подразумевалось наделение центральной власти полномочиями принуждать любого человека к тем или иным действиям во имя государственных интересов. Нацисты использовали понятие тоталитаризма для критики буржуазной демократии справа, для обоснования неограниченной власти Гитлера, его «права» не считаться с правами граждан, «тотального» вовлечения всего населения в гитлеровскую военную машину. Англо — американская пропаганда военного времени ухватилась за термин «тоталитаризм», поскольку он создавал для нее возможность уклоняться от анализа классовой сущности фашизма как одной из разновидностей диктатуры монополистического капитала. А также потому — и это становилось главным, — что этот термин создавал удобный предлог для объединения критиков буржуазной демократии справа и слева, позволял доказывать, будто «все равно», уступает ли она место фашистским режимам или заменяется в результате пролетарской революции более высоким общественным и политическим строем. Речь, мол, во всех случаях идет о «тоталитарном бунте против демократии». Иначе говоря, теория «тоталитаризма» позволяла не замечать классовой общности фашизма с другими формами диктатуры монополий и клеветнически объявлять его «подобным» коммунизму. Но такое объединение под одним термином в корне противоположных социальных явлений и является фальсификацией, циничным трюком, рассчитанным на политическую незрелость людей, одурманиваемых реакционной пропагандой. Энгельс, характеризуя подобные «обобщения», иронически заметил: «От того, что сапожную щетку мы зачислим в единую категорию с млекопитающими, — от этого у нее еще не вырастут молочные железы»[325]. Запугивание «тоталитаризмом» стало одним из главных приемов ведения «холодной войны».
Под флагом антикоммунизма и мнимой «борьбы за свободу» американский империализм выступал в роли мирового жандарма, открыто или скрыто поддерживал западноевропейских колонизаторов, пытавшихся огнем и мечом подавить борьбу угнетенных народов за независимость, душил революционные движения повсеместно от Греции до Чили, от Италии до Филиппин, выступал прямым застрельщиком вооруженного «экспорта контрреволюции» в Китае, Вьетнаме, Корее, организатором реакционных заговоров в странах Центральной и Юго — Восточной Европы, где утвердился народно — демократический строй. В Советском Союзе империалисты США видели главное препятствие для осуществления своих планов утверждения мирового господства.
Едва умолкли пушки в Европе, уже в первые же недели после капитуляции нацистской Германии, когда еще продолжались боевые действия в Тихом океане, реакционная печать США стала дебатировать вопрос о третьей мировой войне. Так, газета «Чикаго трибюн» объявила, что «Советский Союз является единственным агрессором в мире». Ее достойный партнер — газета «Нью — Йорк дейли ньюс» призывала американцев готовиться для отражения советского вторжения на Аляску и Алеутские острова. 11 июня 1945 года журнал «Тайм» уже декларировал: «За последнюю неделю возможность третьей мировой войны все более и более ужасала мировую общественность»[326].
В 1947 году волна антисоветской истерии в США поднялась еще более высоко. Влиятельный сектор американской прессы вел прямую подстрекательскую кампанию, требуя немедленного использования американского атомного оружия. Так, в июне газета «Чикаго трибюн» писала в передовой статье, что, мол, США должны уничтожить Советскую власть, «пока мы это можем сделать. Это может быть сделано за 48 часов с ужасающими результатами». Конечно, раздавались в печати и голоса, выступавшие против этого безумия, но не надо забывать, что в большинстве американских городов соотношение числа изданий и тиражей открыто реакционной и либеральной печати было как 10: 1, а еще чаще как 50:1, а во многих местах печатались только крайне правые газеты и журналы[327].
