Михаил Елисеев - Митридат против Римских легионов. Это наша война!
Поэтому будем исходить из сообщения Аппиана и того, что за ним последовало, а последовало поспешное отступление Лукулла из Армении, трудный переход в зимнее время через горы Тавра, и вспышка недовольства в его войсках. Почему после победоносного сражения римские войска не пошли на Артаксату, очень богатый город, бывший столицей Тиграна, и не стали брать ее штурмом, можно объяснить только тем, что это сама битва не была победоносной — в противном случае легионы никогда не отказались бы от той громадной добычи, которая их там поджидала. Аппиан также замечает, что уйти он должен был и вследствие недостатка продовольствия, значит, ему просто его не давали собрать, что опять-таки говорит не в пользу римлян. И главное, это то, о чем говорилось выше — Митридат и Тигран спокойно разделили свои силы, как будто римская армия уже не представляла для них опасности. Евпатор повел в Понт 4000 своих ветеранов и 4000 армянских всадников Тиграна, надеясь прибыть туда прежде, чем римские армии объединятся, и поднять на борьбу с захватчиками широкие слои населения. Победный гром этого похода прокатится по всей Анатолии, и будет услышан в далеком Риме, где отцы-сенаторы снова начнут метать молнии в своих нерадивых полководцев и задаваться главным вопросом, который мучил их уже не один десяток лет: когда же будет покончено с Митридатом?
Битва при Зеле
Митридат стремительно вел свою немногочисленную армию в Понт, прекрасно понимая, что время сейчас решает все, если Лукулл будет двигаться так же быстро, то вполне вероятно, что к его приходу римляне смогут объединить свои силы. Но не успели, и Евпатор у города Зелы с ходу атаковал войска легата Флавия Адриана, которому было поручено охранять завоеванную Понтийскую область. Это были те самые войска, которые отказались следовать в парфянский поход за Лукуллом, а остались на месте. «Привыкнув к богатству и роскоши, солдаты сделались равнодушны к службе» (Плутарх). В итоге все это воинство было разбито вдребезги мощным натиском тяжелой армянской кавалерии и отборной пехоты Митридата, оставив на поле боя 500 человек убитыми, горе-вояки бежали в свой лагерь и укрылись там от понтийских атак. Адриан перепугался не на шутку, освободив и вооружив всех рабов в лагере, со страхом ждал следующего дня, поскольку понимал, что царь Понта приложит все усилия, чтобы добить римлян в их лагере. Предчувствия его не обманули, атака началась с утра, и бои продолжались в течение всего дня, и вновь фортуна была благосклонна к сыновьям волчицы. Митридат, который лично водил в бой свои войска, был ранен дважды — камнем в колено и стрелою под глаз, царя унесли в лагерь, а штурм римских позиций прекратился. После этого на много дней установилась тишина, поскольку Евпатор занялся своим здоровьем, а римляне просто боялись выходить за лагерный вал, количество раненых у них было очень велико. Царь понимал, что темп наступления потерян и подкрепление к его врагам подойдет в любом случае, но и под его знамена приходили желающие сражаться с захватчиками, однако пока Евпатором занимались скифские лекари, ни о каких боевых действиях речи не шло. И как только Митридат встал на ноги, то он сразу же стал готовить войско к новому сражению, но и к Фабию уже пришла долгожданная помощь. Гай Валерий Триарий, второй человек в Азии после Лукулла, прибыл со своими когортами в лагерь и принял у Адриана командование. Не откладывая дела, и римлянин, и Митридат построили свои войска в боевые порядки и только собрались начать бой, как налетела буря и произвела в их лагерях страшное опустошение: повалила палатки, раскидала имущество, разогнала вьючный скот, а некоторых из людей опрокинула в пропасть. Посчитав все случившееся дурным знаком, враги разошлись, и все это очень напомнило историю с небесным телом, которое в начале войны упало между римлянами и понтийцами. Однако вскоре Гай Валерий снова решил вступить в бой с Евпатором, и было это вызвано обычным для римских полководцев явлением — желанием не делиться своей славой и добычей со своим коллегой. А здесь пришлось бы делиться, потому что Лукулл из самых лучших побуждений спешил на помощь своим соотечественникам — его столь длительная задержка была вызвана тем, что легионы открыто отказались ему повиноваться, и «римские солдаты праздно сидели в Гордиене, ссылаясь на зимнее время и поджидая, что вот-вот явится Помпей или другой полководец, чтобы сменить Лукулла» (Плутарх). За несколько лет непрерывных боев и походов, Лукулл, выдающийся стратег и неплохой тактик, так и не сумел найти общий язык со своими подчиненными, вызывая у них лишь острую неприязнь. Здесь свою роль играло буквально все: и надменность римского аристократа, смотрящего на всех свысока, и запрет на грабеж многих городов, взятых его войсками, и те лишения, которым проконсул подвергал свои легионы в погоне за славой и трофеями. Но, узнав о беде, в которую попали их соотечественники, римляне согласились с доводами своего полководца и поспешили им на помощь — только вот Триарий считал, что в этой помощи он не нуждается.
* * *Еще стояла ночь, когда Гай Валерий стал выводить из лагеря свои войска и медленно выдвигаться в сторону понтийских сторожевых постов, он рассчитывал захватить врагов врасплох, но дозорные вовремя заметили движение в римском лагере и доложили об этом Митридату. Царь распорядился поднимать войска без излишнего шума и готовиться к бою, ждать противника в лагере он не хотел, а решил дать сражение перед ним. Когда римскому полководцу донесли, что скрытно подойти не удастся и что их заметили, то он приказал больше не скрываться, а строить легионы, и вызывать врага на бой. Евпатор расположил свои войска классически — в центре пехота, кавалерия на флангах, причем заметив, что в тылу вражеских когорт остается болото, которое они обошли, когда выходили из лагеря, решил их в это самое болото загнать. Тяжелую армянскую конницу он сосредоточил на правом фланге, где и собрался нанести решительный удар. В атаку этих всадников он поведет лично, пусть сражаются с удвоенным рвением, видя царя впереди. Триарий тоже не мудрствовал, построив войска по привычной схеме: конница прикрывает фланги, а тяжелая пехота атакует в центре, поскольку именно на высокие боевые качества легионеров и был его главный расчет.
Сражение началось с первыми лучами солнца, и римский полководец сразу же послал в бой когорты, чтобы первым натиском опрокинуть врага и быстро решить дело. Навстречу им, сдвинув большие прямоугольные римские щиты, двинулись ветераны Митридата, те, кого обучали римские учителя, те самые воины, которые прошли с ним через все превратности войны, но остались до конца преданными своему царю. Подойдя на расстояние броска копья, два строя забросали друг друга пилумами, а затем, рванув из ножен мечи, пошли в атаку. Лавина бегущих римлян столкнулась с такой же лавиной понтийцев и началась рукопашная, воины рубили друг друга мечами, сбивали ударами щитов на землю, тех, кто упал, затаптывали ногами. Легионы усилили свой натиск, но понтийцы его выдержали и сами пошли вперед. Глаза римского полководца расширились от удивления, он и понятия не имел, что кто-то на востоке сможет в прямом бою устоять против легионеров. Пехота яростно рубилась по всему фронту, упорный бой не ослабевал ни на минуту, и Гай Валерий, видя, что натиск его бойцов не привел к решительному успеху, решил попытать счастья в кавалерийском бою. Он решил опрокинуть вражеских всадников на флангах, выйти в тыл понтийской пехоте, взять ее в кольцо и изрубить, правда, для этого надо было опрокинуть армянскую конницу, но Триарий знал из рассказов очевидцев, как легко громили ее солдаты Лукулла. Но он не учел одного — эту конницу подготовил лично Митридат, и он же ее возглавлял, а это дорогого стоило.
Над рядами римских всадников пропела труба и медленно, постепенно набирая разбег, они пошли в атаку, впереди ярким светом полыхнуло на блестящих доспехах царской кавалерии, это закованные в доспехи воины скинули свои плащи, которыми они прикрывали свои панцири от палящих лучей солнца. Грохотали понтийские барабаны, ветер развевал знамена Армении и Понта, а затем эти несокрушимые волны бойцов пошли вперед, разгоняя коней, прямо на строй идущей на них римской конницы. Впереди сверкающего сталью кавалерийского клина, на огромном боевом коне и сжимая в руке тяжелую сарматскую пику, мчался закованный в блестящие доспехи чернобородый гигант, за плечами которого развевался пурпурный плащ. «Митридат! — ревели идущие в атаку царские всадники, — Митридат!» — гремело над равниной грозное имя царя, которое понтийские солдаты превратили в свой боевой клич. Строй тяжелой кавалерии под командованием Евпатора ударил в ряды римлян, и они разлетелись вдребезги, сотни всадников попадали на землю, пронзенные армянскими копьями, тех, кого просто сбросили с коней, моментально затоптали копытами. Боя не получилось, римляне стали поворачивать коней и обращаться в бегство, не обращая внимания на отчаянные крики командиров, а Митридат, бросив за ними в погоню легкую конницу, повел свой отряд во фланг отчаянно сражающимся римским когортам. Легионы оказались между молотом и наковальней: от страшного удара ведомых царем всадников их строй рухнул и они обратились в бегство, в панике бросая оружие. Но уйти им не дали, зажав с двух сторон, легионеров оттеснили к болоту, где и начали безжалостно рубить стоявших по колено в болотной жиже римлян. Митридат выехал из этой бойни и повел своих всадников дальше по равнине, преследуя вражескую кавалерию, пока оказавшийся волею случая рядом с ним центурион, не рубанул его по бедру мечом, из-за доспехов не надеясь поразить царя в спину. Евпатор повалился с коня, а его друзья, окружив римлянина, поразили его копьями, а потом затоптали конями насмерть. Подхватив истекающего кровью Митридата, телохранители понесли его в тыл, а вот стратеги повели себя не лучшим образом и остановили преследование, чем вызвали немалое смятение в войсках. И пока понтийцы пребывали в этом беспорядке и выясняли, что же произошло, римляне развили такую прыть, что вскоре покинули поле боя. Толпившиеся на равнине солдаты требовали показать им царя — и как только врач Тимофей остановил кровь, Митридат с возвышенного места явил себя армии. В гневе он обрушился на полководцев, упрекая их в том, что они напрасно остановили погоню и позволили части римлян уцелеть. Вновь построив боевые порядки, Митридат повел свои войска через заваленную телами равнину на штурм вражеского лагеря. Но подойдя к распахнутым воротам, понтийцы с удивлением обнаружили, что за ними никого нет — сыновья волчицы в панике бежали, оставив все свое добро в руках победителей.
