Валентина Скляренко - 50 знаменитых загадок истории Украины
Летом 1878 года Илья Ефимович Репин познакомился в подмосковном Абрамцеве с содержанием письма запорожских казаков турецкому султану, который дерзко предложил им перейти под свое подданство. Народный, озорной, издевательский тон этого «сочинения» не мог не вызвать приступа неудержимого хохота у всех присутствующих и у самого художника. Он тут же набросал карандашом композицию сюжета. А через два года побывал в местах, где когда-то располагалась Запорожская Сечь: осмотрел уцелевшие укрепления, собрал одежду и оружие, сделал около сорока этюдов, множество зарисовок характерных типов старинного казачества. Впоследствии художник еще дважды ездил (сначала на Кубань, затем — на юг России) за материалами к будущему живописному произведению о запорожцах. Эти поездки, тесное общение с потомками буйной вольницы обогатили его впечатлениями, помогли вжиться в события далекого XVII века.
Целых двенадцать лет прожил мастер в окружении веселых, отчаянных людей. Естественно, что ему частенько приходилось с ними надолго расставаться. Но мысли о картине «Запорожцы, сочиняющие письмо турецкому султану» (один из вариантов названия работы) никогда не оставляли Илью Ефимовича — ее персонажи буквально «прописались» в мастерской, жили в семье.
Так, сыну художника Юрию выбрили голову «под казака», оставив лишь длинный «оселедец», который во время игр в «запорожцев» мальчик убирал за ухо. Ему также сшили специальный костюм: желтого цвета жупан с откидными рукавами и необъятных размеров шаровары.
«Работаю до упаду. Очень устаю, — писал художник, — уже заканчиваю полотно». И вот оно перед зрителями…
Вечереет, вьется дым костров, нет конца и края широкой степи. В центре весьма ехидно улыбающийся писарь. Над ним склонился, попыхивая люлькой, атаман всего запорожского воинства Иван Сирко, который только что произнес какое-то крепкое словечко. Не раз доходил Сирко до самого Стамбула и «такого пускал туда дыму, что султану чихалось, точно он понюхал табаку с тертым стеклом». Справа от него, схватившись руками за живот, изнемогает от смеха седоусый воин — совсем гоголевский Тарас Бульба. Возможно, Репин и не предполагал изображать Тараса Бульбу в этой компании. Но его богатырь-сечевик в белой папахе и красном жупане так смахивает на гоголевского героя, что трудно было отказаться от удивительного сходства. Именно таким и представляется многим Бульба — хохочущим от того, что предоставилась возможность насолить и приперчить зазнавшегося самонадеянного султана.
В действительности позировал Репину композитор А. Рубец, автор романса «Очи черные». Рубец был профессором Петербургской консерватории, его музыку ценили Чайковский, Римский-Корсаков, Мусоргский. Кстати, с седоусым запорожцем до сих пор не все ясно. Есть вполне официальные исследования, согласно которым внешность этого персонажа срисована с известного писателя и журналиста Василия Гиляровского.
Но вновь вернемся к картине. Полуголый казак, похоже, тоже нашел нужное и меткое словцо, а другой от восторга грохнул его кулачищем по спине. Улыбается стройный, красивый юноша в богатой одежде. Вся толпа запорожских «лыцарей» живет, шумит, грохочет. Каждому хочется высказаться, от души припечатать и «отчехвостить» султана. Но по первому зову атамана это, казалось бы, неорганизованное сборище готово не только идти на врага, но и живот положить за Сечь, потому как нет для них ничего дороже Родины, святее свободы, уз товарищества.
На холсте Репин проставил даты начала и окончания работы: 1880–1891. Это и есть первый вариант «Запорожцев», который хранится в Русском музее Санкт-Петербурга. Однако раскопки на острове Хортица дали Илье Ефимовичу дополнительные сведения о Запорожской Сечи. Прежний творческий замысел уже не удовлетворял его. Поэтому художник написал второй вариант, приобретенный позже Третьяковым для своей галереи; в начале 1930-х годов он был передан Харьковскому музею.
Итак, картину (хотя бы на репродукциях) видели, наверное, все. Но откуда упомянутые выше советские летчики из кино, и вообще все, кто цитирует строки письма, узнали его подробный текст? Ведь единственным доказательством существования того или иного документа может служить его оригинал или, на худой конец, копия. Именно потому, что ничего этого не сохранилось, вокруг письма запорожцев султану и возникает множество споров. Наиболее подробно исследовал эту тему в конце 90-х годов XX века журналист П. Супруненко. Далее мы опираемся преимущественно на данные его исследований, опубликованные в интернет-издании «Планета диаспора».
Письмо возникло не от досужего вымысла или по беспричинному поводу, а как бы в ответ на султанские угрозы, в которых не было недостатка в исторической действительности.
Письмо ходило в списках, переписывалось от руки простыми сельскими грамотеями, потом было напечатано и даже одно время продавалось как сувенирная продукция. Текст небольшой, почти полностью состоит из крепких выражений и соленых шуток, потому отдельные его фразы давно стали крылатыми и превратились в поговорки. Издеваясь над бесконечным перечнем титулов, которые обычно стоят после имени каждого «лунноликого» восточного правителя, запорожцы поиздевались над этим и наградили своего адресата еще десятком своих «регалий». Вспомним, как это выглядит: «Вавилонський ти кухар, македонський колісник, єрусалимский броварник, александрійський козолуп, Великиго и Малого Египту свинар, вірменська свиня, татарський сагайдак, кам’янецький кат, подолянський злодюга, самого гаспида внук і всього світу й підсвіту блазень, а нашего Бога дурень, свиняча морда, кобиляча срака, різницький собака, нехрещений лоб, хай би взяв тебе чорт! Ти — шайтан турецький, проклятого чорта брат і товариш, а самого люципера секретар!»
Когда писался этот оригинальный документ, точно неизвестно, хотя обычно под такими письмами ставится дата. Однако казаки и здесь пошутили: «Числа не знаєм, бо календаря не маєм, місяць на небі, рік у книзі, а день такий, як у вас, поцілуй за це в задницю нас!»
Допустим, что это — казацкая шутка. Но обычно такие приемы используют литераторы, стилизуя свои произведения под исторический документ. Между прочим, так и не найдено ни одного источника информации, из которого можно было бы узнать о реакции конкретного исторического лица — турецкого султана — на это письмо. Текст-то ему должны были, как минимум, перевести, ведь в том, что оно попало к адресату, нас упорно убеждают. И до сегодняшнего дня не ясно, как оценивают этот документ в современной Турции. Получается, запорожцы старались зря? Только для того, чтобы собраться вместе и сочинить документ? В это слабо верится. Потому эти обстоятельства лишний раз работают на подтверждение той версии, что никакого «письма запорожцев турецкому султану» на самом деле не существовало.
Как бы там ни было, но это письмо переводилось на разные языки. Один из первых вариантов был помещен в своеобразной писаной русской газете «Куранты» еще в 1621 году. Судя по тому, что впоследствии появились и другие варианты письма, единого образца не существовало. Потому нет единства у переводчиков.
Известный украинский фольклорист и литературовед Г. Нудьга собрал интересный материал на эту тему в своей книге «Переписка запорожцев с турецким султаном», которая была издана Академией наук Украинской ССР. Автор использовал печатные источники и неизвестные рукописи, найденный им в архивах Клева, Вильнюса и других городов. На их основании ученый доказал, что известное письмо запорожцев вообще нельзя считать настоящим историческим документом времен Запорожской Сечи. Именно материалами Нудьги и воспользовался в своих исследованиях упомянутый выше журналист Павел Супруненко.
«Да, султаны не отличались скромностью и благоразумием, — пишет П. Супруненко. — Они именовали себя „тенями бога на земле“ и „братьями солнца и луны“. Они не раз грозились пустить на приднепровские поля войско такой силы, что „затрясется мир, зарычат звери в лесу, море задрожит от ужаса“. Известно также, как запорожцы побеждали турок в боях. Потому, находясь в состоянии войны, воюющие стороны могли в бою не сдерживаться и применять любые приемы для достижения желанной победы. Однако дипломатические отношения стороны поддерживали на цивилизованном уровне. Свидетельство тому — реальная дипломатическая переписка тех времен, которая велась, как положено, сдержанно и деликатно. Никаких „кобылячих задниц“ и „свинячьих рыл“».
Зато подобные эпитеты являются главной отличительной чертой народного творчества того времени. Нетрудно догадаться, что письмо к султану — не официальный дипломатический документ, а вольная пародия на дипломатическую переписку. Жизненную силу, общественный резонанс и даже политическое звучание этому набору ругательств придали патриотизм, эмоционально зрелый юмор автора, его уважение к собственному достоинству.
