Виталий Пенской - Иван Грозный и Девлет-Гирей
Необходимо учесть еще и то, что, во-первых, памятуя о старинной вражде Больших и Малых ногаев, чтобы Гази-бий, глава Малой Орды, и Дин-Ахмад-бий, глава Большой Орды, сражались бок о бок. И если в Астраханском походе участвовала 1 тыс. «казыевцев», то почему их должно быть много больше в походе 1572 г. и тем более почему дин-ахмедовы мурзы должны были оказаться «правовернее» казыевых и отправиться в дальнюю и трудную экспедицию на Москву, «всев в седло» со всеми своими людьми от мала до велика? И те и другие должны беречься друг друга — ну а как соседи, воспользовавшись отсутствием боеспособных мужчин в твоем улусе, соберутся на тебя в набег, как это сделали астраханцы в 1521 г., основательно пограбившие Крым в то время, пока хан ходил на Москву? Большие же ногаи вдобавок ко всему обязаны были с опаской посматривать на восток, в сторону их старинного недруга казанского хана Хакк-Назара, недавно побитого ногайскими мурзами и жаждавшего теперь реванша{358}.
Одним словом, если посчитать всех ногаев вместе с черкесскими князьями, то на круг их выходит всего лишь несколько тысяч, и при любом раскладе меньше чем 10 тысяч. Одним словом, по всему выходит, что верхняя планка численности татарского воинства, выступившего на Москву в начале лета 1572 г., находилась где-то между 40 и 50 тыс. воинов, включая сюда ханских тюфенгчи и перевозимую на верблюдах легкую артиллерию[3]. Естественно, что армию сопровождал и значительный по размерам обоз-«кош»[4], тем более что речь не шла о простом стремительном набеге за ясырем, а о серьезной войне, о «прямом деле».
Итак, на берегах Оки, где пролегал главный рубеж русской обороны, предстояло встретиться двум армиям. Татар, видимо, было несколько больше и они имели несомненное преимущество в коннице. Русские же воеводы располагали большим числом пехотинцев и артиллерии, и к тому же их ратники опирались на заблаговременно возведенные полевые укрепления. Это позволяло парировать определенное численное преимущество татар, однако у них было серьезное преимущество. Девлет-Гирей наступал, а Воротынскому приходилось держать оборону, и, таким образом, татары владели инициативой (по крайней мере на первой фазе операции) и могли выбирать время и место боя. Поэтому крымский «царь» мог держать свои «полки» в кулаке, тогда как Воротынский, не зная точно, где враг нанесет свой удар, волей-неволей должен был растянуть свои силы «тонкой красной линией» вдоль берега Оки от Калуги до Каширы.
Все это делало исход схватки трудно предсказуемым. Цена ошибки была очень велика. Русское государство не только могло потерять Астрахань и так дорого доставшуюся Казань, а Иван — стать данником хана, но и оказаться отброшенной назад, больше чем на полстолетия назад, снова оказаться под угрозой татарских вторжений сразу с нескольких направлений. Неспроста впоследствии Иван IV писал, что в случае успеха Крым был бы только одной саблей, тогда как Казань другой, Астрахань — третьей, а ногаи — четвертой, и все бы они «секли» Русскую землю. Иван Грозный прекрасно все это понимал, и не случайно, прибыв в Новгород 1 июня 1572 г., он искал успокоения и ответа на терзавшие его вопросы в религии{359}.
§ 3. Битва. Начало
Итак, в течение поздней осени 1571 — начала весны 1572 г. Иван Грозный, Боярская дума и Разрядный приказ проделали огромную работу по подготовке новой кампании. Очевидно, на местах были проведены смотры служилых людей с целью выяснить, сколько их может выступить в поход весной 1572 г. «конно, людно и оружно», затем по итогам смотров «по городом» были разосланы государевы грамоты, «чтоб дети боярские были готовы и запас себе пасли на всю зиму и до весны и лошади кормили, а были б по тем местом, где которым велено бытии…»{360}. Зимой были составлены планы ведения кампании и подготовлены предварительные росписи полков и воевод. В конце зимы — начале весны 1572 г. служилые люди начали собираться в указанные места. Одновременно началась подготовка «украинных» городов и городов по «берегу» к осаде. Видимо, в конце марта Иван Грозный и Боярская дума «отпустили» на «берег» назначенных в полк «берегового» разряда воевод, дав им последнее напутствие. Об этом «отпуске» говорил во время местнического дела с князем Голицыным И.П. Шуйский. Эта церемония состоялась в с. Братошино, по нашему мнению, 16 марта 1572 г., в 4-ю «неделю» Великого поста. В таком случае и Иван Грозный мог, не торопясь, добраться из Братошино в Александрову слободу и встретить там английского посланника Э. Дженкинсона 23 марта, и воеводы успевали прибыть в назначенные им места к тому же дню на «берег»{361}. С 1 апреля в Поле были высланы сторожи, получившие задачу бдительно следить за появлением татар{362}. «Большие» воеводы, прибыв на место, начали проводить рекогносцировку местности, выбирая места для крепостей» и осматривая левый берег Оки. В Коломне, Серпухове и Калуге собирались запасы провианта и фуража для служилых людей{363}, а из Нижнего Новгорода по «полной воде» были перегнаны на Оку «струзи» для «плавной» рати. Примерно в середине апреля Иван Грозный прибыл в Коломну, где лично провел смотр собравшихся полков и проверил, как ведутся работы по подготовке надлежащей «встречи» крымского царя. И поскольку источники не сообщают ни о каких перемещениях, опалах или, паче того, казнях, он, видимо, остался доволен тем, что увидел, и отбыл в Москву.
Полки тем временем начали выдвигаться на указанные им в диспозиции места, а на берегах Оки закипели работы по возведению укреплений. Одновременно посошные люди строили «гуляй-город». Воеводы же, прибыв на места, провели смотры своих полков, приставленные к ним дьяки составили необходимые «памяти» и «списки», отосланные М.И. Воротынскому. К началу лета основные работы были завершены, и все замерло в ожидании грозы.
Девлет-Гирей тем временем неспешно собирал свои силы и тоже готовился к походу. Запустив машину войны, он уже не мог повернуть события в обратную сторону, даже если бы и захотел — как и у Ивана Грозного, у него пути назад уже не было. После громогласных заявлений, сделанных вслед за сожжением Москвы, позволить московскому государю и дальше оттягивать разрешение вопроса о Казани и Астрахани означало признать, что хан переоценил свои успехи и размеры того поражения, которое он нанес Ивану. На карту была поставлена не только репутация самого Девлет-Гирея, но и престиж Крымского ханства, его претензии на роль защитника и покровителя всех татар и ислама в Восточной Европе. В марте Девлет-Гирей дождался прихода ногаев и затем, собрав большую часть своих людей, примерно во второй половине мая вышел из Крыма и встал, скорее всего, на Молочных Водах, дожидаясь отстающих[5]. Собрав все свои рати в одно целое, в середине июня 1572 г. Девлет-Гирей начал свой, как оказалось, роковой поход на Москву.
Поскольку и конечная цель похода была хорошо известна, и силы, собранные ханом, позволяли расчитывать на успех, то, видимо, Девлет-Гирей и его лучший военачальник и родственник Дивей-мурза (сын Дивея был женат на дочери хана) не слишком озадачивались вопросом — по какому маршруту идти на Москву. Ими был выбран хорошо изученный татарами к тому времени путь — Муравский шлях. Двигаясь медленно (быстрому маршу мешал большой обоз и верблюды, которые отнюдь не являлись быстроходными скакунами), в первых числах июля ханское войско достигло верховьев рек Мжа и Коломак. Видимо, где-то в этом районе они были обнаружены русскими сторожами. Немедленно гонцы помчались с вестью в Путивль и Рыльск. Оттуда тамошние наместники князья Г.И. Коркодинов и Г.В. Гундоров отписали на «берег» князю М.И. Воротынскому, и в Москву князьям Ю.И. Токмакову и Т.И. Долгорукому об обнаружении неприятеля. 17 июля об этом узнал Иван Грозный[6]. Незадолго до этого «…государь царь и великий князь Иван Васильевичь всеа Русии из Новагорода от себя посылал на берег перед царевым приходом к бояром и воеводам и ко всей рати московской и новгороцкой (выделено мной. — П.В.) (Т.е. можно предположить, что речь идет все-таки о детях боярских, собранных со всех новгородских пятин, и в предварительной ведомости подьячим Разрядного приказа была допущена описка) с своим государевым жалованным словом и з денежным жалованьем князь Осипа Михайловича Щербатово Оболенсково, да Ивана Черемисинова, да думново дьяка Ондрея Щелкалова. И князь Осип Щербатой государевым словом бояром и воеводам и всей рати говорил, чтоб государю служили: “а государская милость к вам будет и жалованье”; и поехали к государю…»{364} Инспекционный характер поездки не вызывает сомнения, равно как и стремление Ивана приободрить засидевшихся и притомившихся от вынужденного безделья ратных людей государевым жалованьем и обещаниями будущих милостей и наград. Очевидно, что эта раздача оказалась как нельзя более вовремя — спустя несколько дней после отъезда государевых посланцев стало ясно, что ждать решающей схватки осталось недолго.
