Лев Трегубов - Эстетика самоубийства
Потом из темноты с воинственными криками выбежали грозные существа, перевернули жертвенные котлы, разбили жертвенники и стали танцевать. Подобно ветру, дико носясь с места на место, они разбрасывали жертвенные предметы и посуду, которые летали по воздуху, словно сброшенные с неба звезды. Они с остервенением поглотили, осквернили или разбросали огромное количество еды для богов, она лежала в виде горы клецок, реки молока, холмов творога и масла, отмели меда. Съели они и сметану, и сахар, и жареные зерна, и глыбы мяса, и сласти, выпили весь приготовленный для жертвы напиток. После этого они бросились на застывших в ужасе богов, стали их бить и поносить, издевались над нимфами и богинями. Несмотря на то, что жертву охраняли все боги, она была уничтожена. Согласно «Линга-пуране» и «Бхагавата-пуране», Вирабхадра отрубил Дакше голову и бросил ее в огонь. Поэтому, когда успокоившийся Шива по просьбе богов оживлял мертвых, ее не смогли найти, и Дакше вместо нее посадили голову козла. Вариант этой легенды в «Вайю-пуране» содержит эпизод, в котором рассказывается, что Сати сама потребовала, чтобы Шива помешал жертвоприношению, и, стремясь оправдать своего супруга, бросилась в жертвенный огонь и сожгла себя в его честь.
Именно в связи с этой прекрасной легендой термин «сати» стал применяться в средневековой Индии к женщинам, сжигающим себя живьем на погребальном костре своего умершего супруга. Как мы можем убедиться даже на примере возникновения термина, обозначающего один из самых распространенных видов ритуального самоубийства, он несет на себе огромную эстетическую ауру, обусловленную влиянием древней прекрасной легенды о молодой богине и ее трагической смерти на костре.
Согласно той же легенде, Шива с обгоревшим телом Сати долго блуждал по миру, пока Вишну не разрубил его на множество кусков и не разбросал останки, сделав места, куда они упали, центрами паломничества. А спустя некоторое время, Сати, согласно древнеиндийским представлениям о возможности переселения душ, возродилась как Парвати и стала новой женой также возрожденного Шивы.
Что же касается истории возникновения в Индии самого обряда сати, дело обстоит значительно сложнее.
Точное определение его происхождения практически невозможно. Ни религия, ни древние законы не дают нам к этому ключа.
В четырех книгах Вед о сожжении вдов не упоминается ни слова. Один из тех стихов Ригведы, на который ссылаются брамины в доказательство того, что эта мера предписывается книгами Вед, признан всеми индологами за подделку. Изменение одного слога извратило его первоначальное значение в желательном для браминов смысле. Точный текст этого стиха, как было установлено, говорит нечто совсем иное, с чем гармонирует и следующий по смыслу стих Ригведы (X, 18), приглашающий вдову вернуться в мир живых, проводив мужа в могилу. Достоверно известно, что древнее индийское законодательство не требовало самосожжения вдов. О сожжении вдов не говорится даже у ортодоксального патриархального Ману, что доказывает ограниченный характер этого обычая. В более ранних сутрах о нем также ничего не говорится.
Интересна история уличения браминов профессором Уильсоном в фальсификации текста Вед и подлоге. Эта история описана в книге известной русской писательницы, много лет проведшей в Индии и изучавшей ее обычаи и правы, Елены Петровны Блаватской.
Уильсон — лучший индолог и санскритист своего времени, рылся в самых древних рукописях, пока не убедился, что нигде в гимнах Вед нет такого постановления — сжигать вдов после смерти мужа, хотя в законе Ману, оно как будто находится во всей ясности и так и было переведено Кольбруком и другими ориенталистами. Дело было совершенно бесперспективное, поскольку стараться доказать, что истолкование Ману неправильно, равнялось, в силу народного фанатизма, толчению воды.
Уильсон стал изучать Ману, сравнивая текст Вед с текстом законодателя. И вот что он нашел наконец: Ригведа повелевает брамину класть вдову до зажжения костра рядом с трупом мужа, а по совершении определенных обрядов свести с костра и громко пропеть над нею следующие стихи из Грихья-Сутры:
Вставай, о женщина! вернись в мир живых;
Уснув у трупа, просыпайся снова;
Довольно времени была ты верною женой
Тому, кто сделал тебя матерью его детей.
Затем присутствовавшие при сожжении покойника женщины мазали себе глаза «коллирием», и брамин обращался опять к ним со следующим стихом:
Приблизьтесь, женщины замужние, не вдовы;
С мужьями добрыми несите ги и масло.
Пусть первыми все матери восходят на алтарь
В одеждах праздничных и ценных украшениях
и т. д.
Именно предпоследний стих и был очень тонко и хитро искажен браминами. В оригинале стих читается как: «А роханту ганайо ионим агаре…» — буквально: «первыми — матери ступайте в утробу алтаря» (yonim agre, т. е. внутрь алтаря). Изменив лишь одну букву последнего слова «агре», которое они переделали в «агне» (огонь), брамины получили право посылать на протяжении долгих веков несчастных индийских женщин в yonim agneh — в утробу огня, то есть на костер.
Доказав это, Уильсон в середине XIX века подготовил почву для запрещения ритуала сати на территории практически всей Индии.
И не только Веды никогда не дозволяли сжигать вдов, но есть даже место в Яжур-Веде, где младший брат покойника, его ученик или даже, за неимением родственников, доверенный друг, в то время как готовятся зажечь огонь на костре, обращается к вдове и говорит ей следующее: «Встань, женщина, не ложись более возле безжизненного трупа; возвратись в мир живых, подальше от умершего супруга, и сделайся женой того, кто держит тебя за руку и желает вступить с тобой в брак». Правда, этот стих не доказывает отсутствия самосожжения женщин в Индии того периода, — даже наоборот, если к вдове приходится обращаться с просьбой сойти с костра, значит, у нее, очевидно, имеются намерение и возможность не сходить с него. Стих этот доказывает только возможность альтернативы для вдовы, возможность выбора, возможность повторного брака, чего полностью лишились женщины с дальнейшей жесткой ритуализацией данного обряда.
Впервые же он прямо упоминается у Вишну (XXV, 14). Известная в эпосе царица Мадри сгорает вместе с телом царя Панду, и четыре жены Васудэвы также сжигают себя с телом покойного.
В классической санскритской литературе вдовы почти всегда остаются в живых. Обычай сати широко распространился в Индии только в средние века ее истории и с течением времени вошел в правило у арийских каст. В связи с этим многие ученые объясняют обычай сожжения вдов в Индии только изобретением браминов с помощью искаженного ими упомянутого стиха Ригведы.
Однако существует и другая точка зрения, согласно которой этот обычай существовал в Индии в самый древнейший период ее истории и, быть может, с поднятием культуры в эпоху издания Вед был отменен. Доказательство этому видят в том факте, что подобного же обычая придерживались в древности многие индо-германские племена в самой Европе.
Собственно говоря, как справедливо отмечает известный русский исследователь истории и традиций Древней Индии Бонгард-Левин: «Один из самых известных гимнов „Ригведы“ — Пурумасукта (гимн о принесении в жертву мифического вселенского человека Пурушу) — мог появиться только в обществе, знающем человеческие жертвоприношения».
Как известно, человеческие жертвоприношения сопровождали обряды, совершаемые при сооружении жертвенных алтарей и других построек во многих древних государствах. Трупы убитых людей, коней, быков, баранов и козлов закапывались в основание алтаря, а кровь смешивалась с глиной, из которой выделывали кирпичи.
Традиция человеческих жертвоприношений ведет свое происхождение от первобытных времен человечества и отличается удивительным сходством понятий у первобытных народов всех стран. Так, на островах Фиджи еще в конце девятнадцатого века при погребении вождя удавливались его жены, рабы и даже друзья, для того чтобы он перешел в загробную жизнь в сопровождении своей земной свиты.
Эта же традиция имела широкое распространение и в Африке среди негритянских племен. Ярким примером тому могут служить известные человеческие бойни в Дагомее. Умерший дагомейский король должен был вступать в загробную жизнь в сопровождении многочисленной свиты, и поэтому на могиле его совершалось заклание многих сотен жен, евнухов, солдат, барабанщиков и певиц. Мало того: загробный штат его должен был через определенные промежутки времени подновляться новыми жертвами в этом мире.
У дикого племени даяков, на острове Борнео, рабы, обреченные закланию после смерти их господина, предварительно тщательно обучались своему делу, чтобы уметь прислуживать господину в будущей жизни. Известно также, что у всех даякских племен охота на человеческие головы была своеобразным национальным спортом. Обычай этот основан на убеждении, что душа обезглавленного становится рабой близкого охотнику покойника на том свете.
![Пётр Киле - Эстетика Ренессанса [Статьи и эссе]](/uploads/posts/books/199113/199113.jpg)
